- Братья и сёстры, -- сказал пастор, и микрофоны чётко разнесли его голос в переполненной церкви. -- Сегодня, в дни бедствия, не время для мирных проповедей, не время для святых слов. Ныне время для молитвы, горячей и искренней, -- так давайте помолимся вместе о нашем спасении! Если есть в этом мире справедливость, мы не останемся без защиты. Да оградит нас длань господня от всякого зла, от скверны и ужаса!

   Не вступил, как положено, хор, только сотни людей повторяли за священником слова молитвы на старинном языке, не вполне понятном Анастасии. Растерянная, она оглянулась на доктора.

   Саошьянт стоял в глубокой задумчивости, губы его шевелились, но Анастасия видела, что произносит он отнюдь не молитву. Скорее, было похоже, что он что-то считает в уме.

   - Что случилось? -- шёпотом спросила женщина, потянув его за рукав. Доктор взглядом попросил её помолчать.

   Молитва отзвучала, и пастор, глубоко вздохнув, словно сбросил непосильную ношу, произнёс:

  -- Прошу вас помнить, братья и сёстры, об одном. Мы ещё не знаем, как велика опасность, но следует готовиться к тому, что нам придётся вести битву за наш город, за наши жизни и жизни наших детей. Сохраняйте мужество, не будьте беспечны, помогайте ближним и уповайте на господа. С ним победим!

  -- Аминь! -- ответила вся церковь как один человек.

   Священник устало сошёл с кафедры, вытирая платком вспотевшую лысину. Люди потянулись к выходу из церкви, собираясь во дворе: стояли небольшими группами, тревожно оглядывались, женщины жались к мужчинам, дети -- к взрослым. Высокий сухопарый старик взмахнул рукой, привлекая внимание:

   - Не забываем -- уже темнеет, по одному не ходим! Движемся группами, у каждой группы должен быть фонарь! Проверьте -- фонари работают?

   Ответом ему были десятки лучей включенных карманных фонариков.

   - Хорошо! -- одобрил старик. -- Помним: пришли домой -- позвонили друзьям и родственникам, проверили, все ли добрались до дома! Детей -- на руки! Собак из дома не выпускаем!

   Саошьянта тронул за рукав молодой парень:

   - Вам куда идти?

   - Нам... а, нам в гостиницу.

   - Тогда идите с господином Хорном, вон он, -- парень показал рукой куда-то в толпу. -- Господин Хорн! Приезжих до гостиницы проводите?

   - Идите сюда, -- Хорн, рослый плотный мужчина с фонариком в руке помахал им рукой. -- Вы прямо со станции, что ли?

   - Да, приехали последним поездом. Я доктор Саошьянт, это Анастасия. Мы путешествуем.

   - Ну и время вы выбрали, -- проворчал Хорн, пожимая руку доктору. -- Мы ведь просили передать предупреждение, надеялись, что поезда не будут у нас останавливаться... Нет, никто не слушает! -- Он огорчённо взмахнул руками, свет фонаря метнулся по стенам старинной церкви.

   Рядом собралась группа ещё из полусотни людей, некоторые держали на руках детей. Хорн пересчитал спутников:

   - Ну, пошли, с богом. Не отставайте! -- И он решительно двинулся с площади вниз по крутому склону холма, где, казалось, прямо под ногами горбились черепичные крыши городка.

   Доктор зашагал рядом с ним, крепко держа за руку Анастасию:

   - Что происходит? Кого вы опасаетесь?

   - Крыс! -- рявкнул Хорн. -- Вы там у себя в столицах, наверно, думаете, что крысы все повымерли ещё в средние века, да только у нас это не так!

   - У нас тоже, -- заметил доктор. -- Но ваши крысы -- это, судя по всему, не просто грызуны. Они чем-то особенно опасны?

   - Они огромны! -- зарычал их проводник, взмахнув фонарём. -- Ростом с двухлетнего ребёнка и ходят на задних лапах! Это не звери, это... я не знаю что! Чудовища, адские порождения! Эй, -- он отвернулся на мгновение от доктора, -- не разбредайтесь! И смотрите по сторонам! Йозеф, свети на тротуары, куда ты фонарём тычешь! Вы, дамочка, как вас там, идите к мужчинам поближе, а ребёнка возьмите на руки. Если тяжело, дайте вон Паулю, пусть он несёт.

   - А почему мы так спешим? -- спросил доктор, следуя за своим проводником в лабиринт темных улочек. -- Вы что, знаете, когда появятся крысы?

   - Мы знаем, что у нас есть буквально несколько минут прежде, чем они появятся, -- буркнул Хорн. -- Сейчас они не выйдут. Они боятся органа. Пока последнее эхо не умолкнет в последнем переулочке, крысы не высунут носа... эй! Эй, Отто, я кому говорил, чтобы не спускали детей на землю?! Возьми его на руки быстро и шевелись, шевелись!

   На каждом перекрестке толпа разделялась, растекалась по улицам, но поодиночке не уходил никто: семьи шли тесными группками, одиноких женщин провожали мужчины, детей - взрослые. Река огней от множества фонариков таяла, распадаясь на отдельные ручейки.

   Анастасия в очередной раз споткнулась и повисла на руке доктора:

   - А что у вас с уличным освещением? Ни один фонарь не горит!

   - Тоже крысы. Портят проводку, грызут кабели, не успеваем чинить - опять всё растерзано... У нас теперь и трамвай из-за этого не ходит - депо обесточено, провода над улицами оборваны.

   - А, так это я за рельсы запнулась... -- поняла женщина. -- Как же вы живёте?

   - Плохо, фройляйн, -- сурово ответил Хорн. -- Скоро останемся совсем без света, без тепла - да что там, одна только котельная и спасает. Она на угле, от неё и греемся. Дизельный генератор обслуживает только больницу, его охраняют круглые сутки, чтобы ни одна крыса не пролезла. А света нет даже в домах, топим печки, где они есть. Многие разыскали на чердаках бабушкины примусы и жгут остатки керосина. До полного коллапса нам осталось от силы дней семь-восемь.

   - Да, -- согласился доктор, -- положение не из легких. Хорошо, что мы здесь...