В спорте Серёжа отдавал предпочтение гимнастике, фехтованию и стрельбе. Но в школе оружия не водилось, а игры с мячом его не интересовали. На уроках физкультуры он чаще проводил время со штангой, пока остальные играли в волейбол.

Зимние каникулы не прошли даром. Серёжа самостоятельно стал осваивать технику масляной живописи. Ещё минувшей весной родители подарили ему на день рождения набор масляных красок. Двенадцать тоненьких тюбиков, помещённые в картонную коробку, источали приятнейший запах льняного масла. Серёжа был уверен, что художником может стать только тот, кто полюбит этот запах с первого раза, кого этот запах будет побуждать к творчеству. Позже он купил в Колокольске кисточки, разбавитель и несколько приклеенных на картон холстов небольших форматов. В школе Серёжа стал посещать кружок рисования, где нашёл себе нового друга – серьёзного и целеустремлённого Васю Вятичева.

Вместе друзья стали ходить на этюды, вместе проводить время. Эти первые выходы на природу с красками по силе полученных впечатлений были сродни эмоциональному шоку. Неважно было, какими получались первые работы, главным было другое – какие чувства при этом испытывали юные художники. Яркое солнце, безудержный свет, тугой чистый воздух, опьяняющий запах красок, вызывали непреодолимое желание передать свой восторг на холсте. Друзья писали этюды, пейзажи, пробовали свои силы в портретах, натюрмортах и других жанрах.

В жизни Серёжи наступал новый период, из подростка он превращался в юношу, а за этим следовали новые переживания, новые чувства, размышления, желания, мечты и разочарования. Одной из первых книг, прочитанных в это время, была «Как закалялась сталь» Николая Островского. Примеряя на себя образ главного героя книги – Павки Корчагина, Серёжа попросил бабушку сшить ему будёновку. Бабушка сшила, и Серёжа стал ходить в будёновке везде, и даже в школу.

В начале марта Серёжа как художник получил первое задание – нарисовать школьную стенгазету. Разложив на столе лист ватмана, он отмерил середину и во всю верхнюю половину листа вывел гуашью три большие буквы. Эти три буквы должны были означать заголовок газеты. Текст внизу, как правило, писали девочки, у которых был подходящий для этого почерк. На следующий день Серёжа отнёс газету в школу и представил классной руководительнице, но та, несмотря на своё гуманитарное образование и многолетний опыт работы, от неожиданности растерялась и, сделав изумлённое лицо, повела автора вместе с его «работой» на представление к директору школы. Юрий Михайлович, как бывший фронтовик, конечно, оценил смелость и новый, незаношенный подход к обычному пионерскому поручению и даже слегка посмеялся.

– Это ты сам придумал? – спросил он, улыбаясь.

– Сам.

– Оригинально…

Юрий Михайлович хотел сказать ещё что-то, но, перехватив испуганный взгляд классной руководительницы, понизив голос, спросил:

– А старшая… видела?

– Не-ет…

– Ну хорошо, и не показывайте ей, а то шум поднимет.

Директор, конечно, имел в виду руководительницу школьной пионерской дружины – сверхактивную старшую пионерскую вожатую, умевшую достать своим жалом каждого, не разбирая: свой – чужой. Вздохнув, он попросил Серёжу заголовок переделать.

– Так надо, брат, – сказал он напутственно.

Серёжа нёс домой новый лист ватмана и сожалел, что его труд, его находку общество, пусть даже и в лице одной учительницы, не поняло и не оценило. А жаль…

– И что плохого в том, – думал он, – что газета, посвящённая женскому дню, называлась бы «ЕВА» ? Разве Ева не была первой женщиной? И чем она хуже других? И вообще, что это за праздник, который не для всех, а делит население посёлка по половому признаку?

Серёжа чувствовал, что что-то нечестное и неправильное скрыто в этом странном и непонятном ему празднике. «Что это значит – «женский день» ? – задавал он себе вопрос. – Когда «женский день» в бане – это понятно. Это значит, что мужчин не пускают. Но почему тогда «женский день» 8 марта женщины не хотят отмечать без мужчин? Выходит – туда нельзя, а сюда можно? Уж лучше бы назвали этот праздник «днём женского непостоянства».

Он вспомнил, как отец рассказывал, то ли в шутку, то ли всерьёз, что когда он ещё мальчишкой до войны работал в колхозной конюшне, то старший конюх Перетятько велел ему как-то дать лошадям овса.

– Всем давать? – поинтересовался Валерка.

– Забыл, какой день сегодня? Только кобылам давай, а у энтих, – он махнул рукой в сторону жеребцов, – праздник уже прошёл.

Заголовок он, конечно, переделал, но это уже не грело. Теперь на листе красовалась просто календарная дата – 8 марта.

– А почему бы не 8 июля? По крайней мере, с цветами не было бы проблем… А для марта достаточно и Масленицы – разве мало?

В апреле Серёже исполнилось четырнадцать лет – момент в жизни ответственный. Детство осталось позади, а впереди – океан чувств и переживаний. Он уже научился варить суп, сплёл первую вершу, собрал простенький транзисторный приёмник, сделал парусный корабль и несколько картинок маслом. Немного, конечно, но это было только начало…

После очередного партийного съезда по радио было объявлено, что страна переходит на пятидневную рабочую неделю с двумя выходными днями. Правда, сам рабочий день станет на час длиннее. Сообщение прогремело громом. Одни думали о том, как теперь использовать свободное время, другие не знали, куда теперь его девать. А у жён свои страхи…

– Совсем сопьются мужики…

– Имею право отдохнуть!

– Молчи уж! ..

– Партия об народе завсегда думает – целый день на опохмелку добавила!

Растревоженным пчелиным роем гудел заплёванный Дунай. Быстрорукая Дуся то и дело давила на длинный рычаг сифона, нагнетая в большую дубовую бочку необходимое давление. Пузатые гранёные кружки совершали свои привычные круговороты – от стойки к заваленным рыбьей шелухой столам и обратно – ставились под разлив. Пена ползла через край, а ждать отстоя не у каждого хватало терпения…

– Давай, не задерживай!

– Держи, Пармёныч…

– Лёха, привет! Иди к нам…

– Дуся, ещё парочку…

Отдыхал народ после трудового дня. Сбрасывал усталость, выпускал пар. Душа общения требовала, а где же утолить эту человеческую потребность, как не здесь? Дома жена… Там не поговоришь. Только в Дунае и можно. А Дуся не выдаст, она своё дело знает…

Сизое облако дыма дремало на промасленных кепках как на горной гряде, не желая покидать притомлённое помещение.

Все дни рождения в семье Полыниных приходились на первую неделю апреля, только у бабушки и младшего брата они были в мае. Как правило, отдельно они не отмечались, иногда сводились к какому-то одному дню, обычно к ближайшему выходному. В 66-м году воскресеньем было десятое апреля.

В этот день в клубе шёл новый фильм «Гусарская баллада». Покупая за двадцать копеек билет на дневной сеанс, Серёжа не догадывался о том, какую огромную роль в его жизни сыграет этот фильм. Он покорит его с первых кадров, с первых звуков чудесной музыки. Он пробудит в нём неведомое ещё чувство любви, накроет его с головой и навсегда войдёт в его жизнь как один из самых любимых фильмов на свете.

Серёжа сидел в своём любимом девятом ряду и, не отрываясь, следил за тем, что происходило на экране. А там творилось чудо! Он впервые увидел тот мир, которым давно и страстно увлёкся, – с того времени, когда впервые увидел пластилиновых солдатиков на столе у соседа Жени. Он уже собирал по крупицам любую информацию о периоде наполеоновских войн, что-то читал и узнавал о том славном времени, он уже любил это время, но пока не догадывался, что любовь эта останется с ним на всю жизнь, и тут такое…

Серёжа был потрясён, душа его пришла в смятение, из глаз текли слёзы. Он тайком размазывал их по щекам, опасаясь, что кто-то может заметить. Он впервые видел своих героев живыми и горько сожалел лишь о том, что так поздно родился. Вот оно – его время, в нём он должен был жить, а всё, что происходит вокруг – не его, чужое, и он тут случайный гость. По ошибке… Сердце не могло выдержать такого напора охвативших его чувств, оно захлёбывалось от любви не только к героине, но и ко всему, что творилось на экране.