За двадцать минут обсудили любимые книги, фильмы, поделились фактами своей биографии: Женя пожила в Европе, пока я рос в Сибири, и была, как и Сигита, старше меня на два года. Но все это лишь поверхность, на самом деле я совершал какой-то внутренний переворот, водил своим пролетарским членом по ее мидл-класс половым губам.

Позвонила Сигита и попросила приехать к ней. Она только что потеряла сознание в аптеке. Врачи сказали, что это то ли паническая атака, то ли сосудистая дистония.

– Это что такое вообще? Болезнь творческих людей? – спросил я. Меня испугало и расстроило то, что все это происходит в такой момент. Неужели мы настолько сильно привязались друг к другу, что моя эрекция на другую вырубает Сигиту в прямом смысле слова.

– Не ругайся на меня. Мне плохо, – ответила тихонько Сигита.

Начались первые морозы. К метро я шел по корочке льда, то дразня себя, то ругая. Я заночевал у Сигитиной мамы. Когда сама Сигита уснула, долго лежал там в ванной с книгой, на которой не мог сконцентрироваться. Не знал, что мне делать. Мне казалось, что моя простата болит из-за недостатка секса. Хотелось настоящих ярких оргазмов, страсти, минетов, плоти. Я лежал в воде и направлял теплые струи душа себе под мошонку, было очень приятно. Я чувствовал жизнь в простате, подавляемое желание, энергию, которая перегнивает во мне.

Они как будто лежали голые: Женя, мой персональный пропуск в мелкобуржуазную идиллию, внучка советского кинематографического классика, манила меня. Вставить ей было все равно, что порвать пленку, отделяющую меня от реальности обеспеченных людей. Деньги и предметы меня не особо интересовали, но очень важно было стать путешественником между мирами, и пока я знал только свой мирок, а мне хотелось заглянуть в другой – прямо в своей оборванной одежке.

И Сигита – близкая моя душа, родное прекрасное дно, с ее беспомощностью, простой мамкой, всю жизнь пытающейся добиться достатка, и отцом, неизвестно куда пропавшим литовским моряком.

А между ними я, хватающийся за обеих.

Сигита еще несколько дней мучилась паническими атаками, а потом они с мамой пошли гулять и подобрали больного щенка. Она позвонила и попросила неделю не проведывать ее – у них в квартире теперь жила чесотка.

– С добром всегда так, – прокомментировал ситуацию Михаил Енотов. – Будь готов и к проказе, и к чуме, если встаешь на его сторону.

– Причем тут добро или зло? – говорю.

– Ну как. Они попытались вылечить щенка. Такие вещи наказываются.

Моя девушка кормила щенка из пипетки и лечила чесотку у себя дома на «Алексеевской», а я вечерами переписывался с Женей, сидя на старом стуле в общаге. Один наш разговор начался с того, что она похвалила рассказы, которые я пишу, то есть мою будущую книгу, а закончился ее фразой:

– Я люблю сосать член.

Так я перестал сомневаться: она читает мои мысли. Настолько я был примитивен. Мне нужен секс с Женей прямо сегодня – тогда все и решится, сказал я себе, и тут интернет закончился. Был темный вечер. Нужно было звонить ей, спровадить Михаила Енотова и расчехляться. Но он, похоже, последние дни тоже читал меня как газету.

– У тебя появилась новая цыпа? – спросил Михаил Енотов. – Я сегодня никуда не уйду. За тобой нужно следить.

– Я же взрослый, – возразил я.

Он сказал, что идея не очень хорошая. Лучше потерпеть, пока Сигита вылечит чесотку, поставит на ноги щенка, сама оклемается от своих панических атак. Тогда я уже расстанусь с ней и начну спать со своей новой бабой. В такой же суматохе он не готов освободить комнату для моих потрахушек.

Я постучал в дверь к Доктору Актеру.

– Док, пожалуйста. Мне нужен твой логин и пароль. Завтра я закину денег на интернет, а сегодня дай попользовать.

Доктор Актер вообще был не жаден, но на этот раз удивил.

– Не могу, – серьезно и даже испуганно сказал он.

– Как это?

– Не могу, – повторил Доктор Актер.

– Да что значит не можешь? – заорал я, как будто это был вопрос жизни и смерти. – Продиктуй или напиши на бумажке. Я подключусь со своего компа, но не буду смотреть порнуху, просто переписка у меня! Все нормально будет с твоим трафиком.

– Не могу, – твердо сказал Доктор Актер. – Это мой пин, это мой логин. Все равно что ты будешь спать с моей девушкой.

Я вернулся в свою комнату и несколько раз пнул шкаф. Михаил Енотов лежал на своей кровати с книгой Дмитрия Орехова «Два будды».

– Ого, как припекло, – сказал Михаил Енотов. – Но Док, конечно, тоже странно себя ведет.

Мой мобильник звонил. Это была Женя. Я вышел в коридор и сказал ей неожиданно истерично:

– Я не такой! Мне надо определиться, я не могу сидеть на двух стульях сразу! – и бросил трубку.

Тут же позвонила Сигита.

– Ты почему не звонишь? Поговори со мной. Ты не скучаешь? – спросила она.

Стараясь успокоиться, я поговорил с ней. Просто без подготовки решил ей все выложить, чтобы не зайти дальше.

– Слушай. Я немного влюбился. Но я хочу остаться с тобой.

Сигита не плакала, не ругалась, но была расстроена. Договорились, что будем держаться нашего союза. Когда я закончил разговор, сразу получил эсэмэс от Жени:

«Тогда сиди на своем старом проверенном стуле:(».

Мне нужно было успокоиться. Я решил принять ванну. Всегда брезговал это делать в общаге, но сейчас было все равно. Сполоснул рыжую от ржавчины ванну, набрал воды. Было хорошо. Я слышал, что Доктор Актер вышел в коридор и говорит Михаилу Енотову:

– Стасик, угомони своего бешеного друга. Почему он так себя ведет? Я ему не младший брат!

Он ответил Доктору Актеру что-то насчет того, что зажать интернет для соседа как минимум нелепо.

Я занырнул с головой, чтобы спрятаться от смущения, чуть подавился водой. Выждал, когда их диалог закончится, и вынырнул, отплевываясь.

Джинсы валялись на полу, телефон лежал в кармане. Я уже немного расслабился, когда пришло еще одно сообщение. Вытер руку и прочитал:

«Я у общаги. Внизу. Жду тебя».

Через пять минут мы целовались на крыльце и пили коньяк, который Женя привезла с собой. Меня быстро шибануло. Как во сне, мы валялись на диване в фойе шестого этажа, потом я пытался ее раздеть на кухне своего десятого на деревянной лавочке. Еще она сидела на плите, скрестив ноги за моей спиной, я терся ширинкой ей между ног через колготки. Мы гуляли по акведуку и уговаривали пьяного бомжа встать с замерзшего тротуара. Женя уехала под утро, оставив меня со стояком и пытающимся понять, что же это было.

Моя намечающаяся интрижка сработала быстро и терапевтически: у Сигиты прошла и чесотка, и панические атаки. Через пару дней она изъявила желание вернуться в общагу.

Только вот щенок умер. Вроде бы начал выздоравливать, даже играть с Оскаром, а потом опять слег и уже не вставал. Вызывали ветеринара, но и тот не смог помочь.

Начались морозы, и я тащил труп щенка в пакете. Сперва было нормально, но когда тело заледенело в жутко неудобной позе, а пакет порвался, стало казаться, что это полуметровое тельце весит тонну. Сигита шла рядом, я останавливался каждые двадцать метров: поворчать, перехватить, отдышаться. Мы немного проехали на троллейбусе, потом тащили его от остановки. План был такой: попросить у наших вахтерш лопату и закопать его в парке за улицей Касаткина.

В этот вечер было слишком холодно, где-то минус двадцать. Я прикинул, что мне не раскопать землю в такую погоду. Спрятал труп щенка за мусоркой. На следующий день было немного теплее. Я предложил Джиму помочь мне. Неожиданно он отказался.

– Как это? – спросил я наивно. – Ты же христианин.

– Ну и что? – ответил Джим. – Выбрось труп в мусорку. Это же не человек. У него души нет.

– С ума спятил? Как это нет души? Это же не кусок пластмассы, а зверь. В мусорке он оттает и будет вонять. К тому же этот пес был дорог моей девчонке. Надо его похоронить нормально.