Следующим этапом сближения Петра I Петровича Негоша с Россией стало участие Черногории в войне России и Австрии против Турции (1787-1791 гг.), когда призыв присоединиться к военным действиям владыке поступил как из Петербурга, так и из Вены. По утверждению В. Жмакина, «владыка Петр подозрительно отнесся к предложениям Австрии. Он склонился в пользу войны с турками тогда только, когда получил от русского посла при Венецианской республике, Мордвинова, известие о том, что и Россия начинает войну с Портой» [46, с.414]. Между тем, на наш взгляд, учитывая неприятный опыт общения Петра I Негоша с российскими чиновниками, более объективно мнение Д. Радойевича, считавшего, что выбор в пользу Петербурга стал результатом сильных прорусских настроений, царивших в черногорском обществе, в результате чего «на собрании (Черногорском собрании – Л.Ц.) победило течение, которое выступало за русскую протекцию» [168, с.520]. Владыка не противился мнению народного большинства, так как ввиду многочисленных интриг и борьбы за власть в Черногории, ослабленной военными набегами скадарского визиря Махмуда Бушатлии, поддержка менее популярной Австрии могла ослабить его авторитет. И хотя официальное обращение российских властей содержало призыв вступить войну ради защиты интересов христианства, Петр I Негош рассчитывал, что в случае победы Черногории удастся добиться независимого статуса от Османской империи. Но его желание не осуществилось, так как в тексте Ясского мирного договора между Россией и Турцией, Черногория не фигурировала вообще. Российские власти в официальной переписке с австрийским двором признавали ее независимость: «Порта, осознавая политическое существование Черногории, и не скрывая того, что эта страна находится вне всякой зависимости от нее, не может иметь ничего против ее сношений с Россией» [168, с.521]. Однако для формального международного признания Черногории ссылок на переписку было недостаточно.
Далее в отношениях между Россией и Черногорией под управлением Петра I Негоша наблюдается резкое ухудшение, связанное с интригами, направленными против него отлученным от Церкви архимандритом Стефаном Вучетичем, бывшим соратником владыки, который «начал распускать разные неблаговидные слухи касательно владыки Петра Петровича, его двора и отношений его к России, рассчитывая таким путем подорвать доверие к нему русского правительства и при его сильной помощи удалить его с митрополии и занять его место» [46, с.418]. Вучетич обвинял митрополита в ненадлежащем исполнении богослужебных дел, в продаже церковных ценностей с целью собственного обогащения, а также в попытках включить Черногорию в состав территории Наполеоновских Иллирийских провинций. Войдя в доверие к высшему российскому руководству, включая глав Священного Синода и министерства иностранных дел, Вучетич добивался полного отстранения владыки Петра I от правления Черногорией и ссылки его в Сибирь, что подтверждается письмом, адресованным Священным Синодом владыке. Для осуществления данного задания в Черногорию вместе с Вучетичем был направлен генерал российской армии, черногорец по происхождению, Марко Ивелич. По мнению В.Жмакина, руководимые личными интересами захвата светской и духовной власти в стране, они продолжили очернять образ владыки в глазах российского руководства. Но добиться отстранения Петра I от правления страной и ссылки его в Сибирь не смогли – сплотившись вокруг владыки, черногорцы отправили резкий ответ Священному Синоду, в котором заявили: «Господин наш, митрополит, остался в здешней церкви совершенно независимым ни от какой власти. И в самое древнее время христианскую веру мы приняли не из России, а от греков, и Россия по церковным правилам вовсе не имеет таких прав над нами, какия святейшие отцы синодальные заявляют, в отношении нас в своей грамоте. Мы до сих пор совершенно не знали того, что святейший русский синод имеет власть и попечение о славяно-сербском народе, который живет вне русских пределов» [46, с. 445-446]. Консолидация черногорского общества с целью отстоять своего правителя, аналогично тому, как это произошло с Петром I Негошем, будет описана Петром II Негошем в драматической поэме «Самозванец Степан Малый» в сцене, где князь Долгоруков требует казнить самозванца, но черногорцы отказываются это исполнять по той причине, что Степан их устраивает как правитель и при этом, считая, что русский посланник не имеет права вмешиваться в их внутренние дела:
Може бити у многим стварима
код вас право а код нас неправо,
код нас право а код вас неправо,
како што је ово за Шћепана [100, IV, с.172-173].
Однако в понимании поэта разница между Степаном Малым и владыкой Петром I колоссальна: первый был самозванцем, в отличие от второго – легитимного правителя Черногории. «Степан появился в Черногории как узурпатор власти. Отстранение же от власти прямых предшественников Негоша со стороны Степана должно было оскорбить Негоша, и это стало причиной, почему Негош-поэт придал ему меньше значения и внимания, чем следовало бы» [166, с.156].
Нужно отметить, что в истории Черногории притязания на власть (духовную и светскую) имели место практически при каждом правителе из династии Петровичей-Негошей. Сам Петр II также столкнется с черногорскими псевдопатриотами Иваном Ивановичем Вукотичем и Матеем Вучичевичем, которые, подобно Вучетичу и Ивеличу, посредством клеветы российским властям пытались унизить его перед Россией и ограничить влияние в Черногории. Попытки захватить власть посредством лжи и интриг (включая самозванство) были частым явлением в истории Черногории. Причем в ходе таких событий Россия всегда играла важную роль, ввиду своего духовного значения для черногорцев, а также оказываемой финансовой и военной поддержки. Вероятно, в этом и была одна из причин того, что Негош взялся на написание драматической поэмы «Самозванец Степана Малый». В ней говорится о том, что кроме непревзойденной доблести, черногорскому национальному характеру присущи и негативные черты (упрямство, жадность, легковерие); но это является не причиной национальных дезинтеграций, а следствием: в стране, где главная забота народа – найти хоть какой источник пропитания, легкие деньги (получаемые через власть) всегда будут притягательны. Это Негош понял как на своем опыте, так и из истории правления своего дяди. Петр I, будучи мудрым человеком, эти особенности национального характера своего народа знал, однако относился к ним по-философски, не перенося интриги, претензии на власть и клевету черногорских мигрантов, переехавших в Россию, неизменно воспринимая эту страну как союзника и защитника.
Славянский (российский) вектор политики всегда был важным элементом программы Петра I Негоша. Но главным приоритетом его деятельности оставалась Черногория, стремление отстоять и придать правовой характер ее независимости, а также упрочить благополучие черногорского народа. По этой причине в период охлаждения отношений с Россией, осознавая необходимость в мощном союзнике для противостояния Турции, владыка устремляет свои взоры на Францию, которая тогда создала Иллирийские провинции с автономией в составе французской империи. Сама по себе данная идея импонировала Петру I Негошу, поскольку таким образом впервые после дезинтеграционных процессов средневековья часть южных славян смогла объединиться и в рамках автономии развивать свою культуру, язык и суверенность. Однако вскоре вся Европа убедилась в том, что политика Наполеона носила не освободительный, а захватнический характер. Осознав это, Петр I становится ярым противником французского монарха, доказательством чего является его самоотверженная борьба против наполеоновских войск на Адриатике, подробно описанная и воспетая Петром II Петровичем Негошем в Десятой песне «Свободиады». Тогда черногорцы воевали на стороне России, что придавало их борьбе смысл братского единения с целью освобождения славян, проживающих на Адриатическом побережье. Эта военная кампания для Черногории закончилась лишь большими людскими потерями, не принеся желаемого расширения территории за счет присоединения Боко-Которского залива и других городов Адриатики. Но, по мнению историка Ж.Андрияшевича, таким образом Петр I восстановил в глазах российского императора образ Черногории как верного союзника России: «Свое непослушание он должен был искупать походом на фронт и жертвованием черногорцев ради бессмысленных боев, которые проводили русские офицеры. И для него, и для Черногории трагически обернулась вера в то, что он может безнаказанно брать от России деньги и получать политическую защиту, в то же время тайно проводя переговоры с ее политическими противниками» [152, с.237-238].
