– Моя игра, – сурово сказал Фабиан, отправив в рот одну из «фигур». – Теперь ты должен мне сорок тысяч сестерций. Запомни!

– О нет, Фабиан, ты обсчитался, – запротестовал Дион, с напыщенным видом нацарапывая черточки на стенах. – Сорок одну тысячу. Ты забыл про ставки на мушиных бегах, когда моя муха позорным образом попала в вентиляцию!.. Привет! – он обернулся к Квинту. – Проснулся наконец?

– Угу, – зевнул Квинт, приподнимаясь, и осторожно пощупал шишку на голове. – И страшно рад обнаружить, что у меня такие богатые товарищи. Удивляюсь, как это вы не подкупите Бальба и весь легион заодно.

– Да, верно, – хохотнул Дион. – Только, боюсь, число черточек на стене их не впечатлит. Вся наша наличность – четыре медяка на двоих. А у тебя?

– Немного лучше. Мне дали денег на дорогу, но я… кажется, не особо потратился.

– Расскажи-ка о своих приключениях с самого начала, – серьезно произнес Фабиан. – Мы тут просто убивали время до твоего пробуждения.

Два гонца, естественно знали мрачную историю римских неудач до отбытия Фабиана из Лондона, и внимательно слушали повествование Квинта о марш-броске на юг, о речи губернатора перед офицерами, о бойне в Лондоне и том, как Квинт добровольно вызвался стать гонцом. Даже жизнерадостное лицо Диона вытянулось.

– Плохи дела, – тихо сказал он. – Только боги судьбы знают, что сейчас происходит с войсками Светония. Ты говоришь, он собирался идти на север к Темзе и ждать соединения со Вторым? Давно ли ты вышел.

– Ну… – Квинт начал подсчитывать. – Я выехал днем в понедельник, и прошло… сейчас вспомню… два с половиной дня. Сегодня должен быть четверг.

– Но сегодня пятница, – сказал Фабиан, взглянув на зарубки, отмечавшие дни.

Квинт недоверчиво уставился на него. Его густые черные брови сдвинулись.

– Меня все время мучает странное чувство, будто я как-то потерял день. Ничего не понимаю.

– Возможно, из-за удара по голове, – добродушно сказал Дион. – Из-за этого все путается. И вообще, это неважно.

Квинт знал, что шишка на голове здесь ни при чем, но промолчал. Нужно было решить более насущные проблемы.

– Каковы, по вашему мнению, намерения префекта? Просто держать нас здесь до бесконечности, пока – или если – Валериан не излечится от безумия?

Молодые люди кивнули.

– Таково мое предположение, – добавил Дион. Последовало мрачное молчание, затем Квинт произнес:

– Если бы могли как-то передать трибунам наши послания…

Фабиан покачал головой.

– Сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное. Они, в основном, германцы, как и большая часть легионеров. Не думаю, что они взбунтуются против своего командира, особенно, если Постум скажет им, что письма поддельные, а я считаю, что он, свиноголовый тупица, заставляет себя в это верить.

Квинт вздохнул, подавленный неопровержимостью этих доводов. Снова последовала пауза. Затем Квинт вскочил и яростно крикнул:

– Но – Марс и дух моего возлюбленного отца! Мы должны вырваться отсюда и вернуться к Светонию! Мы не можем просто сидеть здесь, как крысы в норе, зная, что происходит! Мы нужны своему легиону, да и мой легат Петиллий нуждается в той слабой помощи, что я могу ему оказать. Ведь они, может быть, в эту минуту сражаются с Боадицеей!

– Точно, – Дион чуть улыбнулся, затягивая ремень на сандалии. – Мы с Фабианом давно пришли к такому же выводу.

– Да, конечно, – извиняющимся тоном произнес Квинт. Он принялся мерить шагами узкое пространство между сундуками. – Как насчет Бальба? – через некоторое время спросил он. – Его нельзя оглушить, когда он приносит еду?

– Мы никогда не видели стражника, – отвечал Фабиан. – Он просовывает еду вон в ту дыру.

В нижней части двери было прорезано квадратное отверстие дюймов на восемь, закрытое запертой снаружи деревянной ставней – ясно… Да, ведь большинство казначейских помещений построено так, что они могут временно служить темницами.

– Но есть одна, очень слабая надежда, – медленно произнес Дион. – Пятница – день выплаты жалованья. Сюда приходят за деньгами для солдат, и от этого нельзя отказаться; если не желаешь вызвать подозрении. В прошлую пятницу Фабиан еще не прибыл, и я был здесь один, когда пришли Постум и Бальб и взяли необходимые деньги. Они меня связали, и можете представить, что при моей комплекции и безоружный, я вряд бы мог сразиться с этим дубоголовым слоном… Но теперь нас трое, и ты, Квинт, уж совсем не маленький…

– Но не такой большой, – скромно признал Квинт, однако глаза его внезапно зажглись. – Но это замечательная мысль, чудесная! Наконец-то у нас есть шанс.

Фабиан кивнул. Он был не столь впечатлителен, чем остальные, но на свой лад был возбужден не менее их.

– Мы должны подготовить все очень тщательно, – сказал он. Обдумайте каждую возможность и постарайтесь быть к ней готовы.

Часы тянулись. Они понятия не имели, сколько прошло времени, но были уверены, что все еще день – по слабому проблеску света из вентиляции. Дион считал, что в прошлый раз за армейским жалованьем приходили на закате, и когда отблеск померк, насторожились и умолкли.

Они уже закончили приготовления, в основном, заключавшиеся в том, чтобы снова превратить Квинта в нечто подобное римлянину, ибо одежда силура здесь только привлекла бы лишнее внимание – подкоротили длинные местные штаны, и прикрыли тартановую рубаху плащом Диона. При этом Квинт удивился, ощутив что-то твердое под рубахой на груди и обнаружил пряжку Реганы. Он сжал ее в ладони, и несмотря на всю свою настороженность, ощутил наплыв невероятной радости – радости и покоя. Словно приоткрылась ставня и в просвете он увидел милое лицо, глядящее на него с любовью, и услышал тихий, нежный голос:

«И однако, я хочу, чтобы ты когда-нибудь вспомнил… Это сохранит тебя в безопасности».

– Квинт, Квинт, – Дион вытянул шею, чтобы рассмотреть пряжку, – это, конечно, не дамская брошка? Или британские дамы такие носят? Хотя, теперь я припоминаю, что ты как-то упоминал девушку, которая тебя сопровождала… уж не пустил ли наш слепой божок Купидон случайную стрелу?

– Да заткнись ты, Дион! – Квинт со смущенной усмешкой прикрыл пряжку рукой. – Я очень рад, что у меня есть эта вещь. У меня такое чувство, что она принесет нам удачу. – И поспешил спрятать пряжку за пазуху.

– Что ж, удача нам нужна, – мрачно заявил Фабиан. – Никто, даже щедрая милость Фортуны не спасет нас из этой ловушки, и я клянусь поставить ей жертвенник, если она защитит нас.

Квинт и Дион пробормотали ту же клятву, и умолкли.

Они ждали.

Через некоторое время их чуткий слух уловил шум в прихожей, и затем медленный скрип засова в двери.

Молодые люди мгновенно вжались в стену за дверью. Неожиданность была их единственной надеждой.

Поначалу план работал превосходно. Дверь широко распахнулась. Вошел Бальб со связкой ключей к сундукам. Он был в шлеме и полном вооружении, с блистающим мечом. Следом шел префект, его слоновое тело также было заковано в церемониальные Доспехи из позолоченной бронзы с красными шнурами – таким он должен был предстать перед легионом. Он был без шлема, иначе гребень его мел бы потолок, и без оружия, полностью полагаясь на мощь своих огромных рук.

– Ну, где они? – спросил он Бальба.

Трое понимали, что их обнаружат не больше, чем за секунду, на эту секунду они и рассчитывали. Они выскочили из-за двери. Фабиан, сжимая столовый ножик, бросился на Бальба, а Квинт и с Дионом бросились под ноги префекту, и вцепившись в них, совместными усилиями попытались лишить великана равновесия. На миг Квинту показалось, что они преуспели. Когда Квинт с отчаянной силой обрушил кулак на его массивную челюсть, гигант дрогнул и со сдавленным хрюканьем пошатнулся. Крупная голова префекта моталась из стороны в сторону, скорее от удивления, чем от ударов Квинта, поскольку до тугодума с трудом доходило, что происходит.

Он пытался поднять руки, но не мог, поскольку Дион болтался на них, как обезьяна, а Квинт продолжал бить.