– Как ты… Зесь?
– Не напрягайся, Генри. Я прочитал твою больничную карту. Не советую тебе сейчас много говорить. – Протягивает мне розовый листок с прикрепленной к нему визиткой. – Если ты не позвонишь мне, как поправишься, то я буду ждать тебя здесь с нетерпением. А в травматологию возвращаются все рано или поздно.
Пробую улыбнуться, но уголки рта не могут изобразить хоть что-нибудь дружелюбное, поэтому приходится ограничиться кивком.
– До встречи, Колдвэл. Жду звонка!
Обязательно! Неужели это шанс спастись?
Домой еду на такси – да, ненужная трата денег, но жалость к себе побеждает. Челюсть продолжает ныть, голова гудит, хотя соображать уже могу. Почти полноценный человек. Думаю, мне сейчас лучше, чем Тому. Хочу в это верить. Злюсь на него, но не могу назвать врагом. Понимание это или сочувствие, сложно сказать. Увы, не все способны держать себя в руках. Я бы тоже не смог.
Элис позвонила Лин с моего телефона, пока был в отключке, и рассказала о произошедшем. Об этом я узнал, от своей любимой беременной женщины – она в истерике. Увидев меня живого и стоящего на своих двоих, Лин кидается мне на шею и плачет. Никаких слов здесь не нужно. Про встречу с Аланом не буду рассказывать, суеверно боюсь сглазить. У меня есть еще два дня, чтобы окончательно прийти в себя. Так написано в больничном – листке розового цвета с моими данными, печатью и подписью. Если верить Элис, то купить можно все. Сколько тогда стоит такой документ?
***
– Хочу устроить ей сюрприз на годовщину, а у нее учеба. Мне нужна твоя помощь, Рич. Хочу сделать Лин предложение…
– Генри…
– Только ты мне можешь помочь. Я бы не стал просить о помощи, будь у меня другой выбор. Другой способ… И тут я попадаю в больницу и встречаю тебя, Рич! Это ли не знак?
Все время, пока мы пили с ним кофе в небольшой уютной забегаловке, мой старый друг смеялся и жизнерадостно размахивал руками, как несколько лет назад в школе. Но когда рассказал Алану легенду о романтической обстановке, свадьбе и Лин, его взгляд потух и теперь старательно избегает встречи со мной. Он как будто спрятался в свой панцирь.
– Генри, я знаю тебя достаточно, поэтому не буду прикидываться дурачком. Если ты мне не скажешь о реальной причине твоей просьбы, то я тебе не помогу.
Этого стоило ожидать, но я надеялся, что смогу солгать так, как этого требует ситуация. Ведь и я слишком хорошо его знаю – Алан Ричардсон всегда был на шаг впереди Генри Колдвэла. Мне доставалось серебро, роль второй скрипки, утешительные аплодисменты. Он придумывал, а я помогал выполнять. И сейчас он меня прочитал.
– Я не могу…
– Значит, ты все-таки вляпался. – Не отрывает от меня пытливых черных глаз, пылающих любопытством. – Либо ты рассказываешь, что заставило тебя соврать мне, либо я прямо сейчас ухожу.
И я рассказываю. Шепотом, постоянно оглядываясь по сторонам, замолкая, когда мимо кто-то проходит. Все, что мне удалось узнать на данный момент, – обо всем теперь знает Алан. Говорю и говорю, не останавливаясь, и мне становится легче. Как же тяжело должно быть моей маленькой Лин, изолированной от всего мира.
После окончания моей исповеди взгляд Алана сосредоточился на какой-то точке вне этого помещения. Он думает, взвешивает все за и против, как мне кажется, ищет способы помочь мне.
– Зря я попросил тебя все рассказать. – Он не отводит глаз от своих мыслей. – Одной проблемой стало бы меньше в моей жизни.
– Если есть шанс…
– Я тебя не понимаю, Генри! – гневно повышает тон, ни о какой дружбе не может быть и речи, все в прошлом. – Хочу понять, но не могу! Я мечтаю о счастливой семье много лет! А ты готов отказаться от всех возможностей!
– Я тоже хочу счастливую семью…
– О, нет, Генри! – Молнии непонятной для меня агрессии разлетаются во все стороны. – Ты, мистер Колдвэл, хочешь приключений на жопу! Хочешь быть героем для своей подруги! Для всего мира! Счастье у тебя под носом, мой друг. И я не собираюсь тебе помогать его просрать.
Растерянно молчу. За все время, сколько мы знакомы, таким вижу его впервые. Мы прошли через множество ситуаций: были и драки, и ссоры, но такого негатива никак от него не ожидал.
– Счастье в возможности двигаться вперед. – Он успокаивается. – И быть с тем, кого любишь. Меня система лишила такой возможности. Просто потому что однополые связи политика CHILDFREE расценивает как болезнь. И не делает скидок. Либо переступаешь через себя, либо в спецгород стариков. Выбор без выбора…
Каждое его слово пропитано злобой, обидой, усталостью, тихой ненавистью и болью. На моих глазах Алан Ричардсон стареет. Его смуглая кожа бледнеет, глаза проваливаются и выцветают. Ему, как и всем нам, нужно выговориться.
– У тебя есть возможность выбирать по-настоящему. Научись это ценить. Если пойдешь против системы, лишишься счастья сам и ограбишь Лин. Я могу тебе помочь с больничным, Генри, но не буду. Обдумай как следует то, что я тебе сказал.
Он встает и протягивает мне руку для прощания.
– Рад был тебя видеть. Надеюсь, ты примешь правильное решение и мы еще посмеемся над твоей идиотской идеей.
***
Когда я шел на встречу с Аланом, представлял, как вернусь в нашу с Лин квартиру. Как с легким трепетом от предвкушения внутри меня все будет переворачиваться, и через улыбку пролью на Лин лучи счастья. Как расскажу ей обо всем, и это волшебное победное чувство передастся ей. И нам обоим на время станет легче. Я этого хотел. Искренне в это верил.
Не верю в судьбу. Мне нравится думать, что моя жизнь зависит от меня. Но я верю в знаки. И я был уверен: встреча с Аланом Ричардсоном добавляет смысла моему знакомству с Элис, из-за которого получил по лицу от Тома и попал в больницу. И именно в ней больничные листы выдает мой друг детства. Это ли не знак? Неслучайные случайности случаются неслучайно.
Но эта петля моих жизненных событий привела в тупик. Она оказалась обычным набором бесполезных ситуаций, где я просто плыл по течению. И продолжаю плыть. Огромный ребенок продолжает собирать свой бессмысленный конструктор. И на первый взгляд деталь, идеально подходящая деталь, оказывается совершенно чужой.
Вижу лицо моей маленькой Лин. Круги под ее глазами могут рассказать о многом: о безвыходности, о нечеловеческой усталости, о нехватке солнечного света в тесной конуре, пропахшей позавчерашней едой. Но глаза… Ее глаза продолжают верить в меня. Вера, надежда, любовь – чувства с привкусом безысходности.
Безысходность – мое второе имя.
«Знакомьтесь: Генри Безысходность Колдвэл!»
Поклон.
Если Стиви Лескот решит на следующий корпоратив устроить маскарад, я приду в своем обычном офисном наряде и буду всем говорить, что у меня костюм Безысходности. Все равно эту иронию не сможет понять никто. Кроме, может быть, Алана. Алана Бывшего Друга Ричардсона. Моя голова вернула прежнюю форму, но чистота мысли глушится приступами сильной боли. Нужны таблетки, для них нужен рецепт, для которого нужно снова идти в больницу – еще одна бесполезная цепочка событий. Не пойду за рецептом, потому что не хочу видеть Алана. Я в него верил. Я верю в сказки.
Никогда бы не подумал, что моим злейшим врагом станет Время. Я его ненавижу! За скоротечность. За бесконтрольность. Черт возьми, за смелость, которой у меня нет! Казалось бы, у меня в руках песочные часы на десять минут. Вижу, как песчинки тонкой струйкой тянутся сверху вниз. Мне нет до них никакого дела. От этого они как будто становятся легче. Или, может быть, держатся крепче друг за друга, не давая упасть вниз. Но вот я сосредотачиваюсь на мысли, что мне нужно спешить, делать что-то быстрее, куда-то бежать, что-то придумывать. И мой злейший враг Время раздвигает узкое стеклянное отверстие, рассчитанное точно на десять минут, и песчинки лавиной летят вниз. В этой лавине оказываюсь и я. Без вести пропавший.
Не могу выбраться из этой западни, где даже мысли отказываются слушаться. Они не хотят подниматься на крутую гору, к еще невидимой вершине, где таится сокрытое от меня решение. Там я обнаружу способ найти больничный для Лин. Или, может быть, что-нибудь еще. Но сейчас все мысли разбегаются в разные стороны от очередного приступа головной боли. Они бегут назад, к воспоминаниям о том, как раньше было хорошо и спокойно. Ставлю локти на свой рабочий стол, руками закрываю глаза и вспоминаю. Там, несколько лет назад, у нас с Лин все только начиналось. Единственной проблемой были экзамены. Как же мы их боялись! Сколько было нервов и переживаний!