– При чем здесь я? – Пусть открывается или уходит.

– Генри. – Понижает голос и подается вперед, строго смотрит на меня исподлобья – теперь атакует она. – Я не буду рассказывать о своих чувствах к тебе, как бы ты этого ни хотел. Ты достаточно взрослый мужчина, чтобы все понимать. И я считаю, ты способен на гораздо большее, чем уже имеешь. Я вижу это в тебе.

Ее голос гипнотизирует, отпечатывает слова где-то внутри меня. «Чувства к тебе». «Взрослый мужчина». «Способен на гораздо большее». «Я вижу ЭТО в тебе».

– Жизнь слишком коротка, чтобы лишать себя удовольствий. – Рука Элис ложится на мою. – А если ты думаешь, что совесть – это дар, то ты ошибаешься. Она больше похожа на болезнь. Но даже с ней можно договориться. Или на крайний случай утопить в море роскоши и наслаждений. Только представь…

Освобождаю свою руку и хватаюсь за кофе. Глоток. Еще глоток. Слишком горячо и горько. Наблюдательное молчание Элис затягивается. Я ее сбил. Но не ослабил. Она коротко кивает и выпрямляется. Еще секунда – и моя спутница полностью поглощена приемом пищи. Следую ее примеру.

Молчание нагнетает шторм. Нет ни малейшего представления о ее следующем шаге. Что еще она может сказать? Что должен ответить я? Что я вообще могу сказать этой неотразимой женщине? Что у меня есть любимая беременная девушка? Моя маленькая Лин… Для Элис даже это не будет аргументом. Она видела, как при первом же сближении я был готов ее поцеловать. Хотел поцеловать. И это гораздо хуже. Предвкушаю раскаты грома.

– Я хотела сброситься с крыши, когда у меня забрали ребенка. – Столовые приборы стремительно теряют тепло ее рук, пальцы теребят салфетку на бедрах. – Стивен не дал мне этого сделать. Звонил, когда не мог прийти. Потом я вышла на работу, повышение, много интересных заданий, специально подобранных Стивеном. Они полностью меня поглотили. Такая реабилитация. Я ему очень благодарна. Он помог мне по-другому посмотреть на себя, на мою жизнь. Во мне как будто что-то щелкнуло. Какой-то выключатель. И теперь я живу только для себя. Удовольствие, наслаждение, счастье. Вот ради чего стоит жить, Генри.

Элис берет кофе, рука немного дрожит, поэтому она сразу же призывает на помощь вторую. Видимо, ей дорого обходится эксгумация этих воспоминаний. И они все еще способны уколоть ее. Щелчок выключателя оказался холостой? Или «счастье для себя» – просто самообман? Не стану спрашивать об этом. Ей и так тяжело.

– Что случилось с отцом ребенка?

– Ничего. Это был фиктивный брак и такой же фиктивный секс только для возможности двигаться дальше. Развиваться как личность.

Мои глаза округляются. Ответ Элис отправляет в нокаут. Все оказывается так «просто».

– Что тебя удивляет? Эти условия доступны для всех. – Теперь она наслаждается происходящим. – Чтобы получить привилегии от прохождения процедуры, нужно быть в официальном браке. Это не очень сложно, учитывая, что девять месяцев пребываешь в состоянии беременности. Потом развод, и каждый продолжает жить в улучшенных условиях. Все честно.

Теперь она полностью пришла в себя и стала прежней сильной и уверенной в своих силах Элис. Снова щелчок выключателя? Забавно, кажется, я даже слышу этот характерный звук. Клац! Меня сильно качает влево: сначала голова – она задает движение, следом плечи и торс. Стул кренится и перестает быть моей опорой. Что происходит? Пытаюсь поймать край стола, но уже поздно. Правая рука успевает ухватить складку длинной накрахмаленной скатерти. Твердый пол притягивает к себе. Острая боль в челюсти справа. На меня падают столовые приборы, стакан воды, уже пустая тарелка, кружка с остатками кофе. В голове звон сотен колоколов. Передо мной оказывается чье-то лицо. Кажется, оно со мной разговаривает. Пытаюсь открыть рот. Клац! Голову отбрасывает вправо. В шее что-то хрустнуло. Звон усиливается. Хочу открыть рот, но ничего не получается. Жуткая боль пробивает голову насквозь. Опять это лицо. Не могу разобрать слов. Не могу его узнать. Все плывет перед глазами.

– …Колдвэл! …предупреждал! Таблетки, Колдвэл! …моя должность, кусок ты говна!

Это Томас! Муть немного начинает проходить. Он снова размахивается для удара! Пытаюсь, что-то сказать, но нижняя челюсть не слушается меня. Получается только мычать. Черт, как же больно! Поднимаю руку, чтобы хоть как-то защититься от свежей порции страданий. Крик! Это его крик. Томаса трясет, как при эпилептическом припадке. Несколько секунд, может быть, три, он нависает надо мной, потом заваливается на бок. Шокер? Силуэт сотрудника охраны. За ним белеет блузка Элис. Как флаг. Кажется, отключаюсь.

***

– У вас легкое сотрясение, мистер Колдвэл, и двухсторонний вывих челюсти. Вам повезло, что нет перелома, поэтому мы вас долго не задержим.

От больничного света голова болит еще сильнее. Врач – девушка лет тридцати в привычной маске мятного цвета, оставляющей открытой ее усталые глаза с лучиками морщинок в уголках.

– Старайтесь как можно реже открывать сегодня рот. А когда соберетесь зевнуть, обязательно придерживайте рукой. – Она сверяет что-то в своем планшете. – Я дам вам еще пару часов. Больничный лист заберете на стойке регистратуры. Поправляйтесь.

Провожаю ее взглядом и закрываю глаза. Еще пара часов – все, на что хватает моей медицинской страховки. Хотя жаловаться не приходится. Пробую сжать зубы, от чего в области скул появляется ноющая тупая боль. Думал, будет хуже. Ощупываю свою голову: от щек до висков кожа отекла и почти не чувствует прикосновений.

– Мне сказали, ты проснулся. – Вошла Элис.

– Шосем пуохо выляжу? – Каждое слово дается с большим трудом из-за боли и отека.

– Ну, твоя голова стала круглее. – Прикрывает рот ладошкой, прячет улыбку. – В таком виде на вечеринках лучше не появляться.

Она садится на край кровати и кладет руку мне на грудь. Сейчас Элис уже не выглядит такой сильной властной женщиной. Чувствую исходящее от нее тепло.

– Ты бился как лев…

– Хуатит, – выдавливаю слова, пытаясь сдержать улыбку. – Ме ажело смеаца.

– За что он тебя так?

– Сиви дожен быу… Дожност, – говорить со сжатыми зубами похоже на чревовещание. – Эо поышение… Не мое.

– Его не могут уволить только потому, что лечащий врач постоянно продлевает ему больничный. В какой-то степени Тому повезло. Такие неподкупные врачи – редкость. – Щурит глаза. – Он слишком быстро сломался.

И снова холод.

– Обычная ситуация. Он не первый и не последний. Всегда кто-то сдается. Система это учла. Обслуживающий персонал тоже нужен. – Элис отворачивается, выдыхает и продолжает говорить спокойнее: – Отчасти меня это и вернуло к жизни. Не хотела подчищать за блестящими ублюдками с полными кошельками денег.

– Ты… Сама сыала такой. – Перевожу дыхание. – Разе нет?

Ледяной пронизывающий взгляд Элис мысленно вырывает мою нижнюю челюсть и выкидывает в окно.

Она встает, поправляет блузку и направляется к выходу.

– Выздоравливай. – В дверях сквозь зубы, перешагнув через себя.

Так было нужно и только поэтому. Если бы на моем месте оказался кто-то другой, не было бы ничего: флирта, обеда, ожидания в больнице, откровенных разговоров. Но для чего ей все это? Почему именно я?

Два часа пролетают незаметно в тревожном полусне. Моя одежда не в лучшем состоянии, чем ее хозяин: пролитый кофе и пыль с пола оставили на мне еще несколько мрачных пятен. Нужно забрать больничный лист.

– Я надеялся, что это будешь ты. – По ту сторону окошка регистратуры на меня смотрит довольное смуглое лицо Алана Ричардсона, моего школьного друга детства. – Нет, ты не подумай, Колдвэл, я тебе сочувствую, но встрече рад больше.

Детство в спецгороде не отличалось разнообразием развлечений, но Рич всегда умудрялся найти приключения. Наша дружба началась с кибербола. Алан придумал, как на синтетический газон для футбола направить электромагнитное поле и наэлектризовать мяч. Все закончилось небольшим взрывом, оставившим полгорода без электричества на пару часов. Тогда я первым поддержал его идею. Потом мы постоянно сидели за одной партой, за одним столом во время обеда и даже договорились, чтобы нас поселили в одной комнате школьного общежития. Среди моих воспоминаний о нем только тепло и приятная ностальгия. На выпускном мы клялись не теряться во взрослом мире, но так случилось, что с того времени вижу его в первый раз.