Все это Локко вспомнила, едва услышав одно слово. Но тут же ей стало не до копания в памяти по поводу наличия сведений о тихом бунтаре, ведь он добавил:

- Я здесь уже двое суток. Никого не «вселяли», а значит, тебя заперли раньше.

Черт! Черт подери!

Раз гермафродит провалялся в отключке больше двух дней, то выходит, Люцифера точно уже отправили восвояси. И, скорее всего, с ним никогда больше не получится встретиться!

Подавитель и батареи хорошо сделали свою работу. Вместо всплеска горестных эмоций, который наверняка отразился бы на окружающей обстановке не лучшим образом, - слезы и тихие всхлипы. Локко почти не чувствовала отчаянья, лишь невероятное опустошение, от которого хотелось лечь и накрыться с головой. Так она и поступила.

Без брата мир показался холодным и тусклым. Сейчас бы, как никогда, пригодится старый родной свитер в радужную полоску, но он остался в личном шкафчике девчачьей спальни. Жесткая школьная форма царапалась и слабо грела, даже если до упора натянуть складчатый подол юбки на колени в штопанных колготках, и давившаяся плачем Локко дрожала в нервном ознобе.

Спустя какое-то время слезы кончились и высохли, а кокон из покрывала вокруг тела собрал хоть немного тепла, чтобы подарить спасительную дремоту.

Собственно, сидящим в одиночках подросткам ничего не оставалось, кроме как дремать или читать бумажные книги, зачастую учебники. Маленьким детям в таком положении было проще развлечь себя - им выдавались игрушки, но с возрастом наказание ужесточалось само собой.

Зато потом, выпущенные на относительную волю, Генераторы старались ловить больше положительных эмоций и меньше огорчать своих наставников. Любителей сидеть с подавителями в одиночках было наперечет, и психологи подозревали у таких ребят разные недуги с головой, вроде мазохизма.

Вряд ли к ним относился рецидивист Десятый, у него просто имелись какие-то свои счеты с местными правилами.

В системе наказаний за плохое и поощрений за хорошее поведение многие маги усматривали бреши. За негативным излучением, словно кнут, следовало принудительное “отключение” в виде успокоительного или снотворного, а затем одиночка. За позитивное излучение хвалили разными способами, чаще всего дарили подарки.

Дрессировка, проверенная годами, однако - во всех случаях Источникам следовало придерживаться общепринятых социальных норм.

И вот здесь шла трещина, ибо не только люди, но и маги были совершенно разными, со своими привычками и заскоками. Кто-то радовался аромату цветов, при обонянии которого сам “расцветал” так, что хоть напрямую с него заряжай аккумуляторы. Другой любил красиво одеваться и гладить пушистых собак.

Но не всем радость дарили одобряемые обществом вещи и явления. Третий ловил кайф от зажимания девочек по углам. Некто тайком воровал, или вовсе, как Велиал, изводил всех вокруг тычками, придирками и откровенными побоями. Многие наслаждались своей особой силой и властью, не обращая внимания на пострадавших.

Кто-то хотел запретной любви.

И это тоже давало “положительные”, то есть подходящие для сохранения в сотах и дальнейшего использования человечеством, эмоции!

Для того, чтобы запретами не обрубить Генераторам совсем уж всю энергетику, работникам напичканного камерами и жучками Зимпа приходилось тщательно отслеживать происходящие безобразия, ПОЗВОЛЯЯ ИМ ТВОРИТЬСЯ В ДОПУСТИМЫХ ПРЕДЕЛАХ.

Велиал мог “незаметно” бить малолеток, пока не калечил их и не доводил дело до взрывов.

Локко могла тащиться со сводного совершеннолетнего брата, пока не пыталась завязать с ним более плотные отношения, или не доводила дело до взрыва.

И вот - довела.

Сейчас она, наверно, ничего удобного и полезного не излучала.

“Какая разница, если Люца больше здесь нет”, - судорожный вздох. - “Мне можно вообще не покидать эту камеру… Буду жить тут неделями, как Десятый, и люди скоро забудут про меня…”

Но воспоминание про обитателя камеры напротив уже отвлекло гермафродита от жалости к себе. В голове начали всплывать вопросы, которые раньше отодвигались более важными мечтами о прелестях Люцифера и возможности будущей совместной жизни с ним. Маленькие воображаемые радости про дом и семью…

Почему Десятый упорно, раз за разом, оказывается в неудобной, маленькой и одинокой комнате с подавителем? Никакой интроверсией не оправдать стремление угодить за решетку Зимпа. Неужели он не может вести себя чуточку покладистее, чтобы не сердить воспитателей и не доводить ситуацию до такого сурового наказания? Ведь сам себе жизнь портит - долговременное нахождение в камере никого более здоровым не сделало!

Что в голове этого парня?

- Десятый, - убедившись, что за несколько часов охранник так и не вернулся скучать в коридоре, Локко опять прилипла к окошечку. - За что сидишь?

Ей пришлось позвать соседа еще пару раз, прежде чем он откликнулся. Недружелюбно:

- Отстань. Лучше иди еще пореви.

- Че, так слышно было?.. - Локко смущенно почесала нос о плечо. Толстые двери и полутораметровый коридор, оказывается, плохо изолировали звуки.- Ладно, не важно. Скажи, почему ты снова тут?

- Может, я надеюсь хотя бы здесь послушать тишину? - смотрите-ка, он еще и язвит!

- Ну и глупо, - гермафродит хихикнул, переступая на затекших в неудобном напряжении ногах. – Чем быстрее ответишь на мои вопросы, тем быстрее я отвяжусь. Выставляя себя в таинственном свете, ты только сильнее разжигаешь мое любопытство~

По ту сторону коридора долго молчали, озадаченно, как казалось школьнице. Десятый либо обалдел от такого упрека, либо от неприкрытого флирта.

- Я отказался брать переносной сот. Опять, - сообщил голос уже чуть менее неохотно, чем до этого. Похоже, пацан правда желал отдохнуть от шумной суеты, вот и прислушался к совету.

- Почему? - тут Локко искренне удивилась, ибо сама она ничего страшного в ежедневных батарейках на поясе не видела. Для нее это была такая же обыденная необходимость, как, допустим, ингалятор для астматика, разве что отсутствие сот под рукой не угрожало жизни Источника.

- …Потом скажу, в другом месте, - Десятый явно пересилил себя, вызываясь на продолжение диалога вне камер. - Здесь всё в прослушке, если что, - уточнил он, словно бы оправдываясь за свое решение.

- Оу, а я уж было подумала, что ты меня так на свидание позвал, - не удержалась от подначки Локко, после чего сосед перестал с ней разговаривать.

Однако его присутствие теперь хорошо ощущалось сквозь расстояние и толстые двери. Аура спокойная, прохладная, как остывшая за ночь вода чистого озера. Бесформенное пятно болезненно-блеклого из-за подавителя сияния, в котором лишь смутно угадывался силуэт носителя. Локко закусила губу, догадываясь, что острый приступ одиночества заставляет ее “прислушиваться” к окружающей обстановке, буквально “принюхиваться” к единственному живому существу поблизости. И никакие сотовые стены не могли воспрепятствовать этому, потому что страх одиночества появился на свет задолго до магии и, возможно, даже людей…

“Интересно, а пацан меня как чувствует? На что похоже мое излучение?” - вдруг подумал гермафродит. Локко, как и все маги, не мог видеть ауру себя. Мысли о том, каким образом его энергию мог бы ощущать чужой маг, принадлежащий другим приемным родителям и классу учащихся, впервые настолько взволновали воображение.

Раньше на месте этих мыслей цвело восхищение Люцем, сила которого всегда казалась для рыжеволосой школьницы чем-то похожей на палящее белое солнце, лучи без вкуса и запаха, пронизывающие насквозь и греющие самые глубины души.

Локко отлепилась от двери и вернулась на койку, для вида вооружившись книжкой из принесенных, какой-то «Общей теорией темпоральных спиралей». Околонаучный бред физиков, мечтающих о том, как однажды Генераторы подчинят для них время. Ужасно скучное чтиво, но все же терпимое, в тюрьме-то.