Абсолютное одиночество.

Здесь не присутствовало никого и ничего, кроме Локко.

И неупокоенный Генератор принял единственное правильное, по его мнению, решение — опустил веки…

…Горячее солнце все так же припекало кожу даже сквозь рубаху и грозило оставить красные ожоги на чувствительной к таким дерзким лучам коже. Гермафродит поморщился и запястьем растер горячие щеки, открывая глаза.

(Выдуманный) Мир продолжал сиять ослепительными красками лета и солнечными зайчиками.

— Чего ты смотришь? — Локко слегка смутился под пристальным взглядом (ненастоящего, но скоро это забудется) Десятого, в глубине глаз которого покоилось затаенное сожалеющее понимание. — Сам говорил, что я любвеобильный, ну так и не удивляйся теперь, что от тебя, хм, не ухожу, — он сердито одернул дырявый подол рубашки и встал, отряхивая шорты. Блестящего крупного жука, хватавшегося за ткань, бережно отцепил и ссадил на травяной колосок.

— Все-таки ты невыносимый, — мрачно заметил блондин, легко поднимаясь следом и потягиваясь, чтобы размять спину. — Но я не собираюсь тебя переубеждать, больно надо.

— Молодец, Десятый, ты хороший друг, — рыжий маг поспешил за шагающим к дому парнем. — За это я буду тебя любить изо всех сил, а еще испеку пирог на ужин~

— Только не с крапивой! Гадость непомерная.

Звонкий и веселый смех Локко был подхвачен и разнесен по всей округе крыльями теплого ветра с запахом ярких цветов, сырого песка с речного берега и буйно зеленеющего молодого леса, которому еще предстояло стать непроходимой чащобой.