Тем временем год Великого бога прошел, и оставалось ждать снова почти целую человеческую жизнь, но спустя время появились из-за океана первые лодки с белыми людьми, чьи седые волосы были подобны венцам на головах богов. Испанцы принесли с собой крест, испанцы говорили: «Тот, кто на кресте, он любит вас, но если вы не полюбите его, мы убьем ваших воинов, отнимем женщин и разорим города!» И скоро не осталось тех, кто помнил, и не осталось тех, кто умел возносить жертву… А те, кто поклонились кресту, стали говорить: «Какая разница, как зовут бога, если ничего нельзя изменить, рыба не научится ходить, а человек не поселится на небе?»
Ты хоть и глупый мачо, ты хочешь женщине добра, я слышу твои мысли. В твоих мыслях много темного, много дыма, но это злые духи. Девять подземных миров рождают духов, которые выходят наружу и вьют гнезда внутри людей. Надо быть очень сильным, чтобы уметь изгонять их, таких людей почти нет… Лучезарный светлый Змей поможет ей. Ты охранял ее от врагов, охраняй и дальше, пока Капризный Владыка не прижмет ее к груди. Потом она поможет тебе, она навсегда изгонит духов из твоей души и навсегда замурует входы в подземные царства… Но берегись, берегись…
Легче жить с духами в душе, чем совсем без никого… Так говорит он, Отец разногласий, и он прав. Тебе меня не понять, женщина поймет, она умеет видеть, она слышит дыхание Владыки. Все живут со злом внутри себя и все думают, что сами произносят слова и вершат дела добрые и дела злые. Но это не так, люди лишь открывают рот, и нет внутри них дел — ни добрых, ни злых. Могучий сияющий Змей, Сеятель сомнений, разделивший сущее на доброе и злое, оставил души пустыми… Как ты назовешь свой поступок, таким он и будет. Кого ты пустишь смотреть глазами своими, говорить языком твоим, тем ты и станешь… Когда человек получит то, что даровано духам, он перестает зваться человеком. Для духов нет жалости и доброты, нет сострадания и нет материнства. Получив от богов пустоту в душе своей, берегись! Ты можешь заплатить слишком высокую цену! Ты прошел длинный путь воина, ты знал страх и победу, ты давал клятву кровью и не переступал ее. Это хорошо. Духи, которые управляют тобой, могут гордиться, но всё, что ты делал, ты делал не сам. Фернандес тоже прошел дорогу войны, но он был предан Верховному, душа его была полна любовью и ненавистью, он получал от божества малую мзду и отдавал ее людям народа своего…
А ты получал мзду не от духов, и нет божества, перед которым ты лижешь землю. Ты подобен сыну и внуку раба, никогда не знавшему воли. Ты думаешь, что видишь путь, но это не так, это лишь знаки вокруг пути… Это лишь знаки, зажженные духами для рабов своих. Когда раб освобождается, помыслы и желания его остаются помыслами и желаниями раба. Могут ли желания раба быть светлыми? Когда эта женщина оставит твою душу чистой, когда ты станешь подобен черной жирной земле, готовой принять семя и подарить новый урожай во славу богов, тогда ты впадешь в великий ужас, ты увидишь, как можно соединить разорванное время… Чтобы время для богов и для смертных стало единым… Ты… Она…
Из горла Аниты толчками хлынула кровь, Инка тоненько завыла, точно заяц в капкане:
— Сделай что-нибудь, давай перевернем ее, она же захлебнется…
— Бесполезно, — сказал Юджин.
Я разогнул, наконец, руку, и неуклюжая голова карлицы повисла, качаясь на тонкой жилистой шее. Пульса не было. Инна хлопнулась на попу в мокрую траву, зажала подбородок кулачками и, уставившись в землю, принялась раскачиваться.
— Чтоб я провалился, если понимаю, что происходит, — «Борода» не отрывал взгляда от трупа. — Где вы подобрали такого монстра? Инка, зайка, чего ты ревешь? Мне кто-нибудь растолкует, откуда взялся этот гном?!
— Помолчи немножко, — попросил я. — Она была нашим проводником. Инна, куда нам идти дальше?
— Я пришла.
Она задумалась. Всё еще всхлипывала, сгорбившись.
Метрах в тридцати слева, высоко в ветвях, мелькнуло желтое. Я уже целился туда из «беретты», но оцелот успел спрятаться.
— Она не нападет, — сказала Инна. Я готов был держать пари, что, кроме меня, кошку никто не успел бы заметить. — Она ищет еду для своих детей. Мальчики… — она вдруг встрепенулась, вытерла остатки слез и заговорила крайне деловито:
— Герочка, их надо правильно похоронить обоих, обещай мне, пожалуйста, что ты позаботишься…
Я машинально кивнул, не вполне представляя, как правильно хоронить индейцев. Меня больше заботило, чтобы не полопались сосуды в мозге: пульсирующий обруч затянулся еще туже. Труп Пенчо мы так и бросили в кустах. Если его не закопать до вечера, то ночью всю работу за нас сделают звери.
— Я правильно понял? — не мог угомониться Роберт. — Этот обрубок проводил вам экскурсию по болотам? Инна, вы мескаля натрескались? Вы слышали, какую чушь она несла?
— А по-моему, она выражалась достаточно внятно, — Ковальский массировал затылок, похоже, его мучили такие же тянущие боли.
— Внятно?! Она призывала кого-нибудь зарезать…
— Вот что, ребята, — сказал я. — Давайте разберемся, что мы тут делаем. Причем очень быстро. Если речь идет о могильнике, набитом драгметаллами, то я в эти игры не играю. Инна, я тебя двадцать раз спрашивал…
— Да, Герочка, там есть много чего… И ты заслужил свою долю, — она смотрела на меня сквозь слезы удивительно пристально и строго.
— Нет! — быстро перебил Ковальский. — Зачем ты его обманываешь?
— Он имеет право взять то, что хочет. Так сказал Пенчо.
— Откуда ты знаешь, чего я хочу? Вы с дедом всё решили за меня? — Кажется, из-за головной боли я переставал себя контролировать.
— А ты-то уверен, что знаешь, зачем пришел? — переключилась вдруг Инна на Юджина.
— Мы должны были прийти с тобой не сюда, — плачуще произнес он. — Еще не поздно поехать со мной и всё изучить, прежде чем…
— Прежде чем «что»? — она вытерла слезы и схватила вялую ладонь Роберта. — Вот он лучше вас обоих! Герочка, у тебя на тропе кончились знаки, и ты потерялся, да? Некому тебе крикнуть: «К ноге!», да?
— Прекрати…
— Идите за мной, я покажу, — Инна тронулась с места, не оглядываясь, легкими шагами преодолела неглубокий овраг, по дну которого еще катился мутный поток, и остановилась. — Теперь возьмитесь за руки!
— Зачем это? Я и так не упаду!
— Сделай, как она просит! — Ковальский умоляюще сложил на груди руки.
Мы по инерции затрусили следом, точно начинающие альпинисты в связке. Глупее ничего не придумаешь, осталось только в салочки сыграть. Наверное, из-за того, что я был тогда взвинчен до предела, ничего и не заметил…
Впереди лес расступался. Такое ощущение, словно мы попали на широкую просеку, но не прямую, а плавно изгибающуюся слева и справа. Диаметр этой окружности я оценил бы в полкилометра. А сразу за просекой, в центре круга, поднималась настолько густая чащоба, что у меня заныли мозоли на ладонях. Хвататься за нож не возникало ни малейшего желания, но Инна, судя по всему, в обход брести не собиралась.
— Куда мы идем, зайка? — словно эхо, повторял Кон.
Мне очень не понравились его интонации. Он стал похож на ребенка — не то капризного, не то умственно отсталого. Он словно уверил себя в нереальности происходящего, словно подозревал окружающих в розыгрыше и ждал, когда мы засмеемся и позволим ему проснуться. От меня не укрылось, что и Юджин посматривал на своего дружка с тревогой, а когда встретился со мной глазами, предостерегающе приподнял брови. Если дальше будет продолжаться в том же духе, рядом с Робертом может стать опасно. Я встречал людей в подобных заварухах. Порой легче опрокинуться в безумие, чем поверить собственному страху. Впрочем, я и сам был не лучше. Если бы не постоянный гул в черепе, я бы на последнюю авантюру не поддался.
— Я пришла, — Инна словно отгораживалась от нас этим «я». — Подойдите ближе.
Звуки доносились, будто сквозь подушку. И как назло, в карманах не завалялось ни одной таблетки. Чего только не перепробовал: и точки активные прижимал, и гимнастику на ходу делал — легче не становилось. Юджин повязал лоб огрызком мокрой майки.
