— Это Моряк. Аппаратная на связи. Нью-Йоркский рейс совершил посадку. Парень из американского посольства встречает троих. Здороваются, жмут руки. У высокого — кейс с компьютером. У блондина — не определяю, но тоже электронное устройство.

— Внимание, третий пост. У меня по микрофонной линии сильные помехи. Говорят по-английски. Выходят на стоянку. Зеленый «мерседес» класса С, номер частный, берлинский.

— Первый, информация по машине?

— Резервная машина посольства для встреч. Номер проверен. Кроме них в машине шофер. Штатный сотрудник.

— Третий, звук готов?

— Да. Болтовня. Ранее не знакомы, или делают вид. Научный контингент. Блондин говорит, что для окончания исследований понадобится неделя.

— Ученые? С каких это пор ученые летают с дипбагажом? Второй, доклад?

— Свернули с автобана. Едут в тот же отель «Ванесса», где поселились те трое, что прибыли три дня назад.

— Это первый. Я внутри отеля. Подъехал микроавтобус из аэропорта. Номера дипломатические. Выгружают багаж. Три чемодана, сумка. Прибывшие занимают два номера на втором этаже, напротив предыдущих гостей.

— Это аппаратная, Моряк говорит. Блондин зарегистрирован под именем Юджин Ковальский, второго зовут Сол Рейли и третий — Артур Мэгуин. Движение в номере семнадцать. Рейли вызвал по телефону такси, уезжает.

— Первый, обеспечьте поддержку. Третий, займитесь свободным номером. Второй пост, у вас две машины.

— Это второй. Вас понял.

— Внимание, это третий. Мэгуин и Ковальский пытаются проникнуть в номер одиннадцать, напротив.

— Это номер этого… Родригеса?

— Да. Номер того парня, что прибыл три дня назад. Объект вернулся вчера в два часа ночи и не выходил.

— Первый говорит. Рейли прибыл по адресу Шлоссштрассе, четыре. Вошел в подъезд, набрал код. Его не впускают.

— Наблюдать объект. Аппаратная, отработать адрес.

— Слушаюсь.

— Внимание, третий пост говорит. Мэгуин обнаружил в одиннадцатом номере труп Родригеса. Совещается с Ковальским насчет полиции.

— Труп?! Аппаратная, чем вы занимались ночью?

— Есть аппаратная. Моряк докладывает. Родригес вернулся в одиннадцатый номер один, в два ноль шесть. Больше туда никто не входил. В два ноль восемь принял звонок по сотовому. Дважды ответил «Да», затем спросил «Кто?». На этом разговор окончил, выключил свет и включил телевизор. Через час телевизор выключился автоматически, мы посчитали, что сработал режим сна…

— Это второй. Мэгуин переносит вещи из одиннадцатого номера в шестнадцатый. Говорит Ковальскому, что все документы на месте.

— Это Моряк. По нашим данным, Ковальский и Рейли раньше работали в том же университете, что и Родригес, убитый из одиннадцатого. Человек под именем Артур Мэгуин визуально определен, как бывший сотрудник ЦРУ, отдел по контрабанде исторических ценностей. Работал в Мексике, уволился около четырех лет назад. Чем занимался потом, неизвестно.

— Начет увольнения — неплохая шутка…

— Это аппаратная. По Шлоссштрассе, по указанному адресу проживает некая Ингрид Айсман, свободная журналистка. В настоящее время находится в экспедиции в Египте. Рейли в квартиру не попал, ждет во дворе.

— Внимание, это третий пост. Ковальский говорил с кем-то по телефону насчет тела. Сказал дословно: «Луис отравлен». Обсуждал вопрос с транспортировкой.

— Отравление?! Аппаратная, вы слышали? Значит, полицию они впутывать не станут.

— Первый пост. Мэгуин покинул отель, заходит в прокат автомобилей.

— Второй, нам надо слышать машину.

— Вас понял. Мэгуин на синем «пежо» прибыл по адресу Шлоссштрассе, четыре. Вместе с Рейли поднялся в подъезд. Вооружен. Под пиджаком — кобура.

— Говорит второй пост. В гостиницу прибыли парни на зеленом «мерседесе». Поднялись к Ковальскому. Вместе вышли, заходят в номер одиннадцать. Слышу их. Ковальский требует немедленно вывезти тело через военный аэродром. Мужчина в черных очках отвечает, что это невозможно, что он не уполномочен.

— Аппаратная, слышите меня? Что у Лиса, он вошел в контакт с девицей?

— Так точно. Лис вышел на контакт. Ночевал у нее.

— Что-нибудь новое сообщил?

— Пока полный ноль.

— Внимание, это третий. Ковальскому только что кто-то позвонил, видимо, один из его людей. Они обнаружили на Шлоссштрассе еще одно тело. Это Чарльз Пристли, один из тех, кого мы видели вчера с Родригесом. Ковальский кричит, что парня еще можно успеть спасти.

— Опять отравление?

— Секунду… Не слышу, одновременно все кричат. Нет, у того… У того пуля в горле.

Поскольку на интим я особо не нарывался, то мне ничего и не предложили. Что ж, всему свое время. Тем более, если себя немножко сдержать, становится ясно, как к тебе относятся, — с душой или как к остальным. А если как к остальным, то следует обдумать, пополнять ли этот ряд. Мне очень нужно, чтобы ко мне относились теплее. Возможно, тогда удастся что-нибудь из этой истории вытянуть, если девчонка не окажется хитрее нас всех. Пеликан дал добро, велел не спускать глаз. Что-то у наших там случилась, заваруха какая-то. Меня не посвящали особо, понял только, что убит один из америкосов, следивших раньше за Инной. Пеликан сказал, что наверху совсем запутались и что нельзя терять девочку из виду. Я и не собирался терять, но на всякий случай спросил, как поступить, если возникнут «горячие» обстоятельства. «Не знаю, — честно ответил командир, — и похоже, никто не знает». Что-то затевается, но никто не понимает, что именно. Действовать по обстановке, одним словом.

Очень мне вводная не понравилась, не должно быть таких размытых инструкций. Я подумал, что добром это не кончится, и оказался прав.

До полуночи, трижды, звонил муж Инны. Так я и не понял, бывший муж или нынешний. Хотя, судя по чемоданам в шкафах, Инна не наврала, недавно переехала. Может, и вчера. Затем кто-то звонил по домофону, но не признался. Инна предположила, что мальчишки шалят. Я сказал, что, если мешаю, уйду. Не хватало, мол, еще на разборки чужие попасть…

«Хочет прийти», — спокойно объяснила она. Бесится. То плачет, то угрожает. Человек хороший. Однако в дом никого не пустила. И пусть я уснул один, но с чувством некоторой моральной победы.

Жалюзи голубые, диван кожаный, скользкий. Я свернулся на нем калачиком. Ее из-за шкафа и не слышно. Беззвучно спит. Или не спит? Я принялся подсчитывать, сколько за жизнь довелось по чужим углам ночевать, потом мысли мои перекинулись к собственному гипотетическому углу и к тому, что считать своим, а что чужим… На том и запутался бесповоротно.

Утро сказочное. Несмотря на обилие транспорта, воздух в городе можно пить. Я очнулся почти на полу, соскользнул-таки с кожаного монстра. И подушка убежала, и одеяло. Солнце стреляет полосами сквозь жалюзи. Желтое, голубое, желтое, голубое. Проверил одежду, рюкзак. Всё в ажуре, никто не притрагивался.

— Ты будешь камамбер запеченный?

— Однозначно буду. Всё, что ты дашь, то и буду!

Халатик у нее фантастический, словно барашка черного раздела, даже дома ухитряется оставаться стильной дамой. Это врожденное. Недостает только длинной черной сигареты в мундштуке.

Внезапно мне в уши влился жуткий грохот. А она стоит, улыбается, ресницами машет.

— То, что ты вчера просил…

Стыд какой, я и забыл, что просил вчера. Специально откопала «Пинк флойд» у себя в фонотеке. «Таймс». Забыл уже, когда наслаждался последний раз. Звук классный, квадро. Колонки по углам (в потемках не рассмотрел).

Сыром пахнет из духовки, благовониями, духами ее цветочными, всем вместе. Вставать не хочется, уходить тем более.

— Там в ванной твое полотенце — синее. Осторожно. Душ плохо включается!

Славненько. Подъем, и под душ, почти семейная команда. Интересно, зачем я ей чистый? Или из вежливости? Под зеркалом флакончики, баночки, скляночки — ведьмино хозяйство. Быстренько осмотрелся, шкафчики подергал — ноль интересного. Пара баночек незнакомых, но по запаху тянут на полтинник баксов каждая. Такие штуковины нам приятны, следить за собой — первое дело.