Еще раз остановлюсь на финансовой стороне. Мы нашли один достаточно достоверный источник, осведомителя, близкого к кругам партизан. Он сообщил, что люди, преданные Фернандесу, несколько раз уходили от него порожняком, а возвращались с крупными суммами наличных денег. Это выглядело так, словно они получали от него на продажу нечто весьма ценное небольшого объема.
— Наркотики? — спросил Бентли.
— Неизвестно. Я возвращаюсь к товарищу Фернандеса. Выяснилась забавная деталь. Пять дней назад в Испании, на служебном аэродроме в окрестностях Бильбао, сел для мелкого ремонта частный «Боинг», принадлежащий мексиканскому нефтяному концерну, доля собственности пресловутого Кастильо в котором составляет почти семьдесят процентов. Сегодняшней ночью самолет взял курс на Мексику, в настоящий момент его готовятся встретить. Как только появится что-то новое, я вас извещу.
Альварес, на губах которого, как прежде, блуждала скользкая улыбка, аккуратно оправил идеально отутюженную штанину, забросил ногу на ногу и спрятал хищный профиль в тень. Грегори поблагодарил агента движением подбородка, повернулся к аналитику.
— И последний штрих, — встрял опять Бентли. — Мистер Грегори выразился в том смысле, что Умберто заслуживает лишь административного взыскания. Это не так. Оператор Хелен Доу, заступив на пост, сообщила, что в течение пятидесяти двух часов стационарный комплекс бездействовал. Точнее, аппаратура работала, но записи уничтожены. И это притом, что обычно запись показаний ведется по трем независимым защищенным каналам.
Несколько секунд все молчали, переваривая ошеломляющую новость. Первым опомнился Пендельсон:
— Но я за это время неоднократно заходил в диспетчерскую комплекса, запись шла в штатном режиме…
— С чего вы взяли? — нагловато прищурился Бентли. — Я хочу сказать, где гарантия того, что Гарсия не прокручивал для вас картинки годичной давности? У меня так нет ни малейших сомнений. Техники высочайшего класса проверяли вместе с мисс Доу. Записывающая аппаратура включена, но носители заменены. Никто, кроме Умберто, не знает, что происходило в мире за двое суток его дежурства. Я имею в виду, что происходило в плоскости ваших экспериментов.
Пендельсон осекся, он уже не был бледным, скорее наоборот, стремительно краснел, словно напичканный нитратами томат. Юханссон испытывал к аналитику смешанное чувство восхищения и брезгливости. Надо же, Хелен и не подумала поставить в известность собственное начальство, напрямую докладывает контрразведке. Везде у них осведомители, что, впрочем, следовало ожидать… Грегори помалкивал, вертя в пальцах кофейную ложечку.
— Прошу прощения, — Альварес шевельнул плечом. — Помимо Умберто, есть еще один осведомленный — Ковальский!
— Если он сумел собрать полевой комплект… — закончил Пендельсон.
— Спасибо, мистер Бентли, — сказал Грегори. — А теперь я попрошу доктора Пендельсона внести ясность в эту историю с Интернетом.
Большой П. не стал упорствовать, чуть ли не по буквам передал свой телефонный разговор с Ковальским.
— Я не видел причин отказывать, — хмуро закончил он. — На тот момент меня никто не оповестил, что мой бывший аспирант — государственный преступник… Наш разговор, как выяснилось, прослушивался, — косой взгляд в сторону Бентли, который и ухом не повел. — Вы можете убедиться, мне добавить нечего.
— Одну секунду, профессор, — вежливо перебил Альварес. — Я пытаюсь сопоставить время. Если скинуть со счетов внезапное помешательство, Ковальский упоминал некое событие или физическое явление, свидетелем которого он стал уже в Берлине. Так?
— Да, пожалуй…
— Он упрекал вас в сокрытии информации и был убежден, что приказ о свертывании опыта связан именно с явлением? Иными словами, он подразумевал, что вы лично или оператор базы также в курсе случившегося?
Пендельсон потер виски. Большой Ю. от волнения чуть не вывалился из кресла. Бентли моментально подхватил идею Альвареса.
— Это означает, у Гарсии уже в тот момент было, что скрывать. Доктор, что он мог увидеть на мониторе такого, что заставило бы его позабыть о карьере, бросить дом и удариться в бега? Извините, но никто из присутствующих не поверит в привидения или в злобных пришельцев, питающихся людьми. Побег Умберто был спланирован заранее.
— Я не улавливаю, — сказал Альварес задумчиво. — Если оба ваших сотрудника заранее планировали побег, допустим с целью продать аппаратуру русским, для чего было создавать столько сложностей? Убийства, в конце концов… Хорошо, вам для опытов нужна была эта девчонка, а русским-то она зачем?
Грегори отставил чашку, побарабанил пальцами по столу.
— Это нелепость, сэр! — взорвался Большой Ю. — Даже в руках такого спеца, как Ковальский… Видите ли, датчики невозможно вскрыть без необратимых повреждений, к тому же они неспособны к долгой автономной деятельности без… скажем так, без подпитки, — он жалобно взглянул на генерала. — Датчики наверняка давно погибли…
— Не погибли, — Большой П. пребывал в глубокой задумчивости. — Пару дней еще есть.
— Что значит «погибли»? — откликнулся спецагент. — Они у вас живые, что ли?
Большой Ю. пристально смотрел на Грегори. Тот какое-то время делал вид, что не замечает взгляда, потом крякнул и махнул рукой:
— О'кей, мистер Альварес имеет право знать. Доктор Пендельсон, объясните, как функционирует техника третьего отдела.
— Мистер Альварес не имеет соответствующего допуска.
— Как и мистер Бентли, — язвительно вставил Большой Ю.
— Положение чрезвычайное, — отрезал Грегори. — Мы оформим допуск сегодня же. Прошу вас, профессор!
— Датчик Сноу сконструирован, как кибернетический организм, — первая фраза далась Пендельсону с трудом. — Разработка шла вразрез с любыми существующими методиками. Мы заведомо не делали ставку на электронную технику, а всё внимание направляли на биологические объекты. Восемь лет назад в лаборатории биофизики начинающим сотрудникам Сноу и Ковальскому удалось смоделировать условия, при которых мозг шимпанзе продолжал жить вне тела более семнадцати часов. То есть начинали мы с крыс, позже перешли на шимпанзе и резусов, а закончили собаками. Собаками, как известно, преимущественно занимаются русские, но оказалось, что адаптационный порог обезьян не позволяет удерживать сознание в высоком тонусе концентрации. Проще говоря, мозг обезьяны, лишившись тела, испытывает столь сильный стресс, что с трудом поддается дальнейшей обработке.
— Обработке? — Бентли был шокирован. Никто из сидящих в кабинете не знал, что его ближайшими и единственными друзьями были два французских бульдога.
— Естественно, — с заученной монотонностью, точно на лекции, продолжал Пендельсон. — Датчик Сноу — это уникальнейший прибор, аналогов ему не существует. Маленький экскурс. Наиболее важные функции в управлении организмом человека несет кора больших полушарий. Допустим, у собаки в горле застряла кость. Всякое прикосновение вызывает у животного естественную болевую реакцию, и, как следствие, собака не подпускает ветеринара. Спинной мозг преобладает над головным. Человек в данной ситуации способен сознательно подавить болевой синдром: мы, к примеру, не вырываемся из кресла дантиста. Это понятно?
Электроды, вживленные в мозг собаки, блокируют эту защиту, животное начинает выполнять наши команды. По кровеносной системе циркулируют поочередно два различных типа сыворотки. Сыворотка позволяет доставлять к клеткам в четыре раза больше кислорода, чем кровь, а второй тип жидкости удаляет продукты переработки. Таким образом, клеточный обмен ускоряется вдвое. Как вы заметили, стационарный комплекс занимает площадь более двух тысяч квадратных футов; минимизируя оборудование, мы ухудшаем восстановительные свойства. Поэтому в полевых датчиках мозг животного устойчиво функционирует максимум неделю.
Многолетним подбором нагрузок удалось повысить телепатическую восприимчивость, и без того присущую шимпанзе и собакам. Остальную часть комплекса занимает электроника. Здесь Ковальский использовал опыт японцев, они дальше всех продвинулись в расшифровке снов собак и приматов. Но занимали нас, как вы понимаете, человеческие сигналы, а не переговоры птиц на Великих озерах. Генератор действует в обратном режиме: он на короткое время создает импульс, который может быть принят человеком. За шесть лет мозг лишь одиннадцати собак оказался способен к «общению» с рецепторами, особенной удачей можно считать сенбернара Панча. Чрезвычайно высокий уровень восприимчивости, несомненные задатки к развитию мышления, великолепная стрессоустойчивость. Задача состояла, естественно, в установлении устойчивого контакта с обычными людьми, но пока нам хвастаться нечем. Гораздо важнее другое. Препарируя органы животных, отработавших в комплексе срок более трех месяцев, мы столкнулись с серьезными органическими изменениями лобных долей, природа которых до конца не ясна…