— Это еще почему? — не поняла Кэти.

— Потому что он очень преданный, — Люпин посмотрел на нее. — Недаром его анимагической формой оказался именно пес. Привязавшись к кому-то однажды, он будет верен ему до конца, даже если это будет противоречить всем законам логики и здравого смысла.

— Хочешь сказать, для него таким человеком был Дамблдор? — спросила Кэти.

Люпин покачал головой.

— Не Дамблдор. Джеймс Поттер. Сири обожал его с первого курса. Джей всегда был для него непререкаемым авторитетом и лидером, ради него он готов был на все. Именно поэтому, когда перед ним встал выбор — придерживаться взглядов семьи или разделить идеи Дамблдора вместе с Джеймсом, он не задумываясь выбрал второе. При этом сам Дамблдор ему никогда не нравился, да и на политику ему по большому счету было наплевать, но он без колебаний порвал все отношения с родными, чтобы воевать против Волдеморта вместе с Джеем. По этой же причине он пошел вместе с ним работать в аврорат, стал фактически вторым отцом для Анны, да и в целом жил жизнью Джеймса вместо того, чтобы строить собственную.

— Но Джеймс Поттер погиб, — заметила Кэти, слегка ошарашенная этой историей.

— Да, — Люпин печально вздохнул. — И вместе с ним из жизни Сириуса пропал смысл. С братом он давным-давно порвал, своей семьи не создал, никакой военной или политической активности на горизонте не наблюдалось… Он, по сути, оказался в вакууме. В полном одиночестве. И поэтому всецело сосредоточился на идее мести. Он ведь и меня в Норвегии разыскал для того, чтобы я помог ему в этом. Как я понял, Дамблдор отказался что-либо предпринимать в тот момент, вот он и решил действовать самостоятельно. А теперь, когда убийца Джеймса найден, более того, он мертв…

— Сириус ухватился за Анну, — медленно протянула Кэти, уже уловив логику действий Блэка. — Но я все равно не могу понять, за что он так ненавидит Гарри? Ладно Волдеморт, но ребенок-то в чем виноват?

— Я тоже долго не мог этого понять, — отозвался Люпин. — Мне все время казалось, что все дело лишь в его происхождении, но потом… Потом я вдруг осознал, что причина намного проще, и она все та же. Джеймс. Хоть он, судя по всему, никогда не демонстрировал открытой враждебности к приемному ребенку, мне слабо верится, что это вынужденное отцовство приводило его в восторг. И наверняка он не раз упоминал об этом в разговорах. А Сириус с его бешеным темпераментом и абсолютно черно-белым взглядом на жизнь легко мог записать мальчика во враги уже лишь за то, что он осложнил жизнь Поттерам.

— Мрак какой-то, — буркнула Кэти. — Слушай, так надо же что-то делать? Нельзя оставлять с ним девочку, мало ли, что ему еще в голову взбредет!

— И что ты предлагаешь? — негромко спросил Люпин. — Лили до сих пор в коме, и когда она придет в себя, одному Мерлину известно. Из близких родственников у нее только сестра-маггла, которая, если мне не изменяет память, ненавидит магию и все, что с ней связано. А Сириус, несмотря на все его заскоки, может быть очень хорошим опекуном, его просто нужно вовремя притормаживать.

— И кто, интересно, будет этим заниматься? — Кэти подняла бровь. — Ну, допустим, пока это можешь делать ты, но мы ведь не собираемся остаться в Англии навсегда? У тебя, на минуточку, дома стая без присмотра и работа в министерстве. И у меня, кстати, тоже!

— Стая? — неожиданно подал голос молчавший все то время Скримджер.

— Нет, работа, — ехидно фыркнула Кэти.

— Ладно, — Люпин поднял руки. — Предлагаю пока оставить эту тему. В любом случае, до суда мы никуда не уедем… — он посмотрел на Скримджера. — Кстати, у вас-то как дела?

Скримджер мрачно поморщился.

— Как сажа бела. Слишком громкое разоблачение Дамблдора спутало нам все карты. Мы-то планировали взять его тихо и обнародовать информацию постепенно, осторожно, так, как выгодно нам. С профессорским составом Хогвартса у нас еще был шанс договориться, но трем сотням детей, слышавших исповедь директора, рты не закроешь. В итоге — полный хаос. Общественность в шоке, СМИ в истерике, Фадж хватается за сердце — Дамблдор-то мертв, так что за все творившиеся в школе безобразия отвечать придется ему. Это по факту Хогвартс в эпоху Дамблдора стал чуть ли не государством в государстве, а официально школа полностью подконтрольна министерству, и то, что они столько лет не замечали у себя под носом группу психов, гробящих детей — это в лучшем случае преступная халатность. Так что господину министру сейчас придется основательно попотеть, чтобы доказать свою непричастность ко всему этому.

— А он непричастен? — Люпин слегка прищурился.

Скримджер усмехнулся.

— Хороший вопрос. Будь на его месте кто другой — и я бы сомневался, но Фадж… Его кристально-чистая ненависть к Дамблдору и такой же чистый страх перед ним — его лучшее алиби. Я много лет знаю Корнелиуса и, поверьте, если бы он знал хоть сотую долю открывшейся сейчас информации, Дамблдор давным-давно гнил бы в Азкабане.

— А что с этими? — Кэти покосилась наверх. — Вы уже вытрясли из них признания?

— Вы удивитесь, но даже вытряхивать особо ничего не пришлось, — фыркнул Скримджер. — Они у меня в допросной соловьями заливались, рассказывая обо всех своих достижениях с такой гордостью, как будто им научную премию вручать собираются, а не к Поцелую приговорить.

— Все-таки они полные психи, — Кэти передернуло.

— Это точно, — скривился Скримджер. — Впрочем, от наказания их это не спасет. Осталось самое главное — допросить Трелони. Я как мог давил на этих чистюль из Мунго все эти дни, так что не сегодня — завтра они ее мне отдадут. И вот тогда мы получим полную картину, потому что, как я понял из показаний всей этой шушеры из подземелий, у них там существовало очень четкое разделение обязанностей. Каждый занимался своей частью «проекта», информация строго дозировалась, так что пока у меня только набор разрозненных фрагментов, которые еще предстоит сложить в единую мозаику.

— Если только Трелони сама знает все, — заметил Люпин. — Все-таки главным у них был Дамблдор.

— Да, но она была его правой рукой. И в любом случае должна знать больше остальных.

— Будем надеяться, — задумчиво сказал Люпин.

***

— Провести ритуал для Лили Поттер? — Люциус Малфой смотрел на собеседника с нескрываемым удивлением. — Вы… хотите помочь ей вернуться к жизни?

— Так хочет Гарри, — спокойно ответил Том. — Для него важна эта девочка, его названная сестра. А для меня важно, чтобы мой сын доверял мне и знал, что может на меня рассчитывать.

— Да, но… я полагал… — Малфой замялся.

— Что я буду мстить? — усмехнулся Том. — Неконструктивно, Люциус. По большому счету, основные участники похищения наказали себя сами. Дамблдор и Джеймс Поттер мертвы, Блэк, насколько мне известно, бесится от бессилия и медленно сходит с ума, а другие орденцы… Люпин и Боунс здорово помогли нам, без них доказать преступления Дамблдора было бы значительно сложнее, Джонатан Фоули вчера явился ко мне с извинениями и заявил, что готов нести ответственность за темный ритуал, проведенный над младенцем. Остаются Лонгботтомы, но мстить им, рискуя отношениями с Гарри, не имеет смысла.

— Что ж, — кивнул Малфой, — если вы так считаете… Пригласить стихийников — не проблема, но есть один нюанс. Для ритуала необходим некромант. В прошлый раз… м-м…

— Да, я в курсе, Люциус, — глаза Тома недобро сверкнули. — В прошлый раз вы использовали моего сына, применив к нему Империус, а после стерли память и бросили на улице в Годриковой Лощине.

Малфой побледнел.

— Но как вы…

— Гарри рассказал мне. Он сильный легилимент, весь в меня, а потому ментальные заклятия на нем долго не держатся.

Люциус откровенно занервничал.

— Том… я признаю, мы были неправы, но мы ведь не знали… Это был единственный выход, некромантов нынче днем с огнем не сыщешь, и…

— И, — с нажимом повторил Том, — ваше счастье, Люциус, что эта афера прошла для Гарри без последствий. Больше его никто не использует ни в каких сомнительных ритуалах.