========== Глава 27. Лишние эмоции ==========
— Чем Дамблдор занимается? — Том смотрел на Северуса так, будто всерьез сомневался в его адекватности. — Исследованиями? То есть ставит опыты на людях, здесь, в школе?
— Я понимаю, — осторожно сказал Снейп. — Мне самому сначала все это показалось бредом, но если задуматься… Ведь это могло бы объяснить ваши записи о плохом самочувствии, те обрывочные воспоминания и внезапную болезнь Гермионы Грейнджер. И даже то, что он так активно сопротивлялся вашему приходу к власти в семидесятых. Он ведь понимал, что как только вы возглавите магическую Британию, он потеряет Хогвартс…
— Чушь какая-то, — Том резко выдохнул и с силой потер лоб. — Нет, я могу допустить, что Дамблдор спятил на почве своего мифического общего блага и сопутствующие жертвы его не слишком беспокоят, но остальные? Как никто до сих пор не замечал, что из школы пропадают дети? И что это за исследования, которые длятся уже более полувека? Да за это время можно было альтернативу философского камня изобрести!
— Это, увы, нам пока неизвестно, — Северус развел руками. — Понятно только, что все его опыты как-то связаны с воздействием на магический потенциал. И это вполне объяснимо, учитывая, что начал он свои исследования ради сестры, а ее проблема, насколько я понял, была в избытке магии, которую она не могла контролировать.
— Воздействие на потенциал, — протянул Том, слегка прищурившись. — То есть возможность уменьшать и увеличивать силы мага по своему усмотрению. Развивать способности сквибов и наоборот — отнимать их у волшебников… Потенциально — это огромный прорыв в магической науке и одновременно сильнейшее оружие, но зачем это Дамблдору? Чего он собирается этим добиться? Уничтожить столь ненавистные ему чистокровные семьи и заменить их сильными магглорожденными?
— Постойте, — Снейп нервно усмехнулся, — вы хотите сказать… что такое в принципе возможно? Но ведь магический резерв волшебника — это данность. Его невозможно изменить, лишь отточить навыки в пределах собственного потенциала, это известно любому школьнику…
— Северус, когда-то люди были уверены, что земля плоская, магглы не знали, что такое огонь, а волшебники мечтали о бессмертии и колдовали без палочек и формул, на сырой силе, — возразил Том. — К слову, африканские маги-вуду до сих пор прекрасно обходятся без них, а по поводу если не бессмертия, то очень-очень долгой жизни все желающие могут пообщаться с Николасом Фламелем. Наука прекрасна именно своими открытиями. То, что еще вчера казалось невозможным для одних, завтра становится обыденностью для других, и эти другие вновь начинают мечтать о невозможном, пока не воплотят и свои мечты в реальность.
— А вы романтик, — хмыкнул Снейп, впечатленный его речью.
— Я много путешествовал в свое время, — Том поднялся из кресла и подошел к горящему камину. — И мною тоже двигала жажда открытий. Я знаю это чувство. Когда ты заглядываешь так глубоко в тайны мироздания, как никто до тебя, постигаешь то, что неведомо всем остальным. Это опьяняет. Заставляет ощущать себя чем-то большим, сметает все барьеры, потому что глупые ограничения — они для других. Не таких умных, не таких талантливых, не таких сильных — серой массы ничего не представляющих из себя посредственностей, которыми вполне можно пожертвовать. Что значит десяток или даже сотня чьих-то бессмысленных жизней по сравнению с великим открытием, которое принесет пользу всему остальному человечеству?
— Это логика психопата, — медленно произнес Северус.
— Хуже, — сказал Том, не отрывая взгляда от огня. — Это логика благодетеля. Человека, уверенного, что он может распоряжаться чужими жизнями, потому что он один знает, как лучше. Ты не представляешь себе, как легко поддаться этому соблазну. Ощутить себя выше остальных, выше правил и законов. Ведь я тоже попался на этот крючок когда-то. Решил, что могу жертвовать чужими жизнями ради достижения собственных целей, потому что они оправдывают средства.
— Это другое, — Снейп нахмурился. — За вами люди шли сами, осознавая риски и добровольно принимая их.
Том, наконец отвлекшись от камина, обернулся к нему и криво усмехнулся.
— Ты заблуждаешься, Северус. Да, формально я никого не принуждал, не запугивал и не удерживал рядом с собой силой, но только потому что хорошо понимал неэффективность такого подхода. На страхе и угрозах невозможно построить что-то устойчивое, гораздо проще убедить всех в том, что сотрудничество с тобой им выгодно. Людьми легко манипулировать, когда они верят, что действуют себе во благо, и ради этого действительно готовы идти на жертвы.
— Но ведь страна действительно нуждалась в изменениях, которые вы предлагали! И если бы не Дамблдор с его Орденом и не ваша кома…
— Жертв было бы еще больше, — закончил за него Том и вздохнул. — В этом все дело, понимаешь? В цене. Я понял это в Испании, когда осмысливал все, что произошло со мной. Я мог бы справиться с Дамблдором и без открытого противостояния, просто на это потребовалось бы больше времени, а я не хотел ждать. Так стоили ли мои амбиции и нетерпение жизней Мальсибера, Роули, Прюэттов, Маккиннонов? Стоило жизни Селины и детства моего сына? Тогда мне сложно было трезво оценивать ситуацию, казалось, еще одно усилие, один рывок — и все закончится. Я одержу победу, жертвы со временем забудутся, а жизнь всех остальных станет лучше. Я ошибался. И Дамблдор, если все, что мы узнали — правда, сейчас совершает ту же ошибку, хотя пока и не осознает этого.
Северус недоверчиво вгляделся в его спокойное лицо.
— Вы так говорите, будто… сочувствуете ему?
— Скорее, понимаю его мотивы, — поправил Том. — Но это не отменяет того факта, что он редкостная мразь, похитившая моего ребенка и использующая школьников вместо лабораторных мышей. Кстати, что с той девочкой? Гермионой?
— Регулус проверил пригород, где она жила, там ее не видели с рождественских каникул. А ее родителей, похоже, убедили в спешке покинуть страну. Непонятно одно — где именно в замке Дамблдор проводит свои исследования? Ведь это должно быть место, полностью защищенное от посторонних, такое, куда не проберутся вездесущие дети, и которое не найдут авроры в случае обыска.
Том, внимательно слушавший его, задумчиво побарабанил пальцами по стене рядом с камином, а потом внезапно поднял голову, вспомнив о схеме из собственного дневника.
— Кажется, я знаю, где.
***
— Мерлин, — МакГонагалл отложила последний пергамент и закрыла лицо руками, неверяще качая головой. — Это невозможно… Это все какой-то страшный сон… Секретные подземелья, исчезающие дети, опыты на людях!.. Я работаю в Хогвартсе почти тридцать лет… как? Почему я ничего не замечала?!
— Минерва, — Кингсли смотрел на нее с сочувствием, — я знаю, что вы сейчас чувствуете. Я и сам был в ужасе, когда понял, что Амелия была права. Не только вы, никто не знал о том, чем на самом деле занимается Дамблдор, он осторожен…
— Да, но ведь я была здесь! — с отчаянием возразила МакГонагалл. — Я должна была обратить внимание. Должна была забить тревогу…
— Дамблдор очень осторожен, — настойчиво повторил Кингсли. — Он тщательно заметал все следы, недаром до недавнего времени никто не связывал те странные смерти между собой. И если бы не тот случай с девочкой, мать которой училась вместе с Амелией, возможно, до сих пор бы не связывал.
— Да, я помню ее, — прошептала Минерва, прикладывая платок к влажным глазам, а затем перевела взгляд на мрачного Квиррелла, стоявшего у окна хижины. — И вашу невесту, Джуди… Квиринус, мне очень жаль…
— Мне тоже жаль, — резко сказал Квиррелл.
— Послушайте! — Кингсли повысил голос, привлекая к себе внимание. — Давайте отложим все это на потом, потому что пока мы тут предаемся сожалениям и посыпаем голову пеплом, эти уроды там, внизу, продолжают свои эксперименты. И на этот раз может пострадать двенадцатилетняя девочка, так что давайте соберемся и составим четкий план действий. Минерва, скажите, мы можем на вас рассчитывать?
