Кокосовые пальмы окаймляют побережье Карибского моря от горизонта до горизонта; но внизу под нами желтый пляж непосредственно соприкасается с зеленой стеной сельвы. (Карта говорит, что всего лишь в нескольких метрах от берега начинается опасная топь.) Между морем и сельвой нет никакого перехода, никакого пространства для человека, для земледельца, вспахивающего поле. У берега я вижу одну-единственную хижину. Она принадлежит или одинокому индейскому рыбаку, или стражу этих пальмовых рощ.

Неподалеку от одинокой хижины над песчаным пляжем возвышается каменный мыс. На этом каменном постаменте лежат развалины города, который я искал. Тулум!

Для немногочисленных посетителей индейского города, майяологов, которые порой появляются здесь, в сельве за Тулумом, когда-то была выкорчевана не слишком широкая, но достаточно длинная полоса. Билл поворачивает самолет. Мы опускаемся все ниже, готовимся приземлиться. Но на «посадочной площадке» - какое громкое слово для этой бугристой полоски земли! - мирно пасется корова. Пилот налетает прямо на нее, но корова и ухом не ведет. Высовываюсь из окошка кабины, во все горло кричу на спокойное животное - безрезультатно.

Итак, дуэль между «бичкрафтом» и индейской коровой кончилась нашим полным поражением. Беспомощно кружим над Тулумом и без устали обзываем животное именем, которым пользуется для его обозначения и зоология и которое в данном случае не может даже считаться ругательством.

Наконец нас спасли какие-то дети - они выбежали на «аэродром» и увели корову. Билл быстро повернул самолет, мы снова идем на посадку, и через минуту я ощущаю знакомую тряску - самолет запрыгал по неровной площадке тулумского «аэродрома». Едва пропеллер «бичкрафта» остановился, к самолету подбежали майяские дети, избавившие нас от недружелюбно настроенной коровенки; старший мальчик немного говорит по-испански. Ему хочется заглянуть в кабину самолета. Джон с удовольствием показывает ему бортовые приборы, включает радио, пытается объяснить назначение компаса.

Поскольку нам удалось завоевать доверие детей, они сообщают, что живут в той единственной хижине, которую мы заметили с самолета. Я прошу их проводить нас к развалинам «старого города». Дети не отказываются. И через несколько минут вступаем в одни из пяти ворот, проделанных в крепостных стенах Тулума.

Да, в крепостных стенах. Потому что Тулум, так же как соседняя Шельха, отличается от всех остальных майяских городов, которые я пока посетил, тем, что лежит прямо у моря (в истории майяской архитектуры это довольно редкое явление) и окружен крепостными стенами. Могучие крепостные валы дали этой необычной майяской береговой крепости и ее современное название: на майяском языке «тулум» означает «укрепление». Стены охраняют бывшую морскую крепость с трех сторон. Четвертую сторону прямоугольника образует высокая прибрежная скала, на которой и построен Тулум. Задняя сторона укреплений тянется примерно на 450 метров, обе поперечные стены - по 200 метров каждая. Городские стены местами достигают 6 метров ширины и 3-4 метров высоты. Для своего времени это была превосходная береговая крепость. Настоящий Гибралтар индейского Кинтана-Роо. К одним из пяти городских ворот ведет и сакбе, за которой мы следили на нашем «бичкрафте» от самой Кобы. В укреплениях размещены сторожевые башни.

Тулум был защищен от врагов, вероятно, как ни один другой индейский город Центральной Америки. Вдобавок его охраняла от чужеземцев недружелюбная тропическая природа. И все же именно этот столь хорошо защищенный город был первым майяским центром, который посетили и в котором, более того, жили совместно с индейцами белые.

Случилось это так. В 1511 году из недавно основанного первого испанского поселения на Американском материке - панамского Дарьена - бежало несколько десятков поселенцев, недовольных тамошним наместником - известным Васко Нуньес де Бальбоа, позднейшим первооткрывателем Тихого океана. Недовольные, возглавляемые офицером Вальдивией, тайно покинули Дарьен и хотели вернуться на остров Эспаньолу, который был тогда основной испанской базой в Америке.

Но на Отмели змей судно Вальдивии разбилось. Лишь 20 человек спаслось с тонущего корабля. Они успели вскочить в бот без парусов и без каких-либо припасов. Несколько недель их носило по Карибскому морю, пока благоприятное течение не прибило бот к берегам Кинтана-Роо. Когда 10 умирающих от голода людей, перенесших плавание, вступили на берег в Кинтана-Роо, опасность для них еще не миновала. Их захватил в плен властитель одного из майяских городов (сейчас уже трудно определить, какого именно) и, как записал автор испанской хроники, «принес Вальдивию и еще четырех человек в жертву своим идолам».

Когда оставшиеся в живых несчастные пленники поняли, что их ждет, то бежали из города и отправились дальше на юг по пустынному побережью неведомой страны. Через несколько дней они дошли до еще одного города, властитель которого по имени Кинич (буквально «Солнечный лик») хотя и не приказал их убить, но сделал своими рабами. Сломленные столькими страданиями, белые рабы быстро умирали, пока наконец из всей команды корабля не осталось двое - Гонсало Гереро и Херонимо де Агиляр.

Гереро позднее был отпущен Киничем на волю. Чудом спасшийся испанец продолжал свою вынужденную экспедицию по побережью современного Кинтана-Роо в одиночестве и в Тулум никогда больше не возвращался. В резиденции Кинича остался лишь Херонимо де Агиляр. «Великий человек» города со временем очень полюбил испанского моряка. Он даже выбрал ему одну из тулумских девушек в жены. Но Агиляр, верный своему обету[16] , решительно отказался жить с женой. И тогда Кинич, как нам рассказывает известный американский историк Прескотт, «подверг его строгому испытанию различными другими соблазнами, подобными тем, которыми дьявол якобы искушал святого Антония». Но Агиляр мужественно устоял против всех плотских соблазнов. А поскольку индейцы чрезвычайно ценят сдержанность и самообладание, испанец благодаря своей холодности к женским прелестям снискал абсолютное доверие нового хозяина. «Великий человек» Тулума даже поручил ему надзор за своими многочисленными женами.