«У нас на связи госпожа Людмила Ааронова из Ус-Посольской Промзоны с вопросом о своём муже, как она утверждает, заслуженном артисте Уральской Тверди, Михаиле Ааронове». – С восторгом и придыханием сообщила Лора, делая вид, будто министру нет, и не было в жизни ничего важнее, чем звонок Людмилы Аароновы.

«Ча?» – громко отозвалась подслеповатая женщина в очках с непомерно толстыми линзами и панамке, расшитой безвкусными гирляндами бисера. Одного пальца на её руке не хватало, а под носом что-то блестело – Романова предпочла думать, что это блик от устаревшей оптики. Не все жители Промзоны могли позволить себе приличное оборудование, в том числе хотя бы бюджетненький интерлинк.

«Здравствуйте, госпожа Ааронова»,– сухо поприветствовал Людмилу министр.

«Ча? – ошеломлённо повторила женщина. – Я могу говорить, да? Меня видно?»

«Видно-видно, – подмигнула зрителям Лора, стараясь не выдать насмешки. – Людмила, перед вами министр культуры и образования…»

«Да знаю я, какой он министр!» – перебила замершую Лору женщина. Романова на это подавила сочувственный вздох. Журналистам постоянно приходится принимать на себя две глыбы давления: одну со стороны действующих властей, которые диктуют свои условия, а другую, гораздо более тяжёлую, со стороны обывателя, который готов поверить только в самую идиотскую новость, упрямо отвергая всё, что и так должно находиться у него перед глазами.

«Министр Волуш, скажите мне, наконец-таки, почему я не могу проводить мужа в последний путь? Своего законного мужа! – отрывисто и с горечью заголосила Людмила Ааронова. – Я заплатила в похоронном агентстве две тысячи поинтов. Чтобы меня пустили посмотреть, как моего мужа и его автомобиль погрузят на эту самую ракету. И я же не снимать, ничего такого не хотела. Просто проводить моего Мишу. Его же так все любили, так любили. И я любила. А в последний момент мне сообщают, что у меня подходит срок обязательного техобслуживания автомобиля. И эти сволочи из «Лады» забирают мою машину. И я дома, Мишу не проводила, и даже не знаю, нормально ли они до луны долетели? Самое-то интересное, что, оказывается, ничего у меня не подходило. Никакого срока. Ошибка у них в базе. А я теперь из-за этой ошибки Мишу не проводила, и… и…» – Женщина тоскливо взвыла.

Волуш выхватил грязноватый платок и принялся натирать шею.

«Госпожа Ааронова, прошу вас, – обратился он к женщине, – успокойтесь. Мы отслеживаем все полёты. Поверьте, никаких аварий не было. Все останки долетели до Луны и были упокоены с миром, вместе с родовыми автомашинами. Вы всегда можете просмотреть фотографии на сайте похоронного ведомства. Я… хм… понимаю ваше негодование. Вам стоит подать жалобу в юридический отдел «Лады», чтобы вам возместили моральный и психологический ущерб. Вот вы не поверите, – Волуш обернулся к зрителям, которые в данный момент должны были смотреть прямой эфир, – уже не первый случай. Далеко не первый. Правительственный Комитет в курсе, что за последнее время на форумах появляются жалобы на обслуживание «Лады». Мы все очень обеспокоены и принимаем все возможные, допустимые законодательством меры. И да, хм, господин Лотарин, несомненно, взвалил себе на плечи непомерную ношу, поддерживая население. Но, как уже говорилось на последнем заксобрании, это всё ещё острый вопрос, требующий досконального обсуждения. «Лада» не может и не должна нести на себе столь большую ответственность в одиночку».

«А как может прокомментировать сложившуюся ситуацию Павел?» – влезла в разговор Лора, слегка подавшись вперёд, отчего вырез её пиджака образовал тёмный тоннель, способный засосать внутрь любого сексуально неудовлетворённого подростка. Волуш заметно покраснел и опустил взгляд.

Конус света сконцентрировался на ещё одном участнике передачи – Павле Умове, ведущем техническом специалисте корпорации «Лады». На молодом человеке были надеты тонкие прямоугольные очки, серая майка с логотипом «Лады» в виде изящного горностая, свернувшегося колесом, и серые джинсы. Тонкие губы Павла были неодобрительно поджаты. Более того, всем своим видом молодой человек напоминал застывшую в ярости ядовитую змею. Однако это было видно только хорошо разбирающимся в людях психологах. Для обычного зрителя Павел олицетворял собой безукоризненный идеал и вершину молодого успеха. Всем своим видом он подчёркивал моральное и интеллектуальное превосходство над любым собеседником.

«Мне кажется, что вопрос заключался, в первую очередь, не в проблеме техобслуживания транспортного средства госпожи Аароновы», – мягко проговорил Павел. Романова обратила внимание, как у Лоры судорожно сдвинулись ноги. Откуда вдруг такой непрофессионализм? Уж не вздумала ли она клеить красавчика в прямом эфире.

«Между тем, – подхватила эстафету Лора, – многочисленные комментаторы уже вовсю интересуются, какими такими достижениями гражданин Ааронов получил звание заслуженного артиста. Это вполне естественный вопрос! Действительно, в наш век высоких технологий, когда любой имеющий интерлинк может снять собственный полнометражный шедевр, когда музыку пишут щелчками пальцев, а от разнообразных перфомансов общественные тротуары превращаются в балаган, называться заслуженным народным артистом довольно необычно. Что вы скажете, госпожа Ааронова?»

Было видно, как едкое замечание Лоры вызвало в женщине злость. Негромкие продолжительные всхлипы и сморкания сменились яростью. Людмила Ааронова подняла кулачки на уровень глаза и сердито потрясла ими.

«Да что вы такое говорите-то? Я, между прочим, давно смотрю вашу передачу, и всегда её уважала. Но вот то, что вы обращаете внимание на каких-то… тьфу… малолеток, читаете, что они там пишут. Ну это ни в какие ворота! Мой муж ещё во время войны поддерживал дух наших солдат песнями, рассказами, каламбурами…»

«Во время войны? – моментально переспросил Павел. – Очень любопытный момент! Ваш муж, что получается, долгожитель? Ему сто лет?»

«Было сто лет», – с улыбкой поправила его Лора, посылая полуизвиняющийся-полуоткровенный взгляд. Волуш между тем громко и со вкусом приложился к бутылке воды, стоявшей возле него на низком столике.

«Почему сто лет-то? Чего вы передёргиваете?» – в голосе женщины сквозила истерика, сгладываемая слезами.

«А вам тоже сто лет?» – живо поинтересовалась Лора.

Романова зябко поёжилась. Чем ближе к Уральской Тверди, тем холоднее. Будто все ветра мира ночуют на дорогах Старого Дома. Не мудрено тогда, что банда байкеров решили податься на юг, где потеплее. Сейчас, небось, уже пьют горячий кофе на окраинах И-же, щупая своих байкерских самочек мясистыми лапами. Романова представила байкерскую самочку – с конопляными пластиковыми волосами, всю в дерматине и блёсках, с огромной открытой грудью и её, Романовой, почему-то, лицом.

«Подождите! Подождите! – перебивая горячо твердящего о чём-то Павла, орал министр Волуш. – Я вам говорю! Если Людмиле было на момент замужества на шестьдесят лет меньше, чем Михаилу, то мы вообще не имеем права рассматривать её обращение на законных основаниях!»

Павел высоко поднял брови и ушёл в тень, откинувшись на спинку кресла.

«Вам стоит поблагодарить всю эту документарную путаницу, госпожа Ааронова. Потому что иначе ваш муж мог бы оказаться сейчас не на лунном кладбище, где ему вечно будет почёт и уважение, а в расстрельных списках. На момент вашего замужества ваш муж воспользовался вашей безграмотностью и овладел ребёнком! Это сейчас возрастные рамки упразднены, учитывая порог жизни населения. А тогда это называлось растлением и даже совращением инакомыслящих малолетних. И каралось смертью».

«Да, – поддакнула Лора, привлекая к себе внимание, – не может не радовать, что сейчас мы живём в условиях, которые для наших предков были лишь утопией».

«Во всяком случае, – зло выкрикнула Людмила Ааронова, – наши предки жили по сто лет, а не дохли как саранча в вечной мерзлоте! Они видели Солнце! И не тряслись над своими автомобилями, боясь, что не сегодня-завтра им влепят пулю в грудь».