Донна наклонилась вперёд и подцепила крепкими бежевыми зубами пластиковый стаканчик с приборной панели. Журналистское удостоверение легонько стукнулось о мигающий тахометр. Завтра будет возможность передохнуть и выпить чего-нибудь более крепкого, а пока что приходилось перебиваться грязноватым кофейным напитком с ароматом гвоздики и машинного масла, который раздают возле каждого «зайчика».

В зеркале заднего вида промелькнули огни полицейской машины. Обычные. Ближний свет, пригодный для ночной трассы. Если бы это оказалась погоня, то свет стал бы обвиняюще красным, нацеленным с крыши служебной «Гадюки» прямо ей в спину. Но это был простой патруль, выискивающий безмашинных рецидивистов. Подобно тем, что недавно промчались по соседнему шоссе. Полиция не увеличивала скорость, но и не двигалась на одном с ней расстоянии: огни то пропадали совсем, то буквально замирали на месте. Романова ехала по магистрали снабжения, не предназначенной для транспорта общего пользования, но это не несло фактического нарушения каких-либо правил. А вот «откуда она ехала» – вопрос совсем другого уровня.

Стаканчик был водружён на место. Кофейный напиток, выпускающийся под маркой «Агни», что вроде бы было именем какого-то древнего солярного божества, нехотя проскользнул в пищевод и встал там неприятным комом. Романова устало вздохнула и на доли секунды прикрыла глаза.

Она привыкла, что её называют просто Романова, хотя журналисты и не являются частью богатого сословия. Она и сама себя так называла. Имя Донна было ей неприятно с детства: со школы, где её постоянно дразнили «плоскодонкой». Такая уж участь девочек, которые не сгибаются вперёд под тяжестью собственной груди и не целуются в пять лет со старшеклассниками, входящих или собирающимися входить в многочисленные банды или же имеющие призывной билет на службу в полиции. Маленькая грудь у девочки – это закрытые двери в половину востребованных профессий, насмешки окружающих, издевательства и полная уверенность в собственной нерентабельности. А потом детство кончается и начинается «Донна, выручи десяткой поинтов, у меня тут такая ситуация…», «Донна, я серьёзно, можешь спрятать меня на пару дней, пока автомобиль в ремонте», «Дружище, как там тебя… Романова! Сколько лет! Помнишь меня? А я недавно твой репортаж видела. Это просто нечто! Можешь фиктивно усыновить моего ребёнка на три года, пока я немного поднимусь с колен, да выбью для него подпольную регистрацию?»

Общество – это волчья стая. Романова читала энциклопедию по дикой фауне двадцатого столетия. Описание жизни волков удивительно совпадало с принципами существования нынешнего человечества. Если тебя вытолкнули вперёд, это вовсе не значит, что ты вожак – это лишь означает, что жизнь твоя не стоит и трёхпоинтовой резинки: оступишься, сляжешь, тут-то тебя и разорвут на прокорм всей стае. Самый мудрый – вожак всегда идёт позади остальных. Никто его не видит, но все знают, что он там – всегда готовый вонзить клыки в бок замешкавшегося собрата.

Из пропущенных по всему салону аудио-панелей аритмично терзал слух тяжёлый бас с лёгкими вкраплениями цимбал. Изредка к музыке добавлялись хриплые стоны восходящей звезды 2318 года Кицуне Ро. Певица утверждала, что её голосом поют ангелы; Романова же предпочитала считать, что голосом этой мелкой виртуальной выскочки поют чёрные от жизни в мегаполисе лёгкие и позорное низкокачественное сэмплирование. Хуже всего, что Кицуне Ро активно исповедовала японскую тематику в своих песнях, имидже и даже тембре голоса, а Романова терпеть не могла всё восточное. Япония – недоступная для простых смертных роскошь. Паразитировать на «их» культуре – это словно нырнув в очистные коллекторы упрямо твердить «сахар, сахар», внушая себе, что языку становится слаще. Однако по работе приходилось быть в курсе новомодных увлечений общественности. Сегодня это юродивые подростки с прыщавой задницей, а завтра – твой непосредственный источник дохода. Поэтому Кицуне Ро, дребезжа «познавшим жизнь» хриплоголосым фальцетом продолжала время от времени осквернять салон машины Романовой.

Журналистка искоса глянула на соседнее сиденье: там, периодически освещаемый дорожными фонарями, терпеливо ожидал своего часа небольшой свёрток. Внутри него до поры до времени таились тысячи поинтов – шанс Романовой на нормальную жизнь. Только бы добраться до Старого Дома. Вёрткий сутенёр массовой информации – да пусть его шины никогда не износятся! – Диплодок Жданов отвалит ей половину гонорара, едва узнает, что она раздобыла. Скандал! Желтуха в чистом виде, подкреплённая видеосъёмкой, фотографиями и сканами документов, определённо позволяющая вставить пару резных болтов опухающему от переедания Правительственному Комитету. Ради этой информации Романовой несколько дней назад пришлось проявлять чудеса маскировки, хитрости и прозорливости. Как только эти данные попадут на её домашний интерком, будет запущена древняя химера СМИ, питающая своими соками жадное до истерии население.

Романова протянула бледноватый пальчик с острым красным ноготком и ткнула им в зеркальце заднего вида, будто поправляя его.

– Ты это я! – в грудном голосе с хрипотцой, поднявшем ей рейтинг среди мужской части аудитории, прозвучало удовольствие и гордость. – И вместе мы победим всё и вся.

Отражение благодушно прищурилось, откликнувшись приподнятыми вверх уголками губ. По меркам нынешнего мира Романову можно было считать уже дамой в годах, не особо привлекательной для баловней судьбы, а уж тем более мало привлекательной для тех, кто строит семейный быт. Однако её гордость – россыпь рыжих пятнышек на скулах и щеках, привлекала взгляды коллег и вызывала интерес у представителей противоположного пола. Полюбовавшись бледненькими звёздочками, выступавшими на строгом аристократическом профиле (пусть и несколько подпорченном курносостью), Романова протянула руку с интерлинком в сторону интеркома и включила центральный новостной канал.

– Каким ароматом желаете сопроводить погружение? – моментально поинтересовался роутер голосом мальчика, отставшего в умственном развитии.

Заказывать ароматическое сопровождение у штатного роутера, поставляемого вместе с автомобилями «Лады», было опасно. Ты мог заказать аромат лимона – а кто теперь, вообще, вспомнит, как должен пахнуть натуральный лимон? – а получить вместо этого запах использованного интимного лубриката – и этот запах знаком многим. Но Романова иногда допускала себе небольшие вольности в экспериментах.

– Арабский «мукхала» с примесью белого перца и перегнившей асафетиды, – с долей издёвки над ладовской электроникой попросила Романова, прикусывая нижнюю губу. Интерком заурчал и начал смешивание, воспроизводя ароматические эфирные соединения из энциклопедических данных сети. Салон машины наполнился запахом земли и каких-то кислых отбросов. Ни ласковых сладких оттенков минералов с бассейна Памуккале, ни дурмана бальзамической асафетиды не чувствовалось. Пахло кухней дешёвой закусочной, в которой кого-то вырвало. Романова поморщилась, но стерпела.

На передней панели появилась трёхмерная проекция виртуальной передачи прямого эфира. Одно из многочисленных штатных ток-шоу, заполоняющих официальный эфир.

В низеньком светловолосом человеке можно было узнать министра культуры и образования Ярика Волуша. Он беспрестанно сморкался, вытягивал слова, будто в длинных червей, и гундосо хмыкал, если вопрос казался ему провокационным. Рядом с ним сидела миловидная девочка, при виде которой Романова улыбнулась, слегка отвлёкшись от дороги. Её подруга с детства и напарница по сей день – Лора. Насколько Романова закрепила за собой нишу скандалов и расследований, настолько Лора прочно угнездилась в касте шоуменов и харизматичных ведущих.

К изображению министра и Лоры периодически добавлялись в отдельном окошке лица обывателей. Это были жители крупных центров, сумевшие дозвониться до передачи, чтобы задать министру интересующие их вопросы. В задачи Лоры входило отвлечь дозвонившегося, если его вопрос нарушал заданные для эфира стандарты. Она успешно и с честью управлялась с поставленной задачей.