Он выбрал место меньше засорённое, поближе к бортику, и чертыхнулся. По требованию профсоюза лиц его профессии – засушливое время года стоило бы вовсе упразднить. Была бы слякоть, так высохшие отпечатки чьих-то ног, тогда бы еще можно было обнаружить. Так что оставалось удовольствоваться тем, что есть, и положиться на фантазию. Да, чего-чего, а этого в Испании хватало. «Сегодня ночью обещают дождь!» – мурлыкала ведущая дорожной развлекательной программы, когда он утром ехал к маяку. Она хихикала, ей и самой не верилось в такой прогноз. Прикрыв лоб козырьком ладони, Маркос поворочал головой. Жарящее солнце близилось к зениту, ослепляло после казематной тьмы внизу. Мыс, автостоянка и площадка перед маяком, с рябившей бирюзовой водной гладью, лежали у подножия холма как на ладони. Бленду к фотоаппарату он поленился захватить. Заметив в куче мусора газету, он нагнулся и поднял ее. Это был апрельский выпуск Marca – спортивного издания, которое здесь было очень популярно. Он вытряс из нее песок, свернул, прикидывая, как будет выглядеть такой навес, чтобы от берега не видно было никелевый байонет и блеска объектива. Затем поднял на темя свои солнцезащитные очки и сделал вдоль – по склону и до маяка – четыре фотоснимка. Выполнив рутинную работу, он вынул из кармана специальную насадку и закрепил ее на байонете аппарата, вследствие чего видоискатель мог работать как бинокль. Он опустил тот вниз, к началу склона перед виноградниками, и вскоре разглядел меж зелени тропу: она была правее того места, где он из рощи выехал на горную дорогу. Через прикрытую калитку в изгороди, тропа карабкалась на холм, вилась вокруг шпалер и выходила к башне. Пока неясно, придется ли ему или кому-нибудь еще по ходу операции воспользоваться этим подступом сюда. Но городские власти были правы: лучшего, чем это, места для панорамного обзора не найти.

Он приподнял видоискатель и там, где сам был только что, перед обрывом, у колонны маяка, увидел коренастую фигуру Марио. Его подряженный поверенный успел переодеться в яркую рубашку и кремовые брюки, дудочкой. Закончив свой «дневной регламент», наверно дожидался шефа, чтобы отпроситься у того и покутить: прикидывая, как потратить честно заработанные деньги, как вкопанный стоял у ограждавших столбиков, перед которыми невдалеке кружились птицы. Да, фрегаты были, как ниспосланы ему самой судьбой. Он был спиной, засунув руки в брюки, и не двигался. Если б не увеличение бинокля, так всё тот же. Да не тот: поза была что-то больно основательна для будничных раздумий… С минуту поглядев на парня, Маркос зачехлил свой фотоаппарат, сунул в боковой карман газету, рассчитывая выкинуть ту где-то по дороге, и, раскидав поверх своих следов песок из кучи мусора, спустился через люк к мосткам. Чего-то не вязалось в его мыслях с первым впечатлением от этого ковбоя. Ничем существенным не занятый, типичный шалопай и ловелас, желавший чем-нибудь прославиться, – и всё. Печально будет, если он ошибся!

Об эту пору покрытый каплями испарины, по пояс обнаженный и сердитый, Статиков сидел за передвинутым к окну столом в своей гостинице и тоже чертыхался, колдуя, перед запотевшей емкостью вина за 8€, которую достал из холодильника, с купленным в соседней лавочке техническим инвентарем – линейкой и двумя увеличительными стеклами. Вино было трехлетней выдержки, почти не опьяняя, тонизировало, чему он был обязан также тем, что утром положил бутылку в морозилку. Употреблять бы его стоило не так, и праздновать пока что было нечего, но от духоты внутри все пересохло, а весь бесплатный сок, который был, он уже выпил. Из дополнительных технических устройств в номере был только вентилятор и принятый холодный душ, по температуре как парное молоко, помог невелико. Сделав из стакана несколько глотков, он соединил две линзы так, чтобы добиться большей кратности, приблизил их к лежавшей с краю фотографии и стал исследовать структуру непонятного пятна, что было на вершине виноградного холма. Картинка была неустойчивой: обе линзы находились навесу в руках, а те были дрянным штативом; прежде требовалось навести одну из луп на резкость и после, отводя дыхание, пытаться совместить с ее фокальной плоскостью вторую. Бумага была тоже неудачной, глянцем отражала свет, из-за чего изображение в глазах двоилось, и в поле зрения бегали мурашки. С помощью такого немудреного приспособления можно было разглядеть разве что занозу в пальце. Но кое-что он все же обнаружил. В пятне на фотографии располагались мелкие как бисер цифры. Идя дугой по контуру внутри пятна, они были вразвалку смещены и смазаны, – как на контрольном хаотичном фото-коде в появлявшемся окошечке, когда заводишь на ПК свой собственный E-mail. Вытерев ладонью взмокший лоб, он отглотнул вина из укороченного, с рожицей кота стакана и произвел еще одну попытку. Понятно, это было глупостью: даже если повезет и он сумеет хоть частично разгадать минускулы вкрапления, – что это даст? Две цифры – 93, которые он не настолько разглядел, как подсознательно домыслил по их дрожащим очертаниям, поскольку знал, что это телефонный номер кода Барселоны, положим, могли означать чего угодно. Если б еще дело было в них! Дав отдохнуть глазам, он отложил увеличительные стекла и, взяв линейку, приложил ее к колонне маяка. Та была по высоте четыре сантиметра, хотя ее реальные размеры составляли метров 20-ть. Разность от деления – 500, давала коэффициент для пересчета. При помощи линейки он сопоставил это с расстоянием от маяка до той площадки у рекламного щита, где припарковал автомобиль. С учетом стереометрического искажения все удаленные объекты должны были казаться ближе, чем это было на бумаге. Он снова взял одну из линз и стал разглядывать подножие холма, рощицу олив и конусную башню маяка, торчавшую на самом берегу как неприличный знак из оттопыренного пальца. На снимке была диспропорция, заметная лишь для того, кто видел это место и мог там осмотреться: мыс с маяком на фотографии был выпячен, оптически гипертрофирован. Но это было выполнено так искусно, что не нарушало цельности всего пейзажа, не резало глаза. Дома он бы ни за что не стал транжирить время на такие изыскания. Мелочность рациональных построений давала повод для самоиронии: перед нелегкостью поставленной задачи все то, чего он обнаружил вкупе с неразборчивыми цифрами в пятне, было таким мизерным открытием, что ничего не проясняло. Он обозлился, чувствуя, что тщится отыскать лазейку как ребенок в найденной копилке. В конце концов, он отложил весь инвентарь, подставил раскалившуюся голову под вентилятор и с удовольствием допил прохладное вино. Кажется, в его интуитивном восприятии под пеклом местных солнечных лучей произошел регресс. Женский ум не терпит сложностей, а уж в несчастьях и тем более: Елена была фантазеркой, но ей и в голову бы не пришло придумать что-нибудь такое. Если бы она и вознамерилась сделать в этой фотографии какое-либо указание, то уж наверняка бы обошлась без ухищрений, а постаралась сделать так, чтоб это было ясно одному ему. Сама открытка с маяком, который был искусственно преувеличен, могла и быть таким намеком. Это хоть и придавало ее личной драме убого детективную окраску, но выглядело все же достовернее, чем то, чего он обнаружил. Еле различимые и перемешанные цифры в матовом пятне с расплывчатыми контурами незавершенной башни, – могли быть фото-трюком или, может, авторской пометкой какого-нибудь полоумного фотографа. Но так как никаких других подсказок не было, то в распоряжении его была всего одна зацепка, которая, если он сумеет ей воспользоваться, может привести его к Елене с сыном. Согласно информации Варыгина, сумевшего надыбать даже больше, чем пообещал, – южнее этого местечка, где-то в Барселоне, проживал приехавший сюда для бизнеса друг Кручнева – Лепорский, которого Елена называла «Лапа». По сведениям Варыгина тот обзавёлся здесь семьей. Фамилия Лепорский на испанский лад могла звучать иначе. Но в телефонном справочнике, который он листал вчера, каких-либо хотя бы отдаленных соответствий не было.