Таким образом, все то, что делает вещь живой, конституируется в пассивности – исконной продуктивности, которая организует гилетические данные в значимые осмысленные структуры. Фактически Гуссерль соглашается с Кантом в том, что основание бытия живого не сводится ни к какой известной каузальности. Это означает, что аналогично тому, как у Канта возникает необходимость полагания этого основания за пределами мира явлений, у Гуссерля возникает необходимость полагания этого основания не в горизонте других сознательных представлений, а в иной сфере. Для Гуссерля такой сферой является сфера пассивности.

Однако неясно, как общие разновидности пассивного синтеза обеспечивают имплицитную заданность различных типов предметности, и прежде всего живых существ. В частности, каким образом примордиальные ассоциации, основанные только на сходстве, могут иметь результатом устойчивую типику предметов? Что касается кинестез, то они могут в лучшем случае обеспечить самоданность Я как живого, но исходную данность других живых существ как живых они обеспечить не могут. Кроме того, как было показано, кинестезы предполагают некоторую упорядоченность, предданную по отношению к пассивному синтезу. Невозможность указать источник этой упорядоченности составляет существенную трудность гуссерлевского осмысления процесса конституирования жизни. Что касается феноменологического описания жизни как готового типа предметности, то и оно не может быть принято. Вытекающее из гуссерлевского априоризма утверждение о постоянстве типов предметов не позволяет решить проблему осмысления историко-культурных изменений понимания жизни.

Эти трудности открывают путь для дальнейшего исследования феномена жизни, предполагающий признание зависимости сознания от некоторых смысловых целостностей, которые являются не результатами работы сознания, а результатами восприимчивости познающего субъекта к иному по отношению к сознанию.

Предлагаемое в данном исследовании понимание способа формирования сознательного опыта позволяет прояснить, в чем состоит отмеченная Кантом и Гуссерлем особенная каузальность живого. Явления, содержание которых определяется не только сознательными, но и досознательными «данными» и является результатом гармонизации первых со вторыми, сознаются познающим субъектом как обладающие жизнью.

Будучи сознательным построением, живое подчиняется основным структурообразующим связям сознания – пространственности, временности, причинности и т.д. Возникновение и изменение живого существа можно объяснить путем построения действующей причинной связи, в соответствии с которой проявления жизни представляются как результат действия физиологических и психологических механизмов, однако при этом некоторое неуловимое, но важное основание останется за гранью объяснения. Влияние досознательного привносит в сознание принципиально новое, и это явление нового сознается как рождение живых существ. Рождение и смерть можно рассматривать как служащий для объяснения возникновения и уничтожения живого особый род причинной связи, который, не вступая в противоречие с общей для всех сознаваемых явлений действующей причинной связью, тем не менее отличает живое от неживого. Эта дополнительная причинная связь является хотя и не вполне адекватным, но все же сознанием того, что истоки живого лежат за пределами сознательного опыта. Структурные особенности причинных связей «рождение» и «смерть» подробно будут рассмотрены ниже.

Причина изменений живого заключена не только в чем-то внешнем по отношению к нему, но прежде всего в нем самом; живое способно расти и развиваться, способно рождать нечто новое, в том числе живое знание, живые прекрасные произведения искусства. Этими свойствами живое обязано своим досознательным «корням».

Сталкиваясь с рождением нового живого существа, мы полагаем уходящий в бесконечность прошлого причинный ряд базисного типа, который «привел» к этому рождению, поскольку ничто в здешнем (сознаваемом) мире не происходит без причины. Все происходящее с живым существом после его рождения также подчиняется законам базисной причинности. При этом ряд событий жизни подчиняется базисной причинности «задним числом», именно поэтому при помощи данного вида причинности можно объяснить все явления, даже те, которые возникают в сознании «внезапно» и имеют истоки в досознательном. С одной стороны, рождение живого существа есть привнесение в сознание нового, но, с другой стороны, это рождение сознается как лишь звено базисной причинной цепи, формирующееся из уже имеющегося материала сознаваемого мира, а не возникающее из ничего.

Несмотря на то что все природные явления имеют досознательные «прообразы», природа лишь на первых этапах познания представляется всецело живой, рождающейся и умирающей. В дальнейшем все больше явлений будет создаваться в ориентировке лишь на сознательные результаты познания (чем обусловлен этот процесс, будет показано ниже). Это означает, что сознательный опыт будет становиться все менее насыщенным жизнью.

Сведение смысла живого к понятию «организм» есть результат принятия сознаваемого мира в качестве единственной реальности. Тенденция к тому, чтобы утверждать автономию чувственного мира, намечается с началом Нового времени, достигая завершения в эпоху ницшеанского «великого полдня», сулящего человеку избавление от «теневых», «задних» миров.

Создание набросков субъективности – досознательное изменение, которое на уровне сознания проявляется в возникновении познающих существ. Сознание не может не «замечать» это изменение, но всегда выстраивает соответственное ему изменение, поэтому именно наброски в первую очередь сознаются как живые существа, и создания вторичного воображения, соответствующие наброскам, сохраняют статус живого на протяжении ряда этапов познания. Поскольку набросок есть более или менее удачный «заместитель» познающего, он представляет собой не что иное, как более или менее совершенную познавательную способность. Эта существенная черта наброска сознается как свойственная живому существу способность к восприятию «внешнего» мира.

Благодаря своей связи с досознательным живое может быть прекрасным. Красота того или иного живого существа определяется тем, насколько точно оно выражает свой досознательный прообраз. Но живое существо есть явление, выстроенное при ориентировке не только на досознательные данные, но и на сознательные, поэтому, в зависимости от того, насколько «учтены» те или иные данные в каждом конкретном случае, живое может иметь как красивые, так и некрасивые черты. Однако все прекрасное с необходимостью представляется живым. Действительно, красота явления обусловлена его досознательными корнями, а все явления, имеющие досознательные корни, с необходимостью сознаются как обладающие жизнью.

Итак, феномен живого строится при ориентации на досознательное. Именно досознательное привносит в сознание принципиально новое, и это явление нового осознается как рождение живых существ. Живым может быть любое явление, лишь бы оно было построено в установке на все, в том числе и досознательные, результаты познания.

Древние видели всю природу живой, так как все представления, создаваемые в процессе сознательного творчества, стихийно настраивались на все соответственные данные, в том числе и досознательные.

Первобытный человек верит в тайную, неявленную сторону любого предмета. Л. Леви-Брюль характеризует первобытные представления как мистические: «термин “мистический” подходит к вере в силы, влияния, действия, неприметные, неощутимые для чувств, но тем не менее реальные»246. Именно тайная сторона вещей и делает их живыми, эти два верования – в тайну и в силу жизни – связаны, поскольку именно при настроенности познания на досознательное возникает феномен живого, а включенность досознательного и есть включенность тайного, не поддающегося сознательному представлению: «Ни одно существо, ни один предмет, ни одно явление природы не выступают в коллективных представлениях первобытных людей тем, чем они кажутся нам»247. Мир первобытности является живым и полным смысла, исток которого лежит в досознательном, неявленном. Живыми и имеющими тайный смысл представляются все предметы.