Авилеро и Ясномысл переглянулись.

   - Ммм, духи колтки што ли? - вопросительно посмотрел на него Ясномылс.

   - Не духи, а дух... Один значить. Сидел так, свесив ногу вниз, да болтать ей туда-сюда. Не к добру этоть. Все знают. Брошенный чтоль, подумать я.

   Авилеро нахмурился:

   - Как понял, что колток?

   - Как понял, что колток?! Ха-ха-ха! Ну как, вот сидит ни с того ни с сего на верхотуре малорослик с огненными такими волосами во все стороны.

   - И?

   - Говорю тебе, я крутанулся. Ба... Да у него два лица. Одно грустное такое. На луну, значить, пялится. А второе, ну как в байках Уйкиных посреди живота, пострашнее. На меня зыркает да хмурится. - Нэнне понизил голос. - Я-то никому не стал говорить. Ну его к чертям. Скажуть, сдурел от голода. Мужики, сам знаешь, у нас какие. На смех пустять. Начнут байки травить... Как помнишь, годка два назад Ясномыслу не поверить, что он лешего слышал. Да прозвали...

   - Тугомысл, - позволил себе чуть улыбнуться Авилеро.

   - Спасибо что напомнил, - проворчал Ясномысл, трогая зуб, который день назад начал качаться от недостатка витаминов.

   Духов колтков давненько уже не встречали в здешних землях. Хотя раньше их было достаточно. Эти лесные духи-крошки считались вполне безобидными и даже, наоборот, часто помогали людям. Любили пошуметь, поболтать. Жили по поверьям в зарослях бузины. Сильные маги былых времен старались приманить и приручить этих духов, хотя они и считались более дикими, лесными. Но в отличие от большинства домашних духов колтки были привередливы и не поддавались магическим уговорам. Они, напротив, могли пойти на службу скорее обычным людям или даже эльфам. Для этого им часто приносили вкусные угощения: пряники, сладости, леденцы. Главным испытанием было вытерпеть все проказы колтков, прежде чем они останутся в доме жить и помогать хозяевам. Колтки могли и еду всю съесть ночью и мусор раскидать. Но любимым их делом было покрошить мусор в крынку с молоком. Накрошат и сидят в укромном месте, смотрят, выпьют ли хозяева. Если выпьют, быть колткам при доме и помогать уже во всем.

   Нэнне махнул рукой:

   - А ну его. Как появился, так и сгинуть. Я уж глядеть, ан нет его. И конец истории.

   - Хм, - задумался эльф. - Если он был один, да так близко к людскому жилищу, значит, прислуживал кому-то из наших... А теперь... Теперь остался не у дел? - Авилеро растягивал в задумчивости слова. - Думаю, его хозяин умер.

   - Четвертак?

   - Мммм... Такое может быть. Вполне. Помнишь, как Четвертак с семьей жили? Всегда у них чисто, как ни приди.

   - Ха! Вот те на! - крякнул Ясномысл.

   Все трое замолчали.

   - Слушай, Ави, - произнёс Нэнне. - Что-то тебя не видать в последнее время. Только на стене и нигде больше. Как ты вообще?

  За прошедшие тридцать три дня с начала осады Авилеро, казалось, постарел на несколько лет. Его вертикальная складочка на переносице стала ещё глубже, а рядом к ней присоседилась вторая поменьше. Возле уголков рта углубились две бороздки. Взгляд, и без того тяжелый, теперь был ещё и безразличным, потухшим. Типичная зелень ливеллийских глаз подёрнулась тёмной мутью, будто туда напустили болотной грязной тины. Эти внешние изменения сильно контрастировали с его умением не проявлять слабости и говорить всегда бодро и живо. Авилеро почти всё скрывал внутри, но как бы он хорошо ни прятал свои эмоции, каким бы активным ни казался, глаза выдавали эмоциональную усталость. В последнее время только с Льдинкой, который был теперь узником подвалов донжона, он мог честно поделиться своими тревогами. А поделиться было чем.

  Эльф вспомнил про найденную недавно у порога дома записку с корявой надписью "Убирайся ко своим! Еначе мы сами тебя убирём!" Кроме капитана форта, бурмистра и воеводы писать мало-мальски умели только три человека. Однако у Авилеро не было охоты разбираться с этим. Он не сказал никому ни слова, а просто смял записку и выбросил. Кроме желания поскорее закончить со всем этим, он больше ничего не чувствовал. А если всё закончится быстрее, что ж, возможно, оно и к лучшему. Это бы избавило его от чувства голода, от этой ноющей, сверлящей боли в желудке, от чувства, как твой организм поглощает постепенно сам себя, стараясь за счёт хоть какого-нибудь органа найти главную пищу для мозга - глюкозу. Ему было невыносимо ПОСТОЯННО думать о еде.

  - А я слышать, трое из твоего отряда ушли на восточную стену, - продолжил Нэнне.

  - Верно... Попросились к Ялю перевестись. Я отпустил. Взамен выделили двоих из арбалетчиков Житомира. Толковые парни.

  Нэнне немного замялся.

  - Ты же знаешь, Ави! Я всегда поддержу. Давай переведусь к тебе на южный бастион.

  - Переводись. Нам люди нужны.

  - Вот и славно! - обрадовался Нэнне, как будто даже облегченно выдохнув.

  - Тшшш! - вдруг зашипел на них Ясномысл, всё это время смотревший на Нэнне с какой-то хитринкой в глазах. - Замолкните! Слыхали?

  Из глубины форта нарастал шум голосов.

  - Ээй! Что там? - крикнул Ясномысл пробегающему мимо стены коренастому арбалетчику.

  - Чёрт их поймёт! Говорят, Кильд вернулся! Да с послом от самого короля!

  Всех троих как волной смыло со стены. На бегу Авилеро отдал приказ младшему дозорному остаться на стене для продолжения наблюдения.

  ***

  Скороход Кильд Соттивельда и поверенный гонец самого Отакара Фичгрота ждали целые сутки у северной стены, прячась в лесу, пока не поймали момент, когда у эльфов, наконец, произошёл временной разрыв в смене патрульных. Дозорные посты были выставлены захватчиками вокруг всего форта на расстоянии ста метров друг от друга для предотвращения прорыва из или, наоборот, проникновения в Байу. По счастью, оба варианта эльфы считали маловероятными, и патруль оказался не слишком бдительным. Сменялись посты два раза в день. Именно моментом смены патруля (заскучавшие эльфы остановились поболтать с заменяющим их новым дуэтом дозорных), а также близким расположением стены к кромке леса и воспользовались гонцы.