Теперь оставалось лишь ждать. Ждать, чтобы увидеть, в какое дерьмо он вляпался.

Вдруг до Феликса донесся скрежет цепи, пропущенной сквозь латунные ручки. Он прозвучал смертным приговором. Что ж, по крайней мере, они не заставили его ждать долго.

Ага, шаги на лестнице: две пары ног, один ступал тяжелее другого. Кто-то из поднимавшихся зашелся в надсадном кашле, и оба остановились. Еще три шага, и приступ повторился. Нехорошее, чахоточное перханье.

Мигающий желтый свет предвосхитил появление пары еще до того, как люди достигли верхней площадки. Желтушный оттенок лег на темно-зеленые обои комнаты и ряды таких же темных живописных полотен. С каждой картины смотрело мрачное непривлекательное лицо давным-давно погребенного канцлера. Хранители Имперского казначейства равнодушно взирали на затруднительное положение Феликса. Он вторгся в их дом, и правосудие уже взбиралось по узкой лестнице.

Методичные шаги и колеблющееся пятно света только усиливали его расстройство. Феликс хотел, чтобы все поскорее закончилось.

– Если собираетесь убить меня, то валяйте! – крикнул он, хотя и знал, что приближающиеся, кем бы они ни были, не убьют его.

Они не стали бы устраивать эту западню, если бы на уме у них была только его смерть; тут вполне хватило бы и пущенной в спину стрелы. Пока он скакал по крышам, у них была полная возможность прикончить его. Нет, они что-то замышляли.

И это было гораздо хуже.

Он не мог даже зажмуриться.

Миновав лестничную площадку, пара вошла в зеленую комнату. Люди оказались точно такими же непохожими друг на друга, как и их шаги. Один был высоким, тощим, с собранными в пучок волосами, с высоко выбритыми висками, второй – значительно ниже, с уверенными движениями прирожденного бойца, но в балахоне жреца.

– Феликс, Феликс, Феликс, – протянул жрец с подобием улыбки на румяном лице. Но дальше подобия дело не пошло. Восхождение по лестнице взяло свое. Человек зашелся в очередном приступе кашля. Когда жрец оторвал от губ скомканный платок, Феликс заметил на нем кровь. Спрятав платок в складках балахона, жрец все-таки улыбнулся, и от нескрываемого удовольствия, с каким он созерцал поверженного Феликса, вора пробрал ледяной озноб. Перед ним был божественный мошенник – верховный теогонист собственной персоной. – Да, Феликс, ты оказался в малоприятном положении, не так ли?

Даже если бы он и хотел, то не мог бы отвести глаз от испытующего взгляда жреца. Он чувствовал себя тушей, подвешенной на крюке мясника.

И ждал, когда упадет топор.

– Можно сказать и так, но можно также заметить, что с каждой минутой дело становится все интереснее, – произнес, наконец, Феликс, заполняя неуютную паузу. – Я имею в виду, совсем недавно я валялся тут в темноте и одиночестве, размышляя о том, как потихоньку сгнию под чавканье насыщающихся внизу вампиров, а теперь посмотрите на меня – я удостоен аудиенции самого верховного теогониста Сигмара. Не совсем этого я ожидал в сложившихся обстоятельствах.

– Ну, друг мой, отчаянные дни требуют отчаянных действий – так, кажется, говорят?

– Афера, – хмыкнул Феликс, как будто это слово объясняло все.

– Прошу прощения?

– Это все афера, разве не так?

– Не уверен, что понял тебя, – покачал головой жрец, но то, как он это сказал, выдало его. Он прекрасно знал, о чем говорит Феликс.

– Афера, мошенничество, надувательство, большой толстый обман, с помощью которого ты одурачил половину жителей этого проклятого города.

– Интересно, да? – сухо обратился жрец к своему спутнику. – Наш добрый воришка находится в такой неловкой ситуации и все же умудряется повернуть все так, что мы в этом маленьком сценарии выступаем заговорщиками. Это надо уметь. – Улыбка увяла на его губах.

Теперь Феликс видел лицо очень, очень усталого человека. Четыре дня в подвалах собора не пошли священнику на пользу, и вряд ли он спал больше нескольких часов, если вообще спал.

– Ты умираешь, не так ли? – спросил вор. Он сказал это наобум, но – чахоточный кашель, землистая кожа, красные от бессонницы глаза… Возможно, он был недалек от истины.

– Разве все мы не умираем потихоньку? – ответил жрец, и улыбка на мгновение вернулась к нему.

– Некоторые умирают быстрее остальных.

– Поистине так.

– Обманщика не обманешь, как говаривала моя старая матушка, но именно этим ты и занимаешься, а?

– Действительно, – признал жрец. – Но это не относится к ситуации, которую мы имеем на данный момент, ты согласен? – Феликс кивнул бы, если б мог. – Я полагаю, и мой друг подтвердит это, что пойманному flagrantedelicto[10] грозит достаточно суровое наказание.

– Ты же видел виселицы на площади, – сказал второй мужчина, предоставляя Феликсу возможность самому сложить два и два.

– К тому же, увы, отговорка «Я пошутил, честное слово» здесь не пройдет. Ты тут, и твои намерения очевидны. Укравший однажды – вор навсегда. Ты щеголяешь в модных нарядах и посещаешь великосветские приемы, но это не делает тебя джентльменом, Феликс. Ты вор.

– И чертовски хороший вор, – вставил Феликс.

– Ну, исключая настоящий момент, не так ли?

– Да уж, тут не поспоришь. Итак, жрец, что тебе нужно от вора? Ради этого-то все и затевалось, верно? Ты хочешь нанять меня для своей аферы.

Верховный теогонист слегка поклонился:

– Отлично, просто отлично. Теперь я вижу, почему вы пользуетесь столь высокой репутацией, repp Манн. Плата, которую я предлагаю, – официальное прощение за все совершенные тобой грехи, включая и этот, и состояние. Ты получишь столько драгоценных камней, что сможешь вести вполне обеспеченную жизнь где-нибудь вдалеке, где тебя не слишком хорошо знают. Можно сказать, тебе повезло. Вдобавок ты никогда не вернешься в Альтдорф, ясно?

– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, жрец. Я уже чувствую нож у себя между лопатками. Прошу простить, но вы, религиозные типы, не из тех, кому я безоглядно доверяю. В чем подвох?

– Никакого подвоха. И к тому же от тебя не требуют ничего сложного. Мне нужно, чтобы, ты украл для меня кольцо.

– Украл кольцо? – подозрительно переспросил Феликс. – У кого?