Пока дилижанс со впряжёнными в него пегасами плыл по небу, перескакивая с одного облака на другое, Патрик, обычно молчаливый, пребывал в восторженном возбуждении и тараторил без умолку.

— Друг мой, — сказал Доктор, растирая опухшие от болтовни Пата уши, — ты все приключения распугал непрестанными разговорами! — и только после этих слов Патрик затих и стал с жадностью вглядываться в проплывающую под ними землю.

— Спускаемся! — велел Док, и Патрик направил пегасов к земле.

Волшебные кони мягко опустили дилижанс на пыльную дорогу, и ослабленные поводья покоились на их спинах.

— Док, а мы где? — вертел головой Патрик.

— А ты как думаешь? — задал встречный вопрос Доктор.

— Не знаю. Где-то… в поле? — Помощник не видел вокруг ничего примечательного, кроме посевов пшеницы, налитые колосья которой пригибали стебли к земле. — Обычная такая сельская местность, — заявил он, и с этим сложно было не согласиться.

Резвившийся ветер купался в пшеничном море, исходившем золотыми волнами от одного края до другого. Можно было закрыть глаза и слушать, как поле что-то тихонько шепчет путникам: быть может, желает счастливого пути. Подхваченная ветром шуршащая пшеничная волна, подставляя и без того слепящий золотой гребень солнцу, докатилась до края поля, наткнулась на могучие вековые сосны и пугливо отпрянула, не желая связываться с вечнозелёными великанами.

Где-то вдалеке, где небо встречалось с землёй, виднелись приземистые горы, подёрнутые сизой дымкой вечерних сумерек. И если только присмотреться, можно было заметить, что на равнине подле гор расположился небольшой городок, обнесённый крепостной стеной.

— Этот городок называется Горевилем, — сказал Док. — И если мы поторопимся, то успеем попасть в него до того, как ворота закроются на ночь.

— Ну и название, — поёжился Пат и лёгким движением поводьев заставил пегасов ускорить шаг.

— Это с какой стороны посмотреть. Кто-то говорит, что город получил название из-за гор, укрывающих его с севера, а кто-то считает, что в названии кроет в себе великое горе прошлых веков, которое до сих пор тяготит горожан…

— Горе? Какое горе? — навострил уши Патрик.

— Прежде этот город назывался Виль дю Кёр¹. По легенде, пару веков назад в городе пропали все дети — мальчишки и девчонки от трёх до пятнадцати лет, и никто не знал, куда они исчезли, никто не ведал, где их искать. Дети продолжали исчезать, едва им исполнялось три года, — как бы ни старались родители их уберечь, как бы ни прятали! — и так продолжалось до тех пор, пока в городе не осталось ни одного младенца.

— И что, никого не удалось найти? — похолодел от ужаса Патрик.

— Никого, — подтвердил Док, — хоть и искали денно и нощно: дети как в воду канули. Прошло несколько лет; подростки, оставшиеся в городе, становились взрослыми людьми и заводили свои собственные семьи, и скоро в Виль дю Кёре снова зазвенел детский смех. Старожилы с ужасом думали о том, что и этих младенцев постигнет страшная участь, и молили богов, чтобы беда обошла стороной.

То ли молитвы их были услышаны, то ли что иное, но годы сменялись десятилетиями, десятилетия веками, а похититель детей больше не объявлялся. А в память о пропавших детях город стали называть Горевилем.

— Жуть какая! Но кому было нужно похищать детей? — воскликнул Патрик, и пегасы, почуяв гнев в голосе человека, нервно всхрапнули.

— Этого выяснить не удалось. До сих пор никому не известно, почему пропали бедные дети, — печально вздохнул Док.

— Так, быть может, мы это и выясним? — с воодушевлением предположил Помощник.

— Не знаю, сын мой, но помочь кое-кому, надеюсь, в наших силах, — загадочно произнес Доктор Тондресс и замолчал, так как дилижанс уже стоял подле городских ворот.

Хмурый привратник, лязгая доспехами и опираясь на копьё, открыл ворота и даже не спросил, кто и зачем прибыл в город.

От одного конца города к другому вела единственная широкая улица, пронизывая торговую площадь, как стрела яблоко. Прочие городские улочки были столь малы и столь тесны, что на них едва могли разминуться два человека, а об экипажах и вовсе речи не шло. Невысокие — этажа в два или три — дома из чёрного камня с покатыми крышами, казалось, опирались друг на друга: каждый этаж чуть выступал над предыдущим, и дома почти касались друг друга чердаками.

На первых этажах располагались лавки, и кованые вывески скрипели от ветра и сообщали прохожим, что те могут приобрести у того или иного хозяина-торговца.

Одно из окон распахнуло свои разбухшие от сырости ставни, и Патрик, за мгновение до этого уведя пегасов на противоположную сторону улицы, чудом избежал содержимого ночного горшка, бесцеремонно выплеснутого прямо на проезжую часть.

— Док! Это же натуральное средневековье! — ошалел Помощник, обретая на несколько минут утраченный дар речи.

— Это точно, — согласился Доктор, наблюдая в окошко дилижанса, как стайка босоногих ребятишек, устряпанных хуже поросят, играют в войну и сражаются друг с другом на деревянных мечах.

Дилижанс выехал на площадь, где подходила к концу воскресная ярмарка: последние покупатели с сомнением качали головой и разглядывали оставшийся товар, но всё же покупали рыбу, начавшую вонять под солнцем, мясо, ещё утром бывшее свежим, а теперь засиженное мухами, фрукты и овощи с огородов, расположенных за городской стеной, прошлогоднее зерно и смолотую муку.

Доктор заинтересованно рассматривал покупателей: они доставали из кожаных кошелей золотые продолговатые кусочки, отрубали от них край толщиной в несколько миллиметров, отдавали большую часть торговцу, а остальное без сожаления выбрасывали, и маленький квадратик золота моментально втаптывался в грязь.

— Скажите-ка, милейший, — окликнул Доктор одного горожанина — тот только что купил десяток гусиных яиц и получил на сдачу маленький кирпичик серебра, — где в вашем городке можно найти ночлег двум путникам? Мы с сыном, видите ли, утомились с дороги…

— Поезжайте туда! — мужчина махнул рукой на восток. — Увидите на окраине мельницу, попросите ночлега у вдовы мельника.

— Премного благодарны! — Доктор признательно приподнял шляпу, а Патрик уже разворачивал пегасов в указанную сторону.

Вскоре, как и сказал горожанин, они достигли мельницы на берегу небольшой речушки, воды которой крутили мельничные жернова. Сама мельница и пристроенный к ней дом были аккуратными и ухоженными, на деревянном крыльце сидел пушистый кот и лениво щурился на солнце.

Дилижанс ещё не успел остановиться, как из дома выглянула полноватая, ещё не старая женщина, румяная от печного жара. Волосы скрывал белый чепчик, а поверх платья был повязан испачканный в муке передник.

— Гюстав! Жером! Ужинать! — позвала она и вытерла руки передником. В этот момент хозяйка заметила приезжих и поспешила навстречу.

— Мы хотим остановиться у вас на ночь, — сказал Доктор. — На площади нам посоветовали обратиться к вам.

— Оставайтесь, чего ж! Места хватит, да и лошадок ваших разместим, — кивнула мельничиха — она тоже не заметила у коней мощных крыльев и прошла по дорожке к амбару: — Жером, Гюстав!

На её зов из амбара вышли двое рослых парней в холщовых штанах и грубых рубищах.

— Отведите лошадок в конюшню и позаботьтесь как следует! — велела женщина и махнула рукой Доктору и Патрику: — Пойдёмте, у нас как раз стол накрыт!

В доме витали ароматы свежеиспечённого хлеба, ванили и корицы, на столе стояла пузатая супница, а рядом на расписном блюде лежала индейка с румяной корочкой и яблоками. Женщина торопливо достала для гостей столовые приборы и ловко расставила их на столе. Парни, исполнив наказ матери, вошли в дом и скинули рабочие рубища, оставшись в льняных рубахах. Ребята наскоро умылись и заняли места за столом.

— Меня зовут Сурья, — женщина подала Доктору полотенце с вышитыми на нём райскими птицами, — а Гюстав и Жером — мои сыновья. А как зовут вас, путники?

— Я Доктор Тондресс, а это Патрик, мой Помощник, — улыбнулся Доктор и вытер мокрые руки.