– А управляющий? Ему ранний визит нанести надобно, денежку заплатить.
Маняша еще немного потопталась, поворчала, затем все же отправилась исполнять поручение.
– Сама-то вещи обратно тащить не вздумай, здесь оставь. Я распоряжусь в отеле, чтоб забрал кто.
– Не вздумаю, – пообещала я, устраиваясь с комфортом на стуле, закутываясь в плед и откидывая крышку корзины. – Я сейчас завтракать буду с превеликим удовольствием.
От пирожков к стылому небу поднимался ароматный парок.
Если и вспомнился мне некстати давешний сдобный зарок, то я быстро эту мысль думать перестала. Откушав и запив снедь обжигающим чаем, добытым из термоса, я вытерла губы салфеточкой и принялась ждать. Ветер крепчал, поднимая волны. До меня брызги не долетали, а вот публике, толпящейся внизу, приходилось несладко. Особенно Наталье Наумовне. Потому что наряд кузины, хорошо мне знакомый, осенней погоде соответствовал мало. Летнее платьишко было, легкое, муслин да кисея многослойная. Что ж она себя не бережет?
– Кыс, кыс…
Я обернулась. Из-за валуна мне махал какой-то мужик, будто сошедший с деревенской пасторали, огромный, белобрысый, в куртке толстого серого сукна, сапогах с раструбами и круглой шляпе с узкими полями – в таких предпочитали выезжать на охоту берендийские помещики.
– Кошку здесь не видали, барышня?
– Не видала!
Пароходик уже подходил к заливу, мне было видно его невооруженным глазом.
– Ступайте, любезный, – приказала я решительно, выбираясь из многослойности пледа.
– Котик здесь уж больно любопытный шастает, – проигнорировав просьбу, мужик обогнул валун и стал спускаться ко мне, разбрасывая сапожищами белесую гальку. – На камышового повадками похожий.
Я уже снимала палантин и укладывала его между камней, вместе с остальной поклажей и сложенным стулом. Сцена должна быть свободной.
– Может, вам нужна помощь?
– Еще один шаг, любезный, и я кричать буду! – ответила я весело и зло. – Убирайтесь!
Он нерешительно остановился.
– Но позвольте…
– Не позволю! Ума не приложу, как должен выглядеть камышовый кот, но, если это трехцветная бестия с бандитским выражением морды, то он за вашей спиной.
– У вас здесь пикник?
Он не обернулся, а зря. Потому что кот, размером с крупную охотничью собаку, сжался в комочек, явно с целью атаковать.
Я быстро вскинула к лицу подзорную трубу, в этот момент солнце выглянуло из-за низких серых туч.
– Ложись! – проорала я зычно, тряхнула головой, пустив по ветру копну распущенных волос.
За моей спиной, судя по звукам, кипела нешуточная битва. Кот визжал, как могут визжать только дерущиеся коты, мужик кряхтел и охал, я не отводила взгляда от пароходной палубы. Князь Кошкин, кажется, тоже о важности первого впечатления знал. Он стоял у борта подбоченясь и молодцевато подкручивая ус, эполеты сверкали, шнуры, коими в преизбытке был расшит его доломан, трепетали на ветру, кивер на голове держался как приколоченный.
Манифик, могла бы сказать я, но говорила вовсе другое, обращаясь к мужику за моей спиной:
– Что бы вы там с киской ни творили, лежите и не высовывайтесь, любезный. Тогда, обещаю, я не оставлю вас здесь на прокорм чайкам и камышовым котам, а, напротив, пришлю доктора…
Тут князь Кошкин меня заметил, я ощутила его взгляд всем телом, будто встретила грудью горячую морскую волну.
Я опустила трубу, кораблик как раз приблизился к берегу на максимально возможное расстояние. Князь приложил к губам руку в белой перчатке и помахал ею, посылая мне воздушный поцелуй.
Я в ответ присела в глубоком изящном реверансе, не забыв отбросить в сторону волосы.
С реверансом я погорячилась. Потому что сидеть в нем пришлось все время, пока пароходик с его сиятельством неторопливо пыхтел вдоль берега. А все, кто сиживал в реверансах, знают, как нечеловечески приходится изгибать и напрягать конечности, чтоб достичь положенного по этикету изящества.
Пароход закончил разворот, но князь Анатоль, успевший перебежать на корму, продолжал размахивать конечностями и прожигать меня взглядами.
«Экий надоеда», – подумала я, и облегченно выдохнула, когда к его сиятельству подошел какой-то офицер и увел его с палубы.
Я, согнувшись, потерла ладонями дрожащие колени и только после этого массажа повернулась к пострадавшему мужику.
Тот оказался у меня за спиной. То есть натурально эта громада возвышалась в полушаге от меня.
Я похолодела.
– Вы давно здесь торчите?
Взгляд скользнул дальше, кот лежал на камнях и признаков жизни не подавал.
– Животное!
– Простите?
– Вы! – Я, размахнувшись, ударила его подзорной трубой в плечо. – Гадкий жестокий человек! Живодер! Бедный котик…
Я бросила в суконную грудь свое оружие и подбежала к страдальцу. Кровь стекала по камням, впитываясь в сухую землю.
– И что вы теперь изволите с ним сделать, господин охотник? Набьете соломой? Выставите чучело в зале трофеев в своем Муходрыщинске?
– В каком Муходрыщинске?
Отвечать я не собиралась, присела на корточки, потрогала кончиками пальцев мягкую шерсть у мордочки покойного создания. Однако… Бок явно драли зубами, это не ножевой удар.
Подняв взгляд, я убедилась, что на губах муходрыщенского помещика нет крови, затем посмотрела на его руки, в них не было ножа.
– Это самка, – растерянно сказал мужик. – И, уверяю, в ее смерти я вовсе не повинен.
– А это нам еще предстоит выяснить, – не желая смягчаться, ответила я.
– Пол этого создания?
– Степень вашей вины.
Мужик ума явно был невеликого, за моими словами не поспевал.
– Уверяю вас… – Он приблизился и присел рядом со мной. – Она бросилась на меня, но, кажется, промахнулась. Я ощутил лишь толчок, а когда обернулся, кошка уже билась в конвульсиях на земле, видимо, последний прыжок стоил ей остатков сил.
– И какова же причина столь странного поведения?
– Особенности местного воздуха, самым невероятным образом действующего на дамские организмы. Вы-то, сами, барышня, что именно сейчас исполняли?
– Закончили муходрыщенские курсы сарказма? – перебила я его. – С отличием? Помогите уж, охотничек.
Я стала собирать ближайшие ко мне камешки, сооружая над покойницей то-то вроде кургана.
– Наверное, – он тоже положил пару камней, – мне следует представиться?
– Не трудитесь. – Я распрямилась, отряхивая запыленный подол. – Ваше имя мне нисколько не интересно, а мое вам без надобности.
– И узнать его я смогу без труда, выяснив отличницу курсов беспардонности?
– А вы, сударь, невежа.
– А вы, сударыня… – Он запнулся, потом махнул рукой и пробормотал: – Спишем вашу резкость на нервное перевозбуждение и попытаемся начать знакомство с самого начала. Иван Иванович Зорин, прибыл из Мокошь-града с целью поправления здоровья.
Чего ему еще поправлять? Я хмыкнула, придирчиво осматривая собеседника от носков сапог до белесой макушки, сейчас обнаженной по случаю вежливого поклона. Еще чуть-чуть здоровья, и Иван Иванович треснет под напором оного, как переспелый плод. Из столицы? Значит, не помещик, служака, чиновник не из высоких, может, отставной военный, вон как плечи держит, будто на плацу. Отставной майор от инфантерии? Либо от интендантства? Здоровье! Как же. Небось от майорши своей сбежал в надежде на скоротечный курортный романчик. Только вот со мною тебе, мил-человек, не обломится. Гризетку какую-нибудь поищи и на нее глазищами своими васильковыми зыркай. У меня, между прочим, целый князь практически в кармане, тоже с глазами и даже с усиками. Однако мое разглядывание уже можно было счесть за кокетство.
– Серафима Карповна Абызова, – с теми же простоватыми интонациями, что и собеседник, сказала я без поклона. – Прибыла из Загорской губернии просто так, без особой цели.
Решив, что долг вежливости исполнен мною полностью, я вернулась к своим вещам и потянула за уголок мехового палантина. Морской ветер пробирал до костей.
– Вы же меня проводите, Иван Иванович? – сахарно спросила я майора. – Хрупкой барышне одной эту поклажу до «Чайки» не дотащить.
