Сконструировав при помощи сыромятных ремней, найденных в лодочном сарае, хитроумную систему тяжей и приладив её к самым прочным ветвям старого дуба, он умудрялся фиксировать в ней своё костлявое тело и часами «летать» в нескольких ярдах от земли, отталкиваясь от ствола исцарапанными ногами и больше походя на гигантскую летучую мышь, чем на истребитель-низкоплан.

Оливия и Грейс в такие моменты чувствовали изрядное облегчение, в чём не решались признаваться даже друг другу. Будучи бесспорным лидером их тройственного союза, Филипп жестоко страдал от необходимости целое лето провести с двумя девчонками, пусть они и не грешили скверной девчоночьей напастью – пристрастием к ябедничеству, жеманностью и слезливостью. Тем не менее тихие радости вроде чтения книг или перелистывания толстых альбомов, найденных на чердаке, шитья кукольных платьев и тому подобных бесславных способов времяпрепровождения подлежали немедленному категорическому осуждению.

Они были по-настоящему счастливы в то лето. Больше никогда близнецы не испытывали такого всепоглощающего довольства жизнью и веры в мудрость взрослых и справедливость мироустройства. Наблюдая за Грейс Хоггарт, Оливия поняла, что кузина тоже разучилась испытывать тот детский восторг, благодаря которому черты её хоть и некрасивого, но по-своему милого лица озарялись светлой улыбкой.

Сейчас она хмуро надзирала за мужем, флиртующим с Вивиан.

– Не представляю, как это вы упустили шанс услышать самого Денни Денниса, – покачал головой Майкл с притворным сочувствием. – Это же неслыханно! Вам просто нечего будет рассказать друзьям у себя в Америке. Повезло вам, Вивиан, что мы с Грейси такие сердобольные. Возвращайтесь-ка в понедельник с нами в Лондон, и мы, так и быть, поведём вас развлекаться. Правда, Грейси? – обратился он к жене, не сводя жадного взгляда с Вивиан, раскрасневшейся от вина и ухаживаний.

– Ты, наверное, позабыл, что по вечерам мне совершенно не с кем оставить Полли, – с готовностью, будто ждала этого момента, язвительно ответила Грейс.

Майкл досадливо поморщился и бросил на жену тоскливый взгляд.

Внезапно Филипп светским тоном поинтересовался у Вивиан:

– Не составите ли нам с сестрой компанию? Мы собираемся прогуляться после ланча к морю. Погода, судя по всему, наладилась. Такие прогулки очень освежают, вы не находите?

Оливия во все глаза уставилась на брата, даже не скрывая, что пребывает в полном неведении относительно такого плана. Вивиан же, наслаждаясь ажиотажем вокруг своей персоны, звонко расхохоталась. В этом смехе переплелись и женское превосходство, и радость жизни, и ликующая хвала юности, беспечности и красоте. Она смеялась так заразительно, что даже Себастьян Крэббс растянул бледные губы в нерешительной улыбке, даже тётушка Розмари отвлеклась от десерта, который смаковала с детским восторгом.

Ланч подошёл к завершению, но никто не спешил расходиться. Благостная атмосфера сменилась томительным ожиданием. Присутствующие время от времени кидали на Матиаса Крэббса вопрошающие взгляды, но тот вовсе не торопился объявлять свою волю.

Наконец, гости встали, маскируя разочарование и с фальшивым оживлением обсуждая всякие пустяки.

Как только выдалась удобная минутка, Оливия тут же утащила брата подальше от столовой и набросилась на него с упрёками:

– Что это взбрело тебе в голову, Филипп? Ты даже не спросил меня, хочу ли я прогуливаться с этой особой. Вот не думала, что ты тоже попадёшься на удочку американской кузины. Да она же едва не мурлычет от удовольствия, наблюдая, как вы с Майклом вьётесь вокруг неё!

– Ну ты и злюка, Олив. Может, попробуешь догадаться, зачем я так поступил?

Оливия, поджав губы, изучающе смотрела на брата.

– На самом деле я хотел увести её от Хоггартов, чтобы раньше времени не нарушать атмосферу семейного воссоединения, – продолжил он серьёзным тоном. – Кузина Грейс вот-вот взорвётся. Похоже, внимание, которое оказывает Майкл хорошеньким девушкам, заставляет её терять самообладание. Ещё немного, и грянет скандал, а, насколько я помню привычки дедушки Крэббса, свой покой он ценит превыше всего.

В подтверждение его слов совсем рядом с близнецами прозвучали чьи-то сбивчивые шаги, и тут же раздались приглушённые голоса. Филипп слегка толкнул Оливию в сторону коридора и сам тоже предпочёл остаться незамеченным.

– Ты даже не пыталась быть любезной, Грейс! – голос Майкла был так холоден, просто беспощаден. – Твоё поведение даже вежливым трудно назвать. Скажи, почему ты всегда умудряешься испортить всем настроение? Вечно эти твои нелепые подозрения, бесконечные придирки. Ты просто изматываешь…

– А мне надоело, что ты вечно делаешь из меня дурочку, Майкл! – в голосе Грейс слышались близкие слёзы. – Хотя бы здесь, в доме моего деда, ты можешь вести себя прилично? Как, по-твоему, я должна идти к нему и просить денег для тебя, если он видел, что ты готов флиртовать с каждой расфуфыренной куклой, которая оказывается рядом с тобой?

Разговор принимал серьёзный оборот, но тут беседу супругов прервал звонкий детский крик – малышка Полли возвещала миру о том, что она проснулась.

Как ни желал Филипп сохранить мирную атмосферу в Гриффин-холле, скандал всё же разразился. Его отголоски близнецы застали, вернувшись с прогулки.

Погода, так многое сулившая утром, испортилась, порывистый ветер нагнал грозовые тучи со рваными краями. Запахло близким дождём. Филипп предложил вернуться в дом, пока не разразился ливень, и близнецы торопливо зашагали в обратном направлении, увязая в смеси мокрого песка и гальки.

Холодный ветер подгонял их в спину, тучи всё приближались, будто гнались за ними, и, чтобы не вымокнуть, чувствуя азарт, как в детстве, и жадно впитывая всё окружающее – гортанные вопли крачек, гнездившихся на берегу, желтоватую пену у кромки прибоя, вересковые пустоши, лежавшие тёмной волной там, дальше, над побережьем, – им пришлось бежать. На бегу Филипп взял сестру за руку, и на несколько мгновений прошедшие годы исчезли, растворились в птичьих криках и запахе водорослей, и близнецы вновь стали десятилетними.

У Оливии по дороге покривился каблучок, и она нешуточно расстроилась – это были единственные её приличные туфли. Запыхавшись, близнецы вошли в дом, и тут же им навстречу выбежала заплаканная Грейс. Её обычно бледное лицо раскраснелось то ли от гнева, то ли от сильной обиды, губы кривились от сдерживаемых рыданий. Откуда-то из глубины дома доносились приглушённые крики, но кому они принадлежали, распознать было невозможно.

Чуть не налетев на Филиппа, Грейс вспыхнула и, громко всхлипнув, бросилась к раскрытой настежь двери, ведущей в сад. В нерешительности постояв минуту, Оливия направилась было туда же, но тут в холл быстрыми шагами, морщась от боли из-за плохо подогнанного протеза, вошёл Себастьян Крэббс.

– Что произошло? – отрывисто спросил Филипп, чувствуя, как внутри закипает гнев, обращённый на Майкла.

После прогулки по тем местам, что тринадцать лет назад служили для их троицы плацдармом для игр и сражений, Филипп будто снова ощутил ответственность за своё маленькое войско. К тому же женские слёзы всегда будили в нём сильные чувства. Когда отец близнецов сбежал, их мать, Изабелла Крэббс, женщина, на чью долю выпали суровые испытания, проливала столько слёз, что ими можно было заполнить целое озеро, и маленький Филипп отчаянно пытался стать для неё опорой, в которой она так нуждалась.

– Так что случилось, дядя Себастьян? – повторил он.

– Там… – Себастьян неопределённо махнул рукой куда-то за спину, – в лаборатории. Что-то произошло между ними. Я толком и не знаю. Подошёл, когда всё уже было кончено.

– В лаборатории? – непонимающе переспросила Оливия.

– Бабочки, – лаконично объяснил Себастьян Крэббс. – Там у отца энтомологическая коллекция. И инвентарь. Сачки, морилки и тому подобное. Они были там с Грейс, он показывал ей насекомых. Я работал в библиотеке. Решил поберечь ногу и не подниматься в свою комнату, – и он смущённо улыбнулся.