– Хороший заход, но нет! – раздраженно ответила Стефани. – В конце концов, я не обязана все время пить, почему сразу надо подозревать, что я беременна! К вашему сведению, у нас вчера вечером были гости, и я слегка перебрала. Вот и все!

– То есть у тебя похмелье! – заключил Николя. – Прекрасно, мать семейства!

– Да отстаньте же от нее, – вмешалась Мартина, возвращаясь в гостиную с тостами и фуа-гра на подносе. – Освободите место на столе, пожалуйста. У меня в возрасте Стефани и Лоры было уже трое детей. Так что было бы вполне естественно, если бы она снова забеременела, но у каждого свой ритм. Кому инжирный джем?

Жак, уже сидя на диване, покосился на баночку, промелькнувшую у него перед носом.

– Тебе нельзя, дорогой, сегодня мы держим себя в руках.

– Мама, прекрати доставать девочек, – сказал Матье. – Ты была беременна мной, когда заканчивала учебу. Сегодня на это никто не пойдет. Если есть реальная профессия, зачем рисковать.

– Кого я достаю? Я и так бабушка двух очаровательных зайчиков. Мне не важно, будет ли у Поля с Жюлем младший брат или кузен, – заметила Мартина, проведя рукой по светлым волосам Жюля. – Но я все еще надеюсь заполучить когда-нибудь и внучку. Вы согласны со мной, Антуанетта?

Стефани мрачно посмотрела на Матье, и он ринулся на амбразуру:

– Нам пора выпить за нового члена нашей безумной семейки – за Жанну, за нас всех и за сочельник! Ваше здоровье!

Они чокнулись, но тут поднялся Жак.

– Ты куда? – зарычала Мартина, заметив, что ее муж пытается сбежать. – Можешь хоть на минутку забыть про свою оленину и спокойно с нами выпить? Устрицы все будут? Стефани?

Вернувшись с серебряным подносом в руках, Жак гордо заявил:

– Устрицы из Канкаля!

– И что? – спросила Лора.

– Ну, считается, что они самые лучшие, потому что… – неуверенно начала Мартина. – Пусть нам о них расскажет наш главный гастроном. Александр? В смысле, Матье… Вот черт, с третьей попытки у меня получится: Николя! Ведь недаром говорят, что устрицы из Канкаля самые лучшие?

– Бабушка, два евро! – встрял Поль, не отрываясь от трека с машинками.

– Почему два, малыш, я сказала только одно плохое слово. Может, съешь еще брецель? – попыталась она откупиться от внука.

– Дедушка только что выругался на кухне, если сложить, получится два евро! И я лучше съем еще кусочек вашего паштета.

– Фуа-гра? – спросил Жак у мальчика, и тот быстро кивнул.

– Сколько ему уже? Пять лет, да? – уточнил Александр. – Он далеко пойдет!

– Итак, что касается устриц… – начал Николя.

– А не все ли равно, а? – перебила его Лора.

– Итак, я хочу сказать… – продолжил молодой шеф, зацепив устрицу вилкой, – что это дело вкуса. Одни предпочитают более йодистые устрицы, другие более сочные, мясистые…

– Меня сейчас вырвет, – сказала Стефани. – Может, сменим тему?

– Тем более что в прошлом году мы все это уже обсуждали! – Антуанетта шумно высосала устрицу.

Когда первые бокалы были выпиты, а пустые устричные раковины сложены на блюде, Жак торжественно объявил:

– Поскольку мясо будет готово через час, предлагаю сесть за стол и приступить к закускам. Стефани, уложи деток. Подарки мы вручим им завтра.

– Вы хотите сказать «подарки Деда Мороза!» – возразила ему невестка. – Матье, ты не мог бы уложить спать наших детей? Спасибо, милый.

– Минуточку! Какой Дед Мороз?! Я же отменил его в этом году! Вы сказали, что Поль и Жюль его не заслужили, – пошутил Жак.

Жюль мгновенно разревелся. Стефани вскочила:

– Знаешь, Матье, я сама их уложу. Мне надо проветриться!

Мартина бросила на мужа мрачный взгляд, но он возмущенно огрызнулся:

– Опять я во всем виноват!

Жак, угнездившись на диване с раскрасневшимся от огня и вина лицом, наслаждался жизнью: ему удалось завершить ужин, не облажавшись перед новенькой. С Рождеством 2008-го не сравнить.

В тот вечер Стефани ничего не пила и не ела, но не потому, что носила своего первого ребенка, просто свекор довольно сильно ее разозлил. Приехав еще днем, она предложила встретить Антуанетту, которая возвращалась из путешествия вечерним поездом. Она припарковала машину Жака прямо перед вокзалом и довольно скоро увидела Антуанетту среди последних выходящих пассажиров.

Было еще рано, так что они решили пройтись по парку и вернуться, когда стемнеет.

Стефани хотела дать возможность братьям пообщаться в мужской компании. Она терпеть не могла предрождественские часы в доме Ле Геннеков: там царил сплошной мачизм, сыновья с отцом не выпускали из рук джойстики, смачно хохоча над бесконечными и на редкость идиотскими гэгами, или спорили о футболе, и им даже в голову не приходило помочь хлопотавшим на кухне женщинам.

Стефани была тогда еще единственной невесткой, удостоившейся приглашения два года подряд. Ей нравилось считать, что ее спутник жизни – самый нормальный из братьев. Иногда, правда, ей казалось, что она самая тупая из невесток, потому что не сбежала сразу, поняв, в какую семейку ее угораздило попасть.

Нельзя не признать, что Жак был тут не единственным специалистом по косякам. В тот раз она его даже превзошла. Можно сказать, оставила далеко позади. И вид у нее был побитый, когда ей пришлось звонить свекру с заправки.

Человеку свойственно ошибаться. Но в доме Ле Геннеков с ней это случилось в первый раз, она надеялась, что и в последний, но не факт.

Ну конечно, она могла бы повнимательнее прочесть надпись у пробки топливного бака в машине Жака. Но ей простительно, от беременности слегка тупеешь. Хотя надо смотреть правде в глаза – дизель это не бензин. Ну и что, никто не умер, правда, она решила, что пробил ее последний час, увидев паническое лицо растрепанной Мартины, приехавшей за ними прямо в фартуке.

Переступив порог дома в то Рождество, она сразу ощутила, как наэлектризована атмосфера. В гостиной молча стояли мальчики. Жак что-то кричал, запершись на кухне.

– Она что, совсем идиотка, там же все написано черным по белому! Или она читать не умеет? Пусть выберет, что ей больше нравится…

Мартина пошла на кухню успокоить мужа. Рождественский ужин еще можно было спасти. Тем не менее оттуда еще долго доносилось приглушенное бормотание:

– Помочь, помочь… Если хочешь помочь, так помогай как следует. Кто ее просил заправляться? Я позавчера залил полный бак! Пусть только попробует еще раз попросить у меня мою машину… Новую к тому же. И даже еще не обкатанную. Заставь дурака богу молиться!..

– Успокойся, Жак! Ты совсем Стефани запугаешь. Ну правда, хватит, все живы-здоровы, давай сядем за стол и забудем об этом.

– Забудем? Но это мне обойдется в три тысячи! И кто должен будет работать сверхурочно? Уж конечно не мадемуазель Стефани! В своей страховочной богадельне она небось не горит на работе. На тридцатипятичасовую неделю они все согласны, а вот включить мозги и прочесть, что написано крупными буквами, это уж извините, желающих нет. Она правда идиотка, честное слово!

Стефани, в ужасе застывшая перед кухонной дверью, резко развернулась, решив, что уж как-нибудь они обойдутся без такой идиотки за праздничным столом. Они все, начиная с Матье, который не способен даже встать на ее защиту и утихомирить отца.

Новичкам не везет, вот и Жанна сплоховала, взяв добавку восхитительного, по ее мнению, мяса, и теперь, объевшись, наблюдала за царившим вокруг волнением. Едва пробило полночь, как все присутствующие, взгромоздив себе на колени кучи подарков, поспешили их развернуть.

По семейной традиции их следовало открывать всем одновременно, не зная имени дарителя. Благодаря этому можно было придумывать презенты личного свойства, с «подтекстом». Так, например, Стефани весьма угодила Жаку, подписав его как-то на журнал «Наше время»[1], хотя тогда ему еще не исполнилось и шестидесяти. Он был в восторге, расхваливая «прекрасные редакционные статьи на волнующие лично его темы».