Сара поднимает голову, встаёт на ноги и подходит ближе к Аве, замирая перед ней.
— Детка, что ты? — Начинает миссис Лэнс, боясь, что в таком состоянии дочка может сделать что-то не то, особенно учитывая, как именно она относится к Аве.
— Сара, не надо! — Вскакивает с места Лорел, надеясь остановить сестру, но никто из них даже не догадывается, что единственное ее лекарство от разъедающей душу боли — тёплые объятия Авы и мягкий, едва различимый запах ванили, который действует как успокоительное.
К всеобщему удивлению девушка просто прижимается к блондинке, утыкается носом в плечо и крепко сжимает талию, пока Ава аккуратно гладит ее по волосам и шепчет на ухо что-то тёплое.
— Поехали домой, — тихо проговаривает Сара и осторожно сжимает рукой ладонь Шарп.
— Да, конечно.
— Мам, нам нужно выспаться, завтра утром мы приедем, чтобы сменить вас, — Лэнс обнимает женщину и следом за ней Лорел.
— Конечно, девочки, отдыхайте, завтра встретимся.
Они молча выходят из больницы, держась за руки. Даже несмотря на то, что их обещания вернуться завтра утром были сказаны с дикой надеждой, Сара знала, что больше она с отцом не встретится, сегодня она попрощалась с самым родным и близким человеком во всем мире. Как бы она не хотела думать иначе, в такие моменты внутренняя чуйка никогда не подводила девушку, и сейчас, прижимаясь к Шарп, она знала только одно — завтрашнее утро размажет ее по асфальту, и девушка радовалась только тому, что ее будет кому отскребать.
Они возвращаются домой, переодеваются в пижамы и забираются под одеяло, крепко прижимаясь друг к другу. Молчат, не разговаривают, не спят, только плачут иногда и быстро успокаиваются, раз за разом прокручивая все мысли, которые роем бушевали в голове.
Они обе знают, что произойдёт с минуты на минуту, и в четыре двадцать восемь, когда телефонный звонок разрывает тишину комнаты, Саре не нужно отвечать, чтобы знать, зачем Лорел ей звонит, но она все же нажимает на зелёную кнопку и говорит всего два слова.
— Мы едем.
Им не нужны лишние слова, и Сара, казалось бы, как никогда собранная и сильная, молча одевается, держится так стойко, и только дорожки от слез выдают ее с головой, маленькую девочку, на которую рухнуло небо.
Лэнс усаживается на переднее сидение и отворачивается в окно, с силой сжимая ладони, только плечи ее изредка подрагивают.
К больнице они подъезжают со щемящим сердцем, и обеим так сложно подняться на нужный этаж и встретиться глазами с семьей, в которой не стало отца.
Мама плачет так, что ее тяжелые всхлипы разрывают душу надвое, а Лорел, вжавшись в стену, скатилась на пол, прижимая колени к груди, и только Сара, младшая, сейчас чувствует, что должна быть самой сильной, потому что больше некому.
Она подходит и садится рядом с сестрой, отнимая руки от ее лица и вынуждая посмотреть в глаза.
— Эй, детка, нам нужно быть сильнее, мы справимся, я обещаю, — Сара гладит девушку по волосам, и в тот момент кажется, будто ей и не больно, и не страшно, но Лэнс всегда умела носить маски, и сейчас был тот самый момент, когда для общего блага она снова спрятала все свои чувства.
Они похоронили отца почётно, и почти весь город собрался, чтобы попрощаться с уважаемым человеком. Мать плакала не переставая, Лорел все время сжимала ее руку, ведь с самого детства они были так похожи почти во всем, ладили лучше, разговаривали по душам, а Сара всегда была папиной дочкой, поэтому сейчас она стояла чуть ближе и первой бросила горсть земли на крышку гроба, попрощавшись с отцом. Отошла на несколько шагов назад и прижалась к Шарп, чувствуя, как становится легче, давит меньше, горло больше не так сжимает.
Она такая маленькая, хрупкая, в чёрном длинном пальто. На бледном лице выступают мокрые дорожки от слез, а в красных глазах читается ужасная скорбь.
День тянется будто резиновый, и к вечеру Лэнс становится невыносимо находиться дома, она подходит к Аве ближе и вжимается в неё, понимая, как ей тяжело, ведь каждую секунду девушка неотрывно была рядом с ней, старалась сделать все, чтобы Саре стало легче, и от этого шрамы внутри неё затягивались.
— Я хочу сбежать отсюда, правда, — Лэнс обнимает девушку за шею.
— Хорошо, конечно, дай мне минуту.
Когда Ава выходит на улицу, девушка уже сидит на переднем сидении, поэтому Шарп быстро опускается рядом и заводит двигатель, срываясь с места.
Они снова молчат, только едут куда-то в неизвестном направлении, пока скорость на спидометре растёт сильнее и сильнее.
Ава останавливается возле заправки, заходит внутрь и скупает всю дрянь, которую видит, вредную, тяжелую, ужасную по меркам здоровой пищи. Возвращается обратно и снова едет, пока не доезжает до нужного места, того самого плато, с которого открывается вид на весь город.
Шарп выходит из машины, достаёт пледы, стелит один на капот, а второй протягивает только что вышедшей Саре.
— Ты знала? — Она подходит ближе и смотрит в тёплые морские.
— Да, мы часто разговаривали с твоим отцом, потому что он один знал о том, что ты мне небезразлична, ещё с того времени, как он попал в больницу, потому что видел, как я таскала тебе еду, одежду и даже расчёсывала волосы, он ещё тогда все понял, — девушка вымученно улыбается и сжимает плечо блондинки.
— Он привёз меня сюда, когда мне первый раз разбили сердце. Тогда мы провели здесь всю ночь, скупили ползаправки, а папа достал своё любимое, особенное вино, никогда не говорил мне его названия, сказал только, что больше его нигде не производят, — девушка забирается на капот и заворачивается в плед. Шарп достаёт пакеты с заправки.
— Сегодня твое сердце тоже разбито. Он не сможет провести с тобой всю ночь, но, надеюсь, ты позволишь мне сделать это.
— Конечно. Ты единственный человек, которого я готова пустить на это место, жаль, что у нас нет того самого вина.
— Кстати об этом, — блондинка подходит к багажнику и достаёт оттуда две бутылки, которые она успела так вовремя туда закинуть.
— Ты серьезно? Где ты его достала? — Сара смотрит удивлёнными глазами, и ей кажется, что здесь и сейчас с ней происходит какое-то особенное волшебство.
— Квентин рассказал мне о нем в больнице, сказал, что пить можно только в определённой ситуации, и я решила, что сейчас именно то, что нужно, — Ава залезает и усаживается рядом, Лэнс тут же кладёт голову ей на плечо и прижимается как можно ближе. Шарп открывает обе бутылки, даже не заморачиваясь о стаканах, протягивает одну Саре и тяжело выдыхает.
— Давай выпьем за него, за то, каким он был и сколько успел сделать. За то, что он был лучшим в мире отцом и лучшим в мире сводником, — блондинка вымученно улыбается и переводит взгляд на ночное небо, где сегодня зажглась ещё одна звезда, та самая, которая будет светить ярче всех и улыбаться ей тёплой отцовской улыбкой. — За тебя, пап.
Они пьют несколько часов, растягивая бутылку. Почти не разговаривают, но это им и не нужно, они просто прижимаются друг другу и чувствуют, что больше им ничего не надо.
Саре почти тридцать, но сейчас она выглядит маленькой девочкой, сжавшейся в клубок. Вокруг ее глаз пролегли мелкие морщинки, а в светлых волосах встречается парочка седых, которые так беспардонно выдают ее возраст. Она сильная и всегда такой была, но сейчас, рядом с Шарп, она позволяет себе снять все заслоны и стать той слабой девочкой, которой нужно пространство. Она плачет все время, навзрыд, вжимаясь в Аву и в ее объятиях чувствуя себя защищённой. Только рядом с ней она может быть настоящей. Только ей она доверяет целиком и полностью.
Когда девочки замёрзли окончательно, они забрались в машину, раскинули заднее сидение и тесно прижались друг к другу. Усталость будто бы веревками сковывала их, и стоило им только коснуться головой свернутых пледов, они сразу же погрузились в сон, чувствуя, как между ними появляются ещё более прочные нити.
***
Прошла неделя. Дышать стало легче и жизнь постепенно стала возвращаться в привычное русло, а Сара стала чаще улыбаться. Она знала то, как сильно ее любит отец, он не позволил бы ей убиваться так долго, тем более она знала, что папа смотрит на неё сверху, и девушке просто не хотелось показывать ему вечно плачущее лицо. Только то, где с завидной регулярностью красуется фирменная ухмылка Лэнс.