Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ополячивание этих высших классов шло быстрее и воспринималось легче, чем переход в унию или католичество. Не было исключением и высшее духовенство, стоявшее на страже православия, но незаметно все больше и больше полонизировавшееся.

До какой степени далеко зашла полонизация – свидетельствуют многочисленные документы 17-го столетия, сохранившиеся в разных архивах и до наших дней. Так например, в 1637 г. митрополит Киевский пишет частное письмо архиепископу Луцкому на польском языке; по-польски же пишет архимандрит Киево-Печерской Лавры епископу Черниговскому в 1653 г. Таких документов можно найти немало в архивах Киева, Луцка и Чернигова.

Еще дальше зашла полонизация среди магнатов и шляхты 17-го века, даже оставшихся в православии. Православный магнат Кисель пишет православному магнату Четвертинскому тоже по-польски. Магнатам подражает шляхта, а шляхте, берущая с нее пример, стремящаяся сама превратиться в шляхту, казачья старшинская верхушка.

Разговорный язык тоже быстро начинает засоряться полонизмами, в первую очередь, конечно, разговорный язык высших классов, соприкасавшихся с поляками, принимавших от них слова, недостающие в народном языке простонародья, который у всех народов беднее языка более культурных классов.

Говоря о языка, надо иметь ввиду, что в эту эпоху, не только на Руси-Украине и в России, но и по всей Европе разговорный, народный язык, на котором говорили, сильно отличался от языка “книжного”, на котором писали и печатали немногочисленные тогда книги.

Только на рубеже 18-го и 19-го. столетий “книжный язык и pазоговорный язык пошли по пути быстрого слияния.

Карамзин и Пушкин положили начало этому слиянию в языке русском, Котляревский – в языке украинском.

Еше в 18-м веке русские писатели – Кантемир, Ломоносов, Сумароков, писали на языке “книжном”, равно как на “книжном” же языке писал и украинский философ Григорий Сковорода.

В эпоху же Воссоединения и непосредственно предшествующую ей на Украине-Руси “книжный” язык, по словам Грушевского, представлял из себя смесь “украинско – церковно-славянского и польского”. Говоря это Грушевский забыл упомянуть и обилие слов и целых выражении на средневековом латинском языке, знанием которого щеголяли образованные люди того времени и любили уснащать латинизмами свои письма и речи, подобно тому, как русское высшее общество 19-го века уснащало свою речь французскими словами. В письмах высших классов Украины-Руси первой половины 17-го века нередко можно найти десять-двадцать процентов, а то и больше, латинских слов. Все это делало “книжный” язык Украины-Руси малопонятным для простого народа. Отличался сильно “книжный” яаык от народного и в Великороссии, но все же в меньшей степени, ибо в нем не было ни полонизмов, ни латинизмов.

Основной же базой “книжного” языка и Киева и Москвы был язык церковнославянский, богослужебный язык православной церкви. Это установлено многочисленными филологическими исследованиями и не вызывает никаких возражений сепаратистов.

Вот почему оказались “без надобности” два переводчика, включенные в многочисленную свиту Бутурлина, ехавшего в 1653 году оформлять Воссоединение Великой и Малой Руси. Московские бояре и казацкая старшина понимали друг друга без всяких переводчиков и в дальнейшем в архивах нет никаких следов о наличии переводчиков при сношениях представителей России с казацкой старшиной. Не было их и в дальнейшем до самого 1917 года. Хотя в остальных частях России с не-русским населением переводчики были обязательны, как при органах администрации, так и при судах, ибо там население, действительно, часто не понимало русского языка, на котором велось все делопроизводство.

Только в июле 1918 г. украинцы перестали понимать русских и, во время мирных переговоров Украинской Самостийной Державы с Россией, украинский делегат Шелухин вел переговоры с делегатом России, Раковским, через переводника, хотя оба отлично владели обоими языками. Переговоры велись публично и доставили не мало веселых минут Киевлянам, присутствовашим в качестве публики при этих переговорах.

Еще на рубеже 18-го и 19-го столетий, один из исследователей украинского языка, писал: “не справедливо думать, что наречие, коим говорят теперь малороссияне, обязано своим происхождением единственно влиянию языка польского. Местное удаление киевлян от новгородцев и других славянских племен, еще в глубокой древности положило зародыш таковому изменению языка славянского, и, наблюдательный филолог в Летописи Несторовой, в путешествии к Святым Местам черниговского игумена Даниила и в Песни Игоревой, письменных памятниках XI и XII столетий, приметит уже сии отмены в некоторых словах и в самом их составе.

Неоспоримо, что соседство с Польшей и Литвою, а потом долгое господство сей державы над Малороссией, изменив в ее духе, правилах, обычаях и частью в вере, много подействовало и на язык, показывая в теперешнем его составе смесь древних славянских слов с польскими, литовскими, немецкими, которым особенный выговор дал собственную, совершенно отличную от других наречий, форму.

Сведующие люди находят нынешнее малороссийское наречие сходным с тем, коим говорят венгерские россияне, известные под именем карпатороссов. В малороссийском наречии скрыто происхождение многих славянских слов, которых тщетно будем искать в нынешнем языке русском.” (Бантыш-Каменский, “История Малой России” т. III, стр.220). Приведенная цитата является ответом французскому путешественнику и писателю Шевалье, проведшему в 17 веке несколько лет в Польше и писавшему, что – язык населения Украины-Руси есть “наречие языка польского”.

Не надо забывать, что культурная жизнь Руси-Украины, как и везде в ту эпоху, ограничивалась только высшими классами, почти не затрагивая широких народных масс. Соприкасаясь постоянно с высшим классом польско-литовским, получая образование в иезуитских школах Запада, представители высших классов Руси-Украины легко воспринимали западную культуру и постепенно, довольно быстро, полонизировались, как, например, такие роды как князья Вишневецкие, Сангушки, Острожские, Четвертинские и др.; а за ними и шляхта. Обычно с полонизацией приходило и окатоличивание без каких либо принудительных мер. Так шло до Брестской унии (1596 г.) и, наступившей непосредственно за ней, католической агрессии, сопровождавшейся жестокими насилиями и издевательством над прадедовской православной верой. Насилия эти вызвали сопротивление и ожесточенную борьбу, в первую очередь, в области религиозной жизни, которая в ту эпоху была и центром культурной жизни вообще.

Для оснащения необходимыми знаниями для борьбы с хорошо образованными противниками-униатами и католиками начали создаваться “русские” (так тогда называли) учебные заведения, готовившие не только кадры образованного православного духовенства, но выпускавшие и светских борцов против окатоличивания и ополячивания. Это были преимущественно сыновья православной шляхты и казацкой старшины, как видно из сохранившихся списков учеников. Из этих учебных заведений, особенную известность приобрели: Киевская Академия при Братском монастыре, основанная митрополитом Петром Могилой в начале 17-го века, бывшая полтора столетия, культурно-духовным центром Украины-Руси и давшая много культурных сил Великороссии, как об этом уже упоминалось выше.

Кроме научной подготовки, преимущественно церковно – схоластической, окончившие Академию, выносили из нее и хорошую антипольскую и антикатолическую зарядку, что сказалось впоследствии, когда они заняли руководящие должности на Украине-Руси во время и после Освободительной борьбы.

С Москвой и московской культурой они, находясь в пределах Польши, почти не соприкасались и ее не знали, кроме сектора религиозного. В то время, Москва, уже была и центром, и оплотом православия и все православные к ней тянулись.

Так было до окончения Освободительной Борьбы, закончившейся, как известно, разделом Руси-Украины на польское Правобережье и русское Левобережье.

Хотя, формально, эта борьба и закончилась “вечным миром” с Польшей в 1686 г., но, фактически она завершена только Полтавской победой 1709 г., т. е. заполняет собою весь первый полувековой период Гетманщины (1654–1709 гг.).

81
{"b":"7039","o":1}