Источниковую базу монографии составили архивные материалы, официальные документы (приказы, рапорты, циркуляры и статистические отчеты того времени), воспоминания, дневники, эпистолярное наследие современников эпохи, масса научных и литературных трудов, жизнеописаний и публикаций.

Следует отметить, что обширные материалы следственного дела генерала Сухомлинова, хранящиеся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА. Ф. 962. 195 ед. хр.), позволяют считать его личным архивным фондом бывшего министра²⁰. Много информации о боевой службе Сухомлинова периода Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. было получено из фонда генерал-лейтенанта П.Н. Воронова (Ф. 253. 511 ед. хр.), в котором хранятся полевые книжки бывшего начальника штаба Западного отряда подполковника Сухомлинова²¹.

В свете сотой годовщины начала Первой мировой войны сотрудниками РГВИА была опубликована подборка наиболее важных документов, связанных с бывшим военным министром: дневник и подробная переписка с супругой, а также материалы, относящиеся к делу В.А. Сухомлинова и судебному производству²². Ценные данные, представленные в сборнике, также использовались в работе с соответствующим указанием на них в справочно-ссылочном аппарате.

В книге мы часто будем обращаться к обширным мемуарам рассматриваемой персоналии. В них субъективизм и амбициозность автора нередко проявляются при описании своей деятельности в качестве военного министра. Сухомлинов подбирает факты более тенденциозно, стараясь тем самым оправдать собственные ошибки, допущенные им во время пребывания во главе Военного министерства. Известно, что мемуаристика в своем подавляющем большинстве страдает невольными искажениями, так называемой «мечтательной ложью», когда в памяти автора «затуманивается далекое прошлое, и желаемое выдается за действительность»²³. Учитывая данный факт, мы использовали рассматриваемый источник, подвергая его критическому анализу, а также сопоставлению с другими видами исторических материалов.

Завершая введение, считаем необходимым сделать следующие пояснения: до 1 марта 1918 г. все даты указаны по старому стилю; цитируемые источники сохраняют авторскую орфографию и пунктуацию, лишь в случаях, затемняющих смысл высказывания, или при явных опечатках вносились отдельные орфографические и пунктуационные правки.

4 августа 1848 г. в семье Александра Павловича Сухомлинова и Ольги Ивановны Лунской родился первый из трех детей – Владимир. Семья жила в небольшом уездном городке Тельши Ковенской губернии, присоединенном к России лишь после раздела Польши в 1795 г. и находившемся недалеко от прусской границы²⁴. Их род происходил из обедневшего православного малорусского дворянского рода Сухомлинов, который переселился в XVIII в. в Симбирскую губернию и превратился там в Сухомлиновых. Отец будущего министра служил в Лейб-Бородинском пехотном полку, затем перешел на гражданскую службу и дослужился до надворного советника. Сначала он был земским исправником Тельшевского уезда Ковенской, а затем Белостокского уезда Гродненской губерний. В Тельшах Александр Павлович и женился на дочери белорусского дворянина Лунского – Ольге Ивановне.

Несмотря на более чем скромное происхождение, дети уездного начальника получили неплохое домашнее образование. Они хорошо овладели иностранными языками: французским, польским, английским и практически в совершенстве немецким, так как в их доме всегда присутствовала бонна-немка²⁵. Родители не жалели и без того недостающих средств, чтобы подготовить сыновей к будущей жизни, и даже не раз ездили за границу, что в то время было нелегким предприятием во всех отношениях.

Когда Владимир подрос, его и младшего брата Николая в 1861 г. зачислили в Александровский кадетский корпус в г. Вильно, но в нем дети проучились лишь до лета 1863 г.²⁶ Согласно реформе военно-учебных заведений, Александровский корпус был включен в число заведений, подлежавших упразднению. В это время территория бывшего Великого княжества Литовского была восстанием. Для его усмирения в Литву и Беларусь в срочном порядке перебрасывались войска из центральных губерний.

«Диктатором» Северо-Западного края был назначен М.Н. Муравьев, получивший широкие полномочия виленского генерал-губернатора (Виленская, Ковенская, Гродненская, Минская губернии), в особом порядке ему были подчинены Витебская, Могилевская губернии и войска, в них расположенные²⁷. Его первый приказ по округу давал ясно понять, что «дерзкие крамольники скоро понесут заслуженную ими кару» и порядок в крае будет неминуемо восстановлен. Муравьев решительно и бескомпромиссно ответил на революционный террор репрессиями²⁸.

Именно эти процессы обусловили срочное расформирование кадетского корпуса, который содержался на средства дворян Виленской, Гродненской, Минской губерний и царства Польского. Основными причинами такого неожиданного закрытия (в начале июня сразу же после окончания экзаменов) явились симпатии восставшему населению, которые проявляли воспитанники корпуса, по большей части поляки. Вот как те события описывал Владимир Георгиевич фон Бооль – к тому времени офицер-преподаватель, а точнее, «учитель 3-го рода» 1-го кадетского корпуса:

«В пятницу вечером, совершенно неожиданно для служащих приезжает в Вильну помощник главного начальника военно-учебных заведений генерал-майор Никита Васильевич Корсаков и объявляет, что корпус немедленно закрывается, что через два дня, т. е. в понедельник, воспитанники должны быть на вокзале железной дороги для отправки в Петербург, что видно по обмундированию: белье, книги, библиотека, аптека и кабинеты физической, химической и военные должны быть упакованы в ящики и отправлены в Петербург, а мебель должна быть продана теперь же. <…> По своем приезде в Петербург, воспитанники Александровского Виленского корпуса были разделены на три части: одну часть поместили в здание 1-го кадетского корпуса на Васильевском острове, а две остальные на Петербургской стороне в Павловском и во 2-м кадетских корпусах. Офицерам и ротным командирам, даже и семейным, отвели каждому по одной классной комнате. На этом биваке, почти без всякого дела, воспитанники упраздненного Виленского корпуса провели время до конца июля, когда их постепенно распределили по разным корпусам: меньшую часть оставили в Петербурге, а большую часть опять вывезли из Петербурга в разные губернские корпуса»²⁹.

В числе лучших 25 кадет, оставленных обучаться в столице, был и Владимир Сухомлинов, зачисленный в 1-й кадетский корпус, который с началом 1864/65 учебного года был преобразован в 1-ю Санкт-Петербургскую военную гимназию.

Военная служба Сухомлинова началась 26 августа 1865 г., когда после успешной сдачи выпускных гимназийских экзаменов он был зачислен юнкером во 2-е военное Константиновское училище. Однако уже через несколько дней Владимира по его собственному желанию перевели в Николаевское кавалерийское училище. Это военно-учебное заведение начало свою историю 9 мая 1823 г., когда Александр I учредил в казармах лейб-гвардии Измайловского полка Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. C 1866 г. училище являлось элитным военным заведением по подготовке офицеров для кавалерийских войск русской армии. Сюда принимались молодые люди из сословий, не обязанных рекрутской повинностью: юноши не моложе 16 лет, унтер-офицеры и юнкера, состоящие на службе. Принятые юнкера оплачивали обучение в размере 400 рублей ежегодно. Для приема на учебу за казенный счет предоставлялось десять вакансий. В первую очередь они предоставлялись воспитанникам Пажеского корпуса. При их отсутствии или неполном выборе вакансий эти места предоставлялись лучшим по поведению воспитанникам военных гимназий или юнкерам военных училищ, желавшим и имевшим средства служить в кавалерии³⁰. Выпускниками училища были многие видные представители военной и культурной элиты России XIX – начала XX в. (М.Ю. Лермонтов, М.П. Мусоргский, А.В. Каульбарс, К. Маннергейм и др.). В отличие от Пажеского корпуса представителей знатных аристократических семейств среди питомцев училища было сравнительно мало.