- Очень хорошо, - сказал Рыжаченко, - только я боюсь, что, как только вы уедете, у нас начнутся те же проблемы. Если бы вы согласились перевестись к нам, я сразу поставил бы вас на сержантскую должность. Я добьюсь вашего перевода у майора Амосова.
- Спасибо, товарищ капитан, но у меня в Минске так много связей, что лишиться всего этого я просто не могу. У меня девушка, вечерняя школа, библиотека, ради этого я терплю издевательства своего командира, а тут лес, я тут сойду сума. ..., вы лучше подберите толкового парня и пришлите к нам на стажировку, я обучу его, даю вам честное слово.
- Возможно, я так и поступлю. Спасибо и на этом.
***
Мы с капитаном вернулись в Минск. Я доложил майору Амосову обстановку, объяснил причину сбоев зондирования атмосферы в Крупках, поделился мыслью обучить присланного капитаном Рыжаченко солдата.
- Так Узилевский мне доложил, что там, в Крупках, ничего особенного не было. Так, дескать. провод один отошел и он его соединил, после чего пошел в нормальном русле.
Я рассмеялся и тут же умолк, сделав виноватый вид.
- Все, я понял. Можете быть свободы.
Дальше последовали обычные рабочие дни.
Бывшее бомбоубежище, в котором мы теперь работали на обочине Логойского тракта, было захламлено обломками какого-то сооружения, состоявшего когда-то из железобетонных плит, непонятно кем и когда разрушенного. Никто и не думал убирать эти плиты, поскольку нужна была техника - подъемные краны, дробилки и тяжелогрузные машины, способные увезти эти остатки плит, куда-нибудь на свалку. Должно быть, это было солидное здание, подвергшееся бомбардировке немецкой авиацией во время войны.
Капитан выстроил всех перед землянкой и торжественно произнес:
- Так как все вы неисправимые лодыри, и работаете в сутки всего каких-то два-три часа, я от имени Родины даю вам дополнительное задание: вы будете отныне вести борьбу с бетонными плитами. Считайте, что эти бетонные плиты - образ империализма, с которым вы воюете не на жизнь, а на смерть. Какие будут вопросы?
Я поднял руку.
- Слушаю вас, вернее разрешаю задать вопрос, - сказал капитан.
- Товарищ капитан! так как у нас ни дробилки, ни лома, ни кувалды, разрешите нам приступить к выполнению боевого задания на благо нашей социалистической Родины при помощи ногтей и зубов! Сначала мы царапаем ногтями, потом перекусываем зубами бетонную плиту, затем взваливаем ее на плечи и уносим в сторону американского империализма.
- Молчать! За провокационное предложение, пахнущее троцкизмом, объявляю вам один наряд вне очереди. Сегодня же пойдете мыть котлы на кухню.
- Есть мыть котлы! Разрешите отправиться прямо сейчас, - сказал я под общий хохот присутствующих.
- Молчать, контра! Сначала запустим шар, получим и обработаем данные, передадим их в дивизии, а потом хоть на все четыре стороны.
- Есть запустить шар, а потом хоть на все четыре стороны! - отчеканил я.
На следующий день никто не приступил к ликвидации плит, в которые был впечатан американский империализм, потому что действительно не было никакого инструмента под руками. Но капитан держался за эту идею, как утопающий за соломинку, и отправил сержанта Шаталова в хозяйственный отдел дивизии добывать инструмент. И наказал не говорить для каких целей, поскольку это военная тайна. Как только сержант ушел, капитан принял величественный вид и произнес:
- Ефрейтор Славский, ко мне!
- Товарищ старший лейтенант, извините, товарищ капитан! ефрейтор Славский по вашему приказанию прибыл и ждет ваших дальнейших распоряжений от имени Родины! - отрапортовал я.
- За то, что вы рапортуете не по уставу, объявляю вам один наряд вне очереди. Сегодня, после работы, а вернее, после отбоя, пойдете мыть полы на кухню.
- Но я уже мыл котлы всю прошлую ночь, товарищ капитан. Вы несправедливы. Кроме того, я просто не выдержу, я не могу выполнить ваш приказ, я отказываюсь. Можете делать со мной, что хотите, я все равно бесправный перед вами, - сказал я.
- Что-о?! стоять смирно! Пойдем заполнять анкету!
Я стоял на месте, не шевелясь.
- Кому сказано? - заревел капитан.
- Но вы же не подали команду "вольно", я не имею права сдвинуться с места, не получив команды "вольно", - сказал я.
- Вольно! За мной в землянку шагом арш!
После заполнения анкеты, а я заполнял ее весь день, капитан стал внимательно просматривать заполненные параграфы, вернее ответы на вопросы, а потом сказал:
- Вы не все указали в анкете.
- По-моему все.
- Нет, не все. Вот, например, ваш двоюродный брат Иван сидит в Магадане. У него срок десять лет за измену Родине. И вы с этим человеком, с изменником, заклятым врагом советской власти и всего международного коммунистического и прогрессивного движения, состоите в активной переписке. Так?
- Совершенно верно, - ответил я. - Раз в полгода я получаю от него письмо и тут же сажусь за ответ. Но я его взглядов не разделяю, я ему даже писал об этом. Я думаю, вы хороший разведчик, знаете об этом.
- Что вы писали, нам известно. Но нам также известно, что вы маскируетесь. Вы не одобряете взгляды своего брата до поры до времени. А если бы вы открыто и, значит, нагло одобряли взгляды таких отщепенцев, вас бы уже упекли гораздо дальше тех мест, где сидит ваш брат. Наши органы внимательно следят за перепиской со всеми, кто отбывает справедливое наказание за измену Родине.