Прибыв в Сваляву поездом, подполковник взял себе отдельный номер в захудалой одноэтажной гостинице, а сержанты разместились в крохотном флигеле с отдельным входом, в двух довольно просторных номерах. Среди сержантов тоже надо было держать дисциплину, но Перепелка, собрав своих помощников, сказал:

  - Я не буду держать вас здесь, как в казарме, вы можете прогуляться по городу даже в вечернее время, пообщаться с местными красавицами, но смотрите, чтоб все было в порядке, чтобы ни к кому из вас никто не мог предъявить претензий. Не подводите меня, да и себя тоже. Всем понятно?

  - Так точно! - загремели сержанты.

  Оно так и вышло. Сержанты вели себя достойно. Не прикладывались к бутылке, по местному к чекушке, не болтались по городу без цели, подруг не заводили, только курили махорку, от которой раздавались ароматы на всю гостиницу.

  А вот сержант Артемьев, известный сердцеед, вызывал опасение. И точно: именно к нему одному прилипла высокая, стройная, немного смуглая местная красавица мадьярка. В ней, должно быть, бурлила цыганская кровь, потому что она все ночи не давала русскому сержанту покоя, высасывала из него мужскую энергию, дав полную возможность наслаждаться своим роскошным телом. Когда пришлось уезжать, сержант Артемьев ходил с красными глазами, совершенно никого не стесняясь.

  - Товарищ подполковник! я, как только кончится срок службы, приеду сюда в эту Сваляву и навсегда здесь останусь. Мы уже договорились... с Жужикой.

  - Да брось ты, она тебя забудет на следующий же день после нашего отъезда, ˗ подшучивали над ним другие сержанты.

  - Такого быть не может и не должно: она любит меня. Эх, не знаете вы, как любят мадьярки. Говорят: мадьяры, то бишь венгры, выходцы из Сибири, их предки - цыгане.

  - Ну, хорошо, хорошо, пусть так, но не забывайте, что надо заниматься призывниками, их уже набралось около тысячи, а то и больше. Нам предоставлена возможность выбрать лучших, не с двумя классами образования или вовсе без такового, а лучших, окончивших семилетку.

  На сборный пункт ежедневно стали прибывать призывники. Это были мальчишки с неоконченным средним образованием, в разноцветной одежде, порванной обуви и даже в постолах, сработанных из свиной кожи, и обязательно в головных уборах и, как правило, с нестрижеными ногтями. Все они знали молитвы, умели креститься, свято верили в Бога. А те, кто был из горных районов, никогда не ходили в строю, не могли идти в ногу и совершенно не знали ни одной революционной или солдатской песни, известной в любом уголке Советского союза.

  Подполковник вместе со всеми с утра до вечера сидел в комиссии по отбору новобранцев в полковую школу. Должно быть, свыше было указание набрать тех в полковую школу, кто еще несколько лет тому, находился в стране дикого капитализма в составе Венгрии.

  Из тысячи человек, следовало отобрать только пятьдесят не то шестьдесят курсантов. Для полной комплектации позже добавят курян, уроженцев Курской области. Остальных новобранцев отправляли в глубинные районы страны. А в полковую школу брали тех, кто успешно окончил семилетку, чьи родители не числились врагами народа, не считались кулаками, не служили в венгерской армии, воевавший на стороне фюрера, словом тех, у кого была безупречная характеристика, подтверждающая биографией.

  Физические данные призывника тоже играли немаловажную роль при отборе в полковую школу.

   2

  Для новобранцев не нашлось пассажирского поезда не потому что пассажирских поездов в СССР не было, просто потому, что солдата в СССР ценили немного меньше, чем бесхвостую обезьяну, которую готовили к очередным испытаниям, поэтому нас, как скот, разместили в товарном вагоне прямо на грязном, жестком полу, не выдав даже простых солдатских одеял. Благо, в конце вагона поставили старое ведро для мочи и фекалий. Сержанты, что нас сопровождали, тоже разлеглись на полу, но где-то вдали, в другом конце и возможно смогли расстелить брезент, а мы - ничего. Это, конечно же, было унижение, которого мы не понимали и не воспринимали. Потом поступило разъяснение: тяжело в учении - легко в бою.

   Даже если у нас были солдатские вещмешки, можно было положить под голову и избавить, стриженый котелок, который подобно накачанному мячу подпрыгивал на стыках рельс и мешал спать. Но мы использовали кулачки - крохотные, нетренированные и после ста километров боль мешала спать не только от головы, но и от кулачка. И выхода никакого.

  Вторая проблема, с которой мы столкнулись впервые - это усиленная работа мочевого пузыря Он почему-то наполнялся часто, а спустить жидкость было негде. Когда уже глаза лезли на лоб от нетерпения, новобранец начинал громко хныкать и тогда подходил сержант и грубо спрашивал:

  - Че те надо, чмо необразованное? почему не спишь? Партия и товарищ Сталин создали для тебя комфортные условия, а ты слезами умываешься, мамкин сынок.

  - Я уже описался, теперь ничего не хочу. Вон жесть подо мной вся мокрая, аки на палубе.

  - Фу, точно, вонь какая. Завтра получишь тряпку, ведро, в котором нет воды, и все отмоешь. Кто еще хотит мочиться, подыми руку.

  - Я!

  -Я

  -Я.

  - Отставить! По очереди отправляйтесь в конец вагона там ведро и туда, у ведро, но не мимо. Замечу кого - языком заставлю вылизывать.

  - Я потерплю, чтоб языком не вылизывать.

  - Ладно, уж облегчайтесь и благодарите товарища Сталина за такое благо.

  Перед отъездом новобранцев покормили довольно скромно, и это было правильно: в товарных вагонах туалет не предусмотрен.

   Это называлось пребыванием в военно-полевых условиях.

  Какой-то шутник пустил пушку, что никакой полковой школы нам всем не видать, как свинье собственных ушей, потому что, коль посадили в товарный вагон, значит, везут в Сибирь на перевоспитание, где каждый получит солидный срок, и будет трудиться на благо коммунизма и мировой революции под присмотром надзирателей.