- Нельзя этого делать, - сказал Шаталов, - мы можем только сделать хуже. Начальство само знает, что надо делать.

  - Нет, надо идти, а то пришлют, бог знает кого, откопают его где-нибудь и пришлют, - настаивал рядовой Рыбицкий.

  Но время подошло, капитан стал прощаться с нами и это было прощания отца с двенадцатью сыновьями.

  - Товарищ капитан, не забывайте: все мы ждем вас в Минске. От имени всех заверяю вам: будем работать дружно на благо Родины. Каждый из нас будет стараться по силе возможности. Вы у нас не только командир, но и...

  - папа, - произнесли все солдаты громко.

   Стрелки на часах близились к двенадцати, пора было отправляться на станцию Крупки. В вагоне были одни гражданские лица - добрые, скромные, добродушные лица.

  Выгрузились на станции и направились в сторону Логойского тракта на городском транспорте. На территории военного городка, нас уже ждал майор Амосов и отвел в небольшое помещение, где нам предстояло прожить какое-то время. Это была большая комната с двухъярусными кроватями, довольно уютная с огромными, шкафами, тумбочками мягкими креслами, книжными полками.

  Каптенармус старшина Петренко выдал нам матрасы, пуховые подушки, белоснежные наволочки и простыни, вафельные полотенца и новые байковые одеяла.

  - Учтите, - сказал он, - я выдаю вам то, что положено офицерам. Бережно относитесь к общенародному имуществу. Не чистите сапоги белыми полотенцами, для этого есть сапожные щетки, - я их вам тоже вскоре выдам. Таким необразованным делом занимаются солдаты, что служат вдали от города. А вы числитесь при штабе Белорусского военного округа и потому вы - интеллигенты. Товарищ Ленин, правда, не любил интеллигенцию и даже называл ее говном, но это была буржуазная интеллигенция, вы наша социалистическая интеллигенция с марксизмом в душе и сердце.

  - А когда нас в баню свезут? - спросил сержант Шаталов.

  - А что?

  - Как что, у меня в потайных местах все время чешется.

  - Хорошо, завтра у вас баня.

   3

  Нас временно поселили в прекрасное помещение, в виде микро казармы, а это была офицерская гостиница, оборудованная мебелью, хорошими кроватями в один этаж, тумбочками. Я оккупировал большой письменный стол, расположил в нем книги, письменные принадлежности.

  Загородом нам отвели помещение в виде бункера под названием бомбоубежище. Уже пошли сигналы, данные о давлении, скорости ни направлении ветра на различных высотах.

  - Да мы сами будем все делать, незачем нам присылать кого-то, а то пришлют хохла или еврея и начнут нас душить.

  Таково было общее мнение.

  "Неужели в армии может быть так хорошо, - думал я, строя грандиозные планы на будущее. - Да я здесь пройду весь материал за среднюю школу и как только кончится срок службы, поступлю в институт. А пока и здесь хорошо. Кормят гораздо лучше, чем в Крупках, в город можно выйти, а в выходной и парк посетить. Запустить зонд с прикрепленным прибором, определяющим давление, направление ветра на различных высотах, обработать эти данные и передать в штаб нескольких дивизий, на все это нужно потратить два, два с половиной часа. Остальное время используй, как хочешь. У нас больше нет этого придурковатого хохла Степаненко, который орет по всякому поводу и без повода. А сержанты ему подражают и, в общем, все орут как в пекле". Мы, конечно же, немного разболтались, как говорили в армии".

   ***

  За городом, недалеко от КП полка, где я недавно служил, нам отвели бомбоубежище, завезли оборудование, и мы ежедневно собирали радиозонд, надували большой шар и выпускали в атмосферу. Я получал и обрабатывал сигналы. Свои сигналы мы сверяли с данными Белорусской обсерватории и если совпадали, рассылали их по зенитным полкам, передавали в дивизии Белорусского военного округа. То, что у нас не было командира в офицерской форме, никак не сказывалось на работе нашей маленькой метеостанции: то, что хотело командование, оно получало четко один раз в сутки. У нас была возможность покидать военный городок и выходить в город, особенно в выходные дни, но никто из нас не опаздывал.

  Но я знал, что так продолжаться не может и не ошибся. Однажды, в десять утра к нам в жилое помещение вошел толстозадый с немного отвисшей толстой губой и глазами навыкате еврей Вазелевский или Узелевский.

  - Кагал! - произнес он на своем языке. - Встать, иррна! Отныне я ваш командир пан Узилевский! Прошу любить жаловать. У вас тут полный шлемаз, а я шломиэль. Ах, ты вейз!

  - Нам уже идти на метеостанцию, товарищ шлемаз. В 11 выпускаем зонд. Не волнуйтесь так. Вы должно быть, только что из Израиля. Там что - шлемаз, так шлемаз?

  - Мои сослуживцы расхохотались.

  - Азохен вей! Ты есть Славский неудачный курсант? ну я научу тебя родину любить. Ну -кось тумбочку открой, шо у тебе там хранится, есть там враждебная литература? О, полно. Это вместо уставов, да? Ну-ка посмотрим поближе. А, Шекспир, он еврей? Если еврей - прощаю.

  - Могу сказать одно: он не дерьмо, - ответил я полный злости.

  - А Бульзак? Американец. Наш враг. Но мы поступим так. Вернемся из задания и начнем составлять протокол.

  - Меня посадят?

  - Это будет решать КНВД.

  - НКВД, товарищ шлемаз.

  - Ты сказал НКВД? Так и запишем.

  Он достал блокнот из потертой кожаной сумки, там уже первой стояла моя фамилия и туда в это строку что-то добавил.