Место гибели брата всегда внушало Селесте чувство безопасности. Здесь она словно возвращалось в ту пору своей жизни, когда все было проще. Когда она ощущала счастье. Она вздохнула. Селеста не знала, как ей дотянуть до конца этого года, а потом еще и пережить колледж.

Финн никогда не пасовал перед трудностями. Совсем наоборот. Он бросал себе вызов за вызовом и несся вперед на полной скорости – это было определяющее качество его характера. Он бы расстроился, узнав об ее отчаянии. Но стоило ей представить, что Финн рядом – помогает ей, ободряет, подталкивает к цели, – возможно, она смогла бы окончить школу и взяться за колледж.

Селеста приказала себе остановиться. Она понимала, что ступила на опасную территорию. Если она снова начала представлять, будто ее погибший брат стоит рядом с ней, дела ее были плохи. Она почти три года всюду носила с собой картонную фигуру Финна в полный рост, и за это время кое-что узнала о нарушениях поведения, вызванных сильным стрессом. Сейчас Картонный Финн, слава богу, тихонько лежал на чердаке в сложенном состоянии.

На голубое небо начали надвигаться облака, и Селеста вздрогнула от октябрьского ветра, подувшего с реки. Но, несмотря на это, она не двигалась с места, продолжая смотреть, как гребные лодки скользят по поверхности воды.

– Селеста?

Она подскочила на месте.

– Мэттью! Что ты тут делаешь?

Он присел рядом с ней.

– Да решил прогуляться по воде и совершить еще парочку старых добрых чудес. Обычные развлечения, знаешь ли.

– Разумеется. Только вот ветер крепчает. Я надеюсь, беспокойные воды не помешают тебе осуществить свой план.

Селеста сама услышала, как невесело прозвучали ее слова. Она слишком устала.

– Мне не нравится твой голос.

Мэтт внимательно посмотрел на нее. Селеста попыталась отвернуться, но он потянулся к ее лицу и, приподняв солнечные очки, стал ждать, пока она встретится с ним взглядом. Как же Селеста не любила, когда на его лице появлялись это беспокойство и явная тревога, не обернется ли ее состояние новой катастрофой. Мэтт неловко провел пальцами под ее глазами, а потом по ее щекам.

– Мэттью, прекрати сейчас же! Со мной все абсолютно нормально. – Она надеялась, что ее голос звучал убедительно. – Я, видимо, до сих пор потею после йоги.

– Не знал, что ты увлекаешься йогой.

– А я увлекаюсь. Или увлекалась. Видимо, йога все-таки не станет для меня полноценным образом жизни. А тебе совершенно невозможно уследить за всеми моими занятиями, – поспешно добавила она. – Сейчас у меня насыщенная пора жизни – и в социальном, и в академическом аспектах. На самом деле мне уже пора идти, потому что у меня еще много дел, а сейчас уже, наверное, четыре часа, если не больше.

Она встала.

– Тебя довезти до дома?

Мэтт склонил голову набок, и его глаза заслонила светло-каштановая челка. Селеста видела, что эта лавочка тоже вызывает у брата много эмоций. Они оба немного помолчали.

Наконец Мэтт ответил:

– Да, давай. Только сначала я куплю тебе чашку горячего шоколада. Договорились?

– Будь мне пять лет, эта инициатива показалась бы мне прекрасной.

– Тогда выберем другой напиток. – Мэтт встал и засунул руки в карманы. – Давай немного пообщаемся.

Селеста ответила не сразу. Ей было трудно отказать брату, и его присутствие уже немного ей помогало.

– Я с радостью приму твое приглашение.

Они молча прошли по улице Джона Кеннеди, а потом нырнули в шумную толпу, которая в любой выходной день заполняла Гарвард-сквер. Когда они подошли к витрине магазина «Любопытный Джордж», Селеста остановилась.

– Как же я раньше любила эти книги… – произнесла она.

– Пфф. А я всегда считал, что Человек в желтой шляпе – высокомерная скотина.

– Мэтти! – возмутилась Селеста. – Это не так! Он заботился о проказливой обезьянке. Естественно, что мог время от времени вспылить. Более того, он всегда приходил Джорджу на выручку.

– Если, говоря о заботе, ты имеешь в виду то, что он похитил обезьянку Джорджа, который жил счастливой жизнью с родителями, и нелегально увез его из джунглей, а потом попытался заточить в зоопарке, тогда да – Человек в желтой шляпе был блестящим примером заботливости. А где он вообще работает, этот человек? Готов поспорить, что в какой-нибудь преступной сфере. Иначе откуда у него деньги? И пафосные желтые машины? Зачем он подбирает шляпу под цвет машины? Или… машину под цвет шляпы? Что появилось у него раньше? – Мэтт покачал головой. – Так много вопросов…

Селеста шлепнула Мэтта по руке.

– Ты безнадежен.

– Похоже, к этому выводу приходят все.

Они перешли через дорогу на Брэттл-стрит, и Селеста спросила:

– Зачем ты так говоришь? Ты вовсе не безнадежен. Совершенно наоборот.

– Да просто так. Извини. Не обращай внимания.

Мэтт замедлил шаг, рассматривая витрины книжного магазина. Селеста тоже приостановилась, чтобы подождать его, и принялась разглядывать разношерстную толпу, наполнявшую площадь. Ей нравилось, что здесь все могли чувствовать себя легко и свободно, даже она. Тут не существовало никаких правил, и даже для самых чудаковатых чудаков находилось местечко. Взять хотя бы бездомного мужчину, который разъезжал по площади на моноцикле, зачитывая стихи из Библии – на него никто даже не взглянул. Скейтбордисты, профессора, хиппи, бизнесмены… На тебя не смотрели косо, какой бы индивидуальностью ты ни обладал и к какому стереотипу ни относился. Кембридж был для Селесты родным домом. Как же она уедет отсюда в следующем году? Возможно, ей стоит поступить в Гарвард и остаться здесь. Тогда ей и общежитие не понадобится.

Но тут мимо нее прошла компания студенток, которые улыбались и весело болтали между собой; на одной из них был гарвардский пиджак. И Селеста снова вспомнила, что даже в колледже – даже в Гарварде – ей не удастся избежать социальных условностей. Ведь студенчество – это не только учеба в замкнутом пространстве аудитории.

Занятия йогой не задались с самого начала, но нужно было придумать что-то другое. Селеста должна была кардинальным образом измениться, прежде чем поступать в один из университетов Лиги плюща.

– Слушай, – заговорил Мэтт. – На углу Черч-стрит есть одна чайная. Мне кажется, нам стоит попить чая.

– Я не люблю чай.

– Я тоже.

Мэтт стремительно зашагал сквозь толпу. Селеста ускорила шаг, чтобы не отстать.

– Тогда по какой причине нам следует пить чай?

– Потому что у тебя явно британские корни.

– Я полагаю, ты делаешь отсылку на особенности моей речи. – Она шмыгнула носом и повыше подняла голову. – Но это совсем не забавно.

– А по-моему, все-таки забавно. Моя сестренка явно родом из Викторианской эпохи.

– Человеку сложно изменить свои привычки.

– Тогда не изволишь ли испить со мною чая?

– Хорошо. Но я рассчитываю на то, что там будут подавать классическое английское песочное печенье и булочки с изюмом. Или даже шоколадный пудинг.

– Вот видишь! Говорил же, что тебе понравится чай!

– Ничего подобного. Скорее всего, мне нужно приготовиться к черствым лепешкам и безвкусному горячему напитку, так что вместо шикарного пиршества я буду наслаждаться общением с тобой.

– Тогда у тебя точно проблемы.

Они быстро дошли до чайной, и Мэтт придержал для Селесты дверь.

– После вас, миледи. Мне бы хотелось услышать, как вы съездили в Йель на прошлых выходных.

Грея руки о чашку с чаем, Селеста коротко пересказала брату свои впечатления от Йельского университета. Там был… Йель. Как он мог ей не понравиться? Красивая территория, образование высшего уровня, высочайшие требования, профессиональные, умнейшие преподаватели… В общем, все, что так любила Селеста. Или то, что ей полагалось любить?

– По твоему рассказу кажется, что тебе не очень там понравилось.

– Мне понравилось, – сухо отозвалась Селеста. Она изо всех сил старалась изобразить энтузиазм, но это давалось ей с трудом. – Я… я просто не хочу возлагать на этот колледж большие надежды, чтобы не расстраиваться, если меня не примут.