- Послушайте, а записаться в четыре разведки империалистических стран одновременно можно или нет? - задал я вопрос, стараясь сделать глаза как у разведчика четырех стран одновременно.

   - Вы что, рехнулись?

  - Хорошо, Откуда вы взяли, что я враждебно отношусь к стране, в которой я сам живу, и которая мне дала образование, пусть и небольшое пока?

  - Я не читал вашего дневника, и спорить с вами мне трудно, но люди, которые читали его, дают вам самую отрицательную характеристику. Вот эти три рубля, которые отдали женщине с ребенком и указали, что она нищая, - зачем это было записывать, кто вас принуждал. Допустим, это так и было, но фиксировать зачем, а? Чтоб американцы докопались и на весь мир распространили лживую информацию, что в советском союзе народ живет в нищете и все равно хвалит своих вождей. Что это за народ такой? Да это же рабы. Вот как воспринимается ваша запись нашей разведкой. И теперь наша разведка в ужасе, что такого врага, как вы нельзя поймать за шкирку и посадить в каталажку. Это все Хрущев развел бодягу, чтоб ему все через нос вышло.

  - Вся наша беда в том, что все мы обязаны думать так, как думает наше вышестоящее начальство, а своей головы, похоже, ни у кого нет, - сказал я с чувством досады, глядя капитану в лицо.

  - Я не могу с вами согласиться, - возразил капитан. - Только в одном вопросе мы все едины - это в политике нашей коммунистической партии, и то только потому, что мы ее поддерживаем. А как я рассуждаю дома, в кругу семьи, - кто в это может вмешиваться, скажите?

  - Да, но если вы скажите что-то не так, ваша жена может на вас донести, куда следует, и за вами явятся ночные гости, они поднимут вас, наденут наручники и уведут...на долгие годы, так ведь?

  - Это было раньше, при Берии. Берия оказался агентом международного империализма. Он делал все, чтобы ослабить социалистический строй, но как веревочка ни вьется, а конец все равно приходит.

  - Наверное, все так, как вы говорите. Только, я не испытываю никаких симпатий к американскому империализму, как вы говорите. Как можно проявлять симпатии к тому, чего не знаешь? Я никогда не был в Америке, не знаю, как там живут, - могу ли я что-то испытывать к воображаемому предмету? Это просто смешно. А где представитель Донецкого угольного бассейна? Придется завербоваться и уехать из Минска, раз это так нужно. Пусть наша великая, непобедимая армия спокойно стоит на страже великой Родины, - я ей мешать, не намерен, даже своим присутствием. Хотя очень жаль, что мои начальники, в том числе, и вы так обо мне думаете.

  - Если вы завербуетесь, и мы будем уверенны, что вы уезжаете на шахты,- вы будете немедленно отпущены, или, выражаясь профессиональным языком, уволены из рядов вооруженных сил, - сказал капитан.

  Я стал оформлять договор, подписал обязательство отправиться немедленно на одну из шахт Донбасса, и уже через два дня меня неожиданно вызвали на комсомольское бюро полка.

  Бюро проходило в красном уголке в штабе полка, оно началось в 16 часов. Кроме семи членов комсомольского бюро, состоящего из шести офицеров и одного сержанта-сверхсрочника, там были: заместитель командира полка по полит части подполковник Топорков, заместитель командира полка по снабжению, член партийного бюро, подполковник Насташкин, секретарь парткома полка, майор Рыбин, секретарь комсомольской организации полка, капитан Рудыкин, заместитель начальника контрразведки дивизии, полковник Брюхштейн. Отдельно от всех сидело еще несколько военных, очевидно представители могущественного КГБ.

  На повестке дня, что была утверждена единогласно, стоял один единственный вопрос: Разбор персонального дела комсомольца Славского.

  Ах, эти персональные дела! Сотни тысяч, если не миллионы советских граждан прошли через них и навсегда сломали свои судьбы, искривили позвоночник и вывернули душу наизнанку. Пройдя через горнило персонального разбора, человек становился деревяшкой, он на все соглашался, ничего не требовал от общества, если зарплата позволяла, часто заходил в пивную, становился обладателем православной и успокаивал нервную систему. Когда его кровушка кипела внутри гнилого организма, он начинал петь осанну вождям и проклинал загнивающий капитализм. Ленинской КПСС такой человек и нужен был и такой человек к сорока годам уже был сработан идеологической обработкой. В мире были две партии - фашистская гитлеровская и ленинская коммунистическая, которые выработали уникальны методы формирования человека после его рождения. И это было в какой-то мере положительно. Весь вопрос в том, что и гитлеровская нацистская партия и коммунистическая в этом вопросе пережали, передавили, перестарались и таким образом, сами того не зная выкопали себе яму, куда сами же и свалились.

  И вот я сижу подальше от остальных на скамейке в одиночестве, дрожу как осиновый лист, глядя на такое больше количество людей, собравшихся в красном уголке, чтоб решить мою дальнейшую судьбу, и ищу хоть в одном лице поддержки - самой простой, самой незначительной. А может кто скажет: он неплохой парень и не нахожу ничего ни у кого.

  На трибуну поднимается подполковник Насташкин с моим дневником в руках. У меня - душа в пятки. Где он взял эту толстую тетрадь, исписанную мелким почерком, неужели в КГБ ему дали под расписку. Там я - гол как сокол. Сейчас меня начнут раздевать, выворачивать наизнанку. Какое они имеют право? Оказывается. имеют. Я-то собственно, какое имел право высказывать свои мысли, да еще реакционные? Ну и баба, подвела меня со своим ребенком на руках. Расплакалась, разжалобила меня, а я вовсе не мужик, прослезился и вот тебе на, вот что из этого вышло.

  Насташкин в новом кителе, с начищенными медными пуговицами и седыми кудрями на голове и небольшими завитушками ниже ушей, так похожими на пейсы ( он был евреем с русской фамилией), окинул всех печальным взглядом и еще не раскрывая дневника, начал:

  - Товарищи члены комсомольского бюро! Я зачитаю лишь отдельные выдержки из дневника нашего солдата, который все еще носит комсомольский билет, и все вы согласитесь, что товарищ Славский носит этот билет в качестве щита, которым он прикрывает свое грязное нутро, нутро отщепенца и ревизиониста. К сожалению, должен сказать, что этому ревизионисту повезло, как мало кому из вас здесь сидящих. После разоблачения агента международного империализма, злейшего врага советсой власти Лаврентия Берия, важное звено нашей партии КГБ несколько ослабило свою работу. Сотни тысяч незаконно осужденных советских граждан по политическим мотивам, возвращаются домой из передовых советских тюрем, а инакомыслие переходит в разряд идеологической обработки. Короче, будут применяться меры воспитательной работы.