— Я укажу вам место, где вы будете ждать команды, чтобы действовать. Запомните одно, — сказала она строго, что не вязалось с ее женственностью, — взмахну белым платком, вы, не раздумывая, не размышляя, мчитесь бегом к подъезду. Если в это время полиция выведет на улицу человека, вы должны лечь костьми, но вырвать его из рук полиции. Надо стрелять — стреляйте! Убивать — убивайте! Но человек должен быть освобожден. Вы там будете не одни. Мы обложили тот дом, где наш товарищ. Больше вам знать не полагается. Успеете блокировать подъезд, деритесь на лестничной площадке. Но уж если я взмахну красным платком — операция закончена, вы разворачиваетесь и уходите. Хочу предупредить, там будет не простая полиция — это контрразведка и притом с участием Сюртэ. А французы умеют держать свою добычу. Так что, возможно, вам будет нелегко, — закончила она инструктаж.
Мы тронулись за ее «мерседесом» и вскоре были на месте. Она вышла из машины и указала нам подъезд.
— Квартира на седьмом этаже, окна хорошо отсюда просматриваются. — Атаманша, как я мысленно ее назвал, уехала. Мы остались, и началось самое трудное: нас стало клонить ко сну. Мы с трудом держались друг перед другом, пока я наконец не предложил:
— Давайте по очереди поспим, иначе мы ни на что не будем годны.
Шеф безоговорочно принял мое предложение, коротко бросил:
— Хорошо! — сразу же привалился к стойке кузова и мгновенно заснул.
Как я продержался с открытыми глазами целый час — известно только Господу Богу.
Если бы я так плотно не поел в долине Баалбека, то голод бы еще отгонял сон. А теперь мне с трудом удавалось держать веки открытыми. Даже наступали моменты, когда я спал с открытыми глазами. Я кусал себе пальцы, бил по щекам, строил рожи, чтобы растянуть мышцы лица, но этого хватало на одну-две минуты. Тогда я вышел из машины и пробежал метров пятьдесят так, словно отрабатывал спринтерскую дистанцию. Рядом под аркой дома я увидел «форд», за стеклами просматривались люди. «Вы будете здесь не одни», — вспомнил я слова нашего командира в юбке. Что же это за операция? Что это за засада? Главное, не позволить взять нашего человека. Загадочно! Но закон конспирации — никуда не денешься. Что-то, видимо, грандиозное. Я подавил в себе любопытство и поплелся обратно к машине. Визгун, откинув голову, спал с открытым ртом. Он и с закрытым ртом был мне несимпатичен, а уж в таком-то виде…
Через час я разбудил шефа, он растерянно хлопал глазами, не соображая, что с ним и где он. Наконец понял, что пора заступать на пост, и молча показал рукой, что я могу заснуть. Не знаю, сколько я спал, может, только прикрыл глаза, и Визгун ткнул меня в бок.
— Начинается, — прошептал он, и сон с меня будто рукой сняло. Я вытащил пистолет, снял с предохранителя, передернул затвор, загоняя в патронник патрон, и засунул его за пояс. По улице медленно катил «ситроен», в кабине сидел всего один человек. Машина остановилась прямо напротив подъезда, солнце заиграло на полированной крыше лимузина. Из кабины вышел молодой человек в дорогом штатском костюме, лицо его украшали пышные черные усы.
«Араб, — подумал я. — Зачем такая конспирация?»
Он осторожно оглянулся по сторонам, вид стоявших у обочин машин разных марок не встревожил его: обычная картина для больших арабских городов. Очевидно, он искал особых, подозрительных людей. Трудовой люд уже заполнил улицу: торговец апельсинами катил тележку и выкрикивал: «Бурдуган, бурдуган»; продавцы лепешек сновали от дома к дому, разнося свежие теплые лепешки, высокий усатый араб в длинной галобее, которая заменяла ему и рубашку, и брюки, а ночью — простыню и одеяло, согнулся под тяжестью двух корзин с бананами. Он медленно брел вдоль фасадов домов, другой — в такой же длинной и грязной галобее — нес на широком ремне двухведерный стеклянный чайник с торчащим над его головой носиком. Чтобы налить чай, ему не надо снимать посуду с плеча, он просто наклонялся вперед и подставлял стакан под носик чайника. Желающих выпить холодного, с плавающим льдом чая даже утром было предостаточно.
Подозрительных на улице вроде не было, и человек торопливо скрылся в подъезде. Чутье мне подсказывало: этот человек должен быть задействован в операции. По крайней мере, это один из ее главных участников. Я окинул взглядом окна этажей и между пятым и шестым увидел нашу атаманшу. Было далековато, но я разглядел ее напряженное лицо и сжатые, наверно, в сильном волнении руки на ее груди. На часах было без четверти девять. Визгун с не меньшим напряжением следил за приехавшим человеком и женщиной между этажами. Но на его лице не было заметно никакого волнения. Я же вдруг начал волноваться в ожидании того, что должно произойти. Прошло пять минут, как человек скрылся в подъезде. Стрелка на часах как будто остановилась, и мне показалось, что прошло уже не менее пятнадцати минут. Вдруг, расталкивая уличную суету, раздвигая ее в стороны, на улицу выскочил коричневый «мерседес». Одним колесом он наехал на бордюр, зацепил цветочную клумбу и на полной скорости стал как вкопанный. Все четыре дверцы резко распахнулись, и из машины выскочили дюжие парни. Они стремительно побежали в подъезд, и я подумал: «Кино начинается!» Визгун шевельнулся, я покосился на него. Он вытащил пистолет, и я услышал, как легонько щелкнул замок дверцы. Шеф приготовился, наверное, через несколько секунд мы ринемся к подъезду в таинственную неизвестность. Атаманша стояла у окна, словно статуя, не подавая признаков жизни. Прошло десять, пятнадцать, — двадцать секунд, и мой обостренный слух выделил среди многообразия уличных шумов глухой выстрел, будто стреляли с глушителем. Потом наступила пауза секунд на тридцать, и снова я уловил три выстрела подряд с такой скоростью, с какой мог нажимать на спусковой крючок профессионал. Потом часто, как на полигоне, затрещали громкие пистолетные выстрелы. В эту секунду атаманша взмахнула белым платком, и мы с Визгуном мгновенно вывалились из машины. Все вокруг пришло в движение: машины разных марок справа, слева ринулись к дому. Непосвященный, простой обыватель вряд ли заметил все эти перемещения, мало ли куда и почему двинулись автомашины. Никакой суеты, никакого хаоса, все как в отработанном сценарии. Но мне все эти движения и перемещения виделись другими глазами, потому что я был частью этого движения и знал, куда все это было нацелено.
Первой у подъезда оказалась автомашина советского военного атташе. Очевидно, вместе с ним были консул и еще двое официальных посольских чиновника. Они с папками под мышками почти бегом скрылись в подъезде. Пока мы с шефом перебежали улицу, я увидел, что у дома собралось с десяток машин. Оглашая улицу пронзительным визгом сирены, к дому подкатила машина «скорой помощи». Двое спортивного вида санитаров в белых халатах и с носилками побежали к этому же подъезду. Всю картину я увидел через окно уже тогда, когда мы, прыгая через две, три ступеньки, добежали до второго этажа. Я зажал в руке «люгер» и был уверен, что сейчас буду драться не на жизнь, а на смерть. Я буду стрелять в любого, кто станет у меня на пути. Такая была во мне уверенность и установка. Это уже были не детские забавы, а реальность. Ради этих минут меня и заслали на Ближний Восток, потому что Родина мне верила, она надеялась на меня. Визгун отстал на целый пролет лестницы: я был моложе и сильнее и бежал так, словно от этого зависела вся моя карьера, мое доброе имя и неизвестная мне операция. На повороте с четвертого на пятый этаж, наверху лестничного пролета я увидел женщину. Она высоко подняла руку с красным платком, и я замер на месте. Все, операция закончилась! Нам приказывали повернуть оглобли и стремительно уходить с поля боя. Нашу задачу мы выполнили, хотя я так и не знал, в чем она состояла, эта важная задача, решать которую нас вызвали через две границы, и мы неслись в ночи по скоростной трассе, где могли запросто кончить свою жизнь, полетев вместе с машиной в пропасть.
Я повернулся, засунул сзади за пояс «люгер» и не торопясь пошел вниз по лестнице следом за Визгуном. Мы пересекли улицу, жизнь текла здесь своим чередом. «Бурдуган, бурдуган», — призывно оповещал о наличии апельсинов торговец; «Чай, чай!» — вторил ему владелец стеклянного чайника; машины, еще минуту назад стоявшие у тротуара, стали неторопливо растекаться в разные стороны. Подойдя к нашему «шевроле», я оглянулся — из подъезда выкатили носилки. Рука в черном рукаве свесилась вниз, и я догадался, что на них лежал тот, кто приехал первым и первым вошел в подъезд. А еще я подумал, что это не наш человек, ради которого мы здесь, потому что сопровождал его только один полицейский в штатском костюме. Наверное, наш человек и всадил пулю этому господину, попробовал я домыслить ситуацию. Подъехала еще одна «скорая помощь», ее встретил сотрудник посольства и пошел впереди санитаров в подъезд. И из этой сцены я мог заключить, что нашему человеку тоже понадобились носилки. Но теперь он уже не будет одинок и ему не страшна ливанская полиция вместе с французской Сюртэ, потому что наших тут собралось не меньше взвода.
