— А почему нет Глеба Константиновича? — спросил я без всякой задней мысли.

— А зачем он тебе? Что, со мной неинтересно? Он старый отживший сапог, — коньяк явно шибанул ему в голову. — Сейчас наше время, время молодых: мое, твое, и нечего им путаться у нас под ногами и учить нас, более способных и талантливых. Он опыт передавал! — с презрением произнес Иван Дмитриевич. — Какой опыт? Во время войны работал в тылу у немцев, брал языка, добывал оперативную информацию. Но ведь этот опыт сейчас никому не нужен.

От пятой рюмки коньяка чекист соскочил с рельсов, он стал громко говорить, бахвалиться. Благо в ресторане народу почти не было, так, одиночки, да официантки сидели кружком за одним столом и делились своими заботами, не обращая внимания на двух молодых людей, которые слегка подвыпили.

— Я тебя нашел, ты мой актив, — продолжал плести Иван Дмитриевич. — Руководство одобрило работу с тобой. Ты теперь будешь со мной на связи, будешь выполнять мои указания. Я буду отвечать за твою подготовку. Хотим сделать из тебя нелегала.

— Кого? — не понял я и все же почувствовал, что мое будущее обретает определенность.

— Чего не понять? — пьяно возразил чекист. — Пойдешь за кордон с чужим паспортом, будешь иметь легенду, осядешь, законсервируем тебя на годик, а потом наладишь поток информации…

Из его пьяной болтовни я все же уловил главное — мою судьбу определили. Если честно, то я плохо представлял всю механику превращения меня из легала в нелегала. Возможно, мне придется тайно переходить границу или, как я слышал выражение, «просачиваться» на чужую территорию. Как я это сделаю — не имел ни малейшего представления.

— Жена пойдет с тобой? — неожиданно задал он сложный для меня вопрос. Эта мысль мелькала у меня уже несколько раз за вечер, но ответа я не находил, и поэтому просто отгонял ее, полагая, что эта проблема сама собой должна разрешиться. Я боялся высказать Ивану Дмитриевичу свои сомнения по поводу жены, потому что опасался его негативной реакции. Ведь при первой нашей встрече мне рекомендовали жениться на хорошем надежном товарище, который будет другом и помощником в трудной и сложной жизни советского разведчика. Я женился. Таня была мне хорошим другом в жизни, но вот будет ли она хорошим помощником разведчика, захочет ли разделить опасности, подстерегающие там, за кордоном? Откровенно сказать, я на это надеялся. Мне казалось, что Таня такая же патриотка, как и я, и будет мне признательна за принятое решение. А потом возникли сомнения: ведь я хочу предложить жене не поездку в Сочи и не совместное развлечение, а работу с риском для жизни. Да, если честно, то с риском для жизни. Мой японский опыт здесь ровным счетом ничего не стоил, да и заикаться об этом я не собирался, иначе КГБ может отвернуться от меня. Я так свыкся с мыслью, что буду разведчиком, что провал этой надежды стал бы для меня большой потерей в жизни. И все же я сказал правду своему шефу — так я стал мысленно называть Ивана Дмитриевича:

— Не знаю! Говорить ей я не имею права, вы запретили кому-либо сообщать, а намеков она не понимает. Но она верный товарищ и патриотка.

— Годится! — изрек мой шеф и громко икнул. — Я буду сам с ней беседовать. Теперь я ответственен и за нее. Я ваш шеф!

Я видел, как он напыжился, изображая большого босса, хлопнул меня покровительственно по плечу, икнул еще раз, и мне показалось, что сейчас он изречет что-нибудь вроде: «Дети мои, я с вами!» Но он коротко бросил:

— Едем к твоей жене! Сейчас я ее обращу!

— Ее нет в этом городе, она в Белгород-Днестровском.

— Тем лучше! Твоя дальнейшая судьба перемещается туда. Поедешь в Белгород-Днестровский, поступишь на работу в автобазу слесарем, займешься изучением автомобилей. Это тебе задание. Сейчас дам тебе денег, их хватит, пока не устроишься на работу. — Он вытащил из кармана три сторублевки и протянул их мне. Потом достал пол-листа писчей бумаги, ручку и сказал: — Пиши! Я, агент КГБ Роджер — это будет твоя кличка, — получил пятьсот рублей. Числа не надо, лишь подпись.

Я написал все безропотно и без сомнений — значит, так принято в КГБ. В конце концов, деньги взял, надо и расписаться. «Роджер» так «Роджер» — мне даже нравится такая кличка «Роджер»!

Наверно, и правильно, что не указывается фамилия, ведь это финансовый документ, он пойдет не через одни руки, и многие будут знать, что деньги получил от КГБ некий Анатолий Головин. Так можно меня на корню провалить.

Шеф сунул мою расписку в карман, потом вытащил ее, развернул, долго держал перед глазами. «Хорошо набрался, — подумал я, — если уже и прочитать не может». Но Иван Дмитриевич поднял на меня свои затуманенные глаза. «Как у коровы — мутные», — подумал я совсем некстати.

— Так не пойдет. Сумму надо писать буквами. — И сунул мне еще половинку листа бумаги. — Пиши то же самое, только пятьсот — не цифрой.

Я быстро написал, а сам думал: «Почему же пятьсот, когда дал мне всего триста. Может, ошибся и надо ему напомнить? Вдруг обидится, он же чекист, и ему ошибаться не положено. А тут какой-то салажонок его уличает. Черт с ними, с двумястами рублями, дело важнее денег, как любил выражаться мой дядька Гриша. Когда-то он был красным партизаном и уж лучше меня разбирался, что важней: деньги или дело». Я свернул расписку и протянул ему.

— Давайте я ту уничтожу, — попросил я невинно и без всякой задней мысли. Но шеф снова уставился в расписку, а я подумал: «Опять что-нибудь не так», — и действительно — он сунул ее в карман и сказал с легким раздражением:

— Надо же было написать и цифры, и буквы, так всегда пишется. — Это он произнес медленно, но четко, как будто вдалбливал мне в голову, чтобы я понял наконец, что я — тупой идиот, с которым работать и работать.

Третью расписку с буквами и цифрами Иван Дмитриевич спрятал в карман и назидательно изрек:

— Единственный, кому я доверяю уничтожение таких документов, — это я сам. Запомни, я сам уничтожаю на огне.

После этого шеф вылил из бутылки остатки коньяка в свой фужер, выпил, закусывать не стал, но ответил на мои мысленные вопросы, чем очень меня удивил. Я ведь ни единым словом или жестом не дал понять, что мне интересно, почему расписка на пятьсот рублей, а денег получил только триста.

— У нас такая работа, что приходится тратить собственные деньги, и мне их никто не возвращает. Тебе будут, а мне нет! Вот сейчас ресторан — это мои затраты, поэтому ты и написал расписку на пятьсот. Такие вещи в нашей системе — обычное дело, руководство об этом знает. Я вот купил к дню рождения своему начальнику часы — он ведь знает, откуда деньги. Он своему начальнику подарок к дню рождения сделал, думаешь, из своей зарплаты? Не мной это заведено. Я думаю, и ты доволен. Мы всегда должны быть друг другом довольны, тогда тебе будет хорошо… — закончил он многозначительно, что я истолковал по-своему: давай будем сообща тянуть у КГБ, и тогда твоя карьера обеспечена. А что я? Могу что-то изменить, если у них так заведено по всей иерархической лестнице? Мне нужно думать о себе, о своей карьере разведчика, а не считать сотни, которые чекисты вытащат из кармана своего родного Комитета. Не обеднеет!

— Да, не обеднеет! — неожиданно прочитал шеф мои мысли и протянул мне руку. — Будем дружить? — Он приподнялся, уцепился за мою шею и слюняво поцеловал. Гадючья улыбка расползлась по всей его пьяной самодовольной роже, но теперь она казалась уже не такой мерзкой, я крепко стиснул его ладонь и коротко ответил с выражением:

— Будем дружить!

Белгород-Днестровский, этот сонный городок близ Одессы, отличался лишь величественной аккерманской крепостью. Сам городок раньше именовался по-турецки «Аккерман». Нынче он оживлялся постоянным притоком туристов, которые лазили по древним стенам крепости, заползали, как тараканы, во все щели, надеясь что-нибудь обнаружить и прихватить в качестве сувенира. Однако, кроме камней, там ничего не было, а старожилы дурачили туристов рассказами, как один офицер приехал сюда с миноискателем и нашел тайник. У туристов не было миноискателя, и они довольствовались тем, что местный фотограф делал их снимки внутри крепости и на крепостной стене, ставя на передний план желающих запечатлеть на долгую память посещение такой знаменитой крепости. Всякому было лестно иметь фото и потом блистать своей эрудицией, что он был на крепостных стенах, где снимался фильм «Адмирал Ушаков». Чего греха таить, я и сам полазил по этим стенам. Гидом у меня была Татьяна, которая знала всю историю Аккермана и увлекательно рассказывала обо всем, с чем соприкасался мой любопытствующий взор.