Сначала она ждала меня из автономок в Заполярье, теперь ждет со всякого рода происшествий. Что поделаешь.

       После этого я спускаюсь вниз, сажусь рядом с водителем  в  «канарейку», и мы следуем в горотдел милиции. Он ниже моего дома  по главной улице, в  типовой постройки кирпичном здании.

       Там состав пополняется начальником угро Толей Пролыгиным, опером Лешей Дюсовым и экспертом – криминалистом.

       Мы не здороваемся, поскольку сегодня уже встречались. Утром выезжали на висельника.

– Ну что, вперед и с песнями? – говорит Толя, захлопнув дверцу.

– Типа того, – отвечаю я, после чего сержант врубает передачу.

      «Уаз»   разворачивается на стоянке, мы катим по проспекту назад, а затем на перекрестке у автовокзала сворачиваем на трасу  Первомайск – Горское, в сторону Северского Донца.

– Так что там за утопленник? – оборачиваюсь я назад. И где – конкретно?

– Цуприк  сообщил, что мужик, –   говорит Толя. – Сразу за селом, на одном из диких пляжей.

       Старший лейтенант Цуприк    участковый инспектор, обслуживающий Нижнее  и примыкающий к нему поселок Светличное, в котором насосная станция, обслуживающая водой половину Донбасса.

       Село крупное, основано еще при Екатерине II  как форпост, первыми  его жителями были сербы.

       Город между тем остается позади, впереди черный гудрон трассы, окаймленной зелеными посадками. За которыми, до горизонта, поля цветущих подсолнухов и уже наливающейся колосом пшеницы.  Над ними,  в еще светлом   небе, парит   ястреб.

       Спустя полчаса мы подъезжаем к селу, виднеющемуся в долине. Оно утопает в садах, с высокими  осокорями на окраине.

       На взгорке нас встречает участковый, на служебном, с коляской «Ирбите».

– Здорово, Николай Иваныч. Рассказывай,– говорит  Пролыгин, первым выйдя из машины.

– Та шо расказувать? – пожимает нам руки старший лейтенант. – Тут гидрологи с Донецка промеряли на катере глубину и на него наткнулись. Сплывал  вниз по течению. Ну, я и  дал  команду причалить жмура к берегу.

– Ты их опросил? –  интересуюсь я.

– Ну да, – кивает  фуражкой  Цуприк.–  Объяснения  отут,– хлопает по  висящей на боку планшетке.

       Вслед за этим мы снова грузимся в  «Уаз», участковый заводит мотоцикл и сворачивает с асфальта на тянущуюся  вниз к Донцу, колдобистую грунтовую дорогу.

       Через пару километров она  выводит нас в  густой смешанный  лес, тянущийся вдоль реки. Мотоцикл останавливается  на поляне.

– Дальше  пешки, – говорит Цуприк, когда мы встаем рядом.

       Выгружаемся, идем за ним по  тропинке, меж папоротников, которая выводит  к наклонившимся к воде  плакучим  вербам на берегу, под которыми двое пожилых рыбаков удят рыбу.

– Добрый вечер, дядькИ, – приветствует их участковый.

– И вам тэж, – приподнимают те над головами  кепки.

       Еще через пять минут, ниже по течению, открывается небольшой дикий пляж со старым  кострищем посередине. Метрах в трех от уреза  воды, в илистом наносе,  белеет наполовину торчащее оттуда тело.

– Это гидрологи его отак воткнули, – разъясняет участковый. – Обвязали веревкой и на полном ходу у  бэрэг.

– А  веревка где? – интересуюсь я.

– Забрали.

– Так, Серега, – оборачивается Толя к  водителю – сержанту. Тащи из машины буксир. Будем вытаскивать. – А ты, Николай Иваныч,  – организуй понятых и какой-нибудь грузовик для доставки.

       Вскоре сержант возвращается  с капроновым буксиром в руке, а за ним двое  уже виденных нами рыбаков.

– Будете понятыми, – говорю я, вслед за чем разъясняю им  обязанности.

Оба дядька косятся на  тело и кивают.

       Далее я извлекаю из папки протокол, криминалист расчехляет фотоаппарат и делает обзорную съемку,  после чего Дюсов, раздевшись до трусов, чертыхаясь, лезет  с буксиром  в речной ил к  объекту.

– Еще чуть-чуть, давай, – поощряет его начальник, держа в руке  разматывающуюся бухту.

       Добравшись до тела и погрузившись    по колено, оперативник  захлестывает  его ноги петлей и, отмахиваясь от комаров, возвращается назад. – Тяните.

       Начальник с криминалистом  тянут,  –  раздается громкое «чмок»,  утопленник   оказывается  на пляже. Он довольно свежий (бывало похуже) и почти не пахнет.

       Видимых повреждений на теле нет,  а от чего наступила смерть, установят судмедэксперты.

       Спустя еще час, завершив осмотр и отпустив дядьков, мы перекуриваем в стороне, ожидая машину для доставки. Кругом уже вечерние сумерки, на небе фиолет, от воды тянет прохладой.

       Наконец  где-то вверху слышен гул мотора, потом хлопают дверцы,  и на пляже появляется  Цуприк, со свертком брезента подмышкой, в сопровождении  небритого мужика, в шоферском комбинезоне.

– Отловил токо этого, на «захаре», – кивает участковый на него. – Увэчэри с грузовиками у нас в селе напряженка.

– Так он же бухой! –  подойдя к небритому  вплотную,  восклицает криминалист.

– Ни в коим рази, – отрицательно вертит  головой шофер,  а потом  валится на песок и засыпает.

– Ну, и что прикажешь теперь делать? –  обращается к Цуприку  начальник

– Покы будэмо грузить, проспиться, – уверенно заявляет Николай. – А назавтра я з ным розбэруся.

– Ну-ну, – говорит Пролыгин. – Разбирайся.

       Вслед за этим  рядом с телом расстилается брезент, на него помещается усопший, и  опергруппа, кряхтя,  тащит его по тропинке к «ЗИСу».

       Далее открывается задний борт, груз помещается в кузов,  и пока мы восстанавливаем дыхание, Цуприк отправляется за  шофером.

       Отсутствует минут десять, возвращается один и сообщает – убиг гад! (немая сцена).

– Да, давно со мной такого не было, –  первым нарушает ее  Пролыгин. – Кто умеет водить грузовик?   (обводит всех взглядом).

– Я могу, – отвечает Дюсов. – Рулил на таком в армии. Правда, давно было.

– Значит тебе и карты в руки, – заводи.

       После этого Леша  лезет в кабину грузовика, запускает двигатель, а потом высовывается и кричит,– у него света нету!

       Следует вторая немая сцена, – прерываемая   непечатными  выражениями.