В контрразведке, где я служил раньше, на этот счет было намного спокойнее.
Без шума и пыли вербуешь агентов, встречаешься с ними на явочных квартирах, отрабатываешь полученные сигналы. Ну и еще ходишь с крейсерами,которые обслуживаешь, в автономки в Северную Атлантику, где сам себе хозяин.
Зайдя в канцелярию, в другом конце коридора, я получаю у начальника особой части (тоже женщины, но пожилой и сварливой)) надзорное производство по делу* и спускаюсь к себе.
Там сую его в кожаную папку, одеваю пальто и, закрыв кабинет, выхожу через черный ход во двор прокуратуры.
На его мокром асфальте перед двумя гаражными боксами, стоит только что вымытая прокурорская «двадцатьчетверка». Рядом с ней курчавый водитель моих лет, по имени Иван, насвистывая, протирает лобовое стекло фланелью.
Я объясняю ему, что и как, после чего мы садимся в автомобиль, и тот выруливает на улицу.
По дороге достаю из папки надзорное, бегло читаю и хмыкаю. Оно по грабежу, обвиняемый особо опасный рецидивист, с полгода как освободившийся.
Хмырь еще тот. Видел, когда его привозили к Виктору Петровичу для получения санкции на арест.
Из материалов "надзорного" следовало, что после Рождества, бурно его отпраздновав, вечером, на окраине Горска, бандит ограбил двух семиклассниц, возвращавшихся домой после второй смены из школы. У одной, угрожая бритвой, отобрал золотые сережки, а со второй снял шубку.
Во время допроса задержанный заявил, что всех «махал» и отказался отвечать на поставленные вопросы, а потом лихо отбил чечетку.
– Ну, ты прямо артист, – сказал тогда прокурор. – Будешь у меня плясать на лесоповале.
– А ведь он точно Артист, – улыбнулся ведущий это дело, начальник следственного отделения ГОВД майор Бондарь. (Удивительно интеллигентный и мягкий человек). – У него такое погоняло*.
– Так я и говорю, – хмыкнул шеф, вслед за чем размашисто подписал постановление об избрании меры пресечение в виде содержания доставленного под стражей и, хукнув на нее, пришлепнул гербовой печатью.
Через десять минут, миновав центр города, а потом автовокзал, мы останавливаемся у здания ГОВД. Оно типовое, в три этажа, на стоянке служебные автомобили, а у входа витрина «Их розыскивает милиция»
Выхожу из машины, Иван разворачивается и уезжает, а я поднимаюсь на высокое крыльцо, захожу внутрь и интересуюсь у дежурного по городу за стеклом, где мне найти Савицкого.
Того в ГОВД глубоко уважают, поскольку он в системе более тридцати лет и весьма авторитетная личность. По виду вылитый Карл Маркс, голос – иерихонская труба* и гроза всех следователей с дознавателями. При всем этом добрейшей души человек, с глубоким чувством юмора и всегда их опекающий.
– Илья Савельевич пьют чай у начальника розыска, – отвечает майор. И тут же тянется к одному из зазвонивших телефонов.
Пройдя длинным гулким коридором со стендами на стенах типа «Партия – наш рулевой» в правое крыло, я захожу в нужный кабинет, там идиллия.
За столом, напротив друг друга сидят Савицкий в мундире, с двумя большими звездами на петлицах и начальник угро Толя Пролыгин в гражданке. Оба прихлебывают из стаканов черный пахучий чай и хрустят баранками.
– А вот и Валера нарисовался, – басит Савицкий отдуваясь. После чего мы с ним ручкаемся.
– Чифирок будешь? – кивает Толя на чайник.
– Нет, – усаживаюсь я на диван у окна. – Тонуса и так хватает.
– Что похвально, – отставляет в сторону стакан Илья Савельевич.
Затем я сообщаю , что выделен в помощь Веденеевым, и ветеран довольно крякает. Мы с ним большие друзья и он фактически мой наставник.
– А на чем будем ехать в Горское? – интересуюсь я.
– Прокатимся на автозаке, – смотрит на наручные часы Савицкий.– Вместе с арестантом. Другого транспорта сегодня не предвидится.
После этого мы говорим Толе «бывай»(Савицкий одевается) и покидаем кабинет направившись во внутренний двор отдела милиции.
Как и положено, он обнесен трехметровой кирпичной стеной со спиралью «бруно»по верху, оборудован автоматическими глухими воротами, и имеет на территории спортзал, а также десяток гаражных боксов.
У одного стоит «двадцатьчетверка» начальника, рядом патрульные «жигули», в их двигателе копается механик, а у входа в ИВС* зеленеет новенький автозак, недавно полученный взамен старого.
Он выполнен на базе сто тридцатого ЗИЛА, с просторной кабиной и таким же, с зарешеченными окошками кузовом.
У машины стоит весьма колоритная группа: низенький плотный старшина, лет под пятьдесят и два здоровенных молодых сержанта. Все в коротких черных бушлатах и шапках, при «макаровых» в кобурах и с меланхолией, написанной на лицах. Это конвой. Причем необычный.
Старшина, по фамилии Воропай, – отец, а оба сержанта его сыновья. Иван и Мыкола. Они проживают в селе Нижнее, на берегу Северского Донца и щирые украинцы.
Держат в тридцать соток огород, пасеку и большое хозяйство.
При нашем появлении тройка оживляется, и все уважительно ручкаются с Савицким, а потом со мной. Строго по рангу.
– Ну шо хлопцы, пора отправляться? – вопрошает их Савицкий.
– Щас, Илья Савельевич – кивает шапкой старшина.– Тюремщики малэнько забарылысь*
Спустя еще минуту со стороны ИВС гремит внутренний запор стальной двери, и в проеме возникает старший лейтенант Слава Хамчич. Маленький, чернявый как грач и весьма озадаченный.
Не так давно он был опером в угро, но после ножевого ранения при задержании, переведен на «легкие хлеба» – начальником изолятора временного содержания.
– Тут такое дело, – рысцой подбегает к нам старлей. – Этот гребаный Артист бузит и говорит, что поедет на суд токо голый.
– Как это голый? – переглядываемся мы с Савицким.
– Да натурально, – разводит руками Слава.– Снял с себя шматье и орет, «так и визите суки!»
– Ну а вы? – интересуюсь я.
– А что мы, пробовали одеть насильно, он гад кусается.
– Все то вас учить надо, – недовольно басит Савицкий. – Пойдем, щас разберемся.
Конвой остается у машины, а мы вслед за Хамчичем спускаемся вниз, в его пенаты.
Они в подвальном этаже здания ГОВД и оборудованы дюжиной камер. В одних сидят правонарушители: мелкие хулиганы, пьяницы и тунеядцы (таких зовут «указники»), а в нескольких – преступники, доставленные для проведения следственных действий и на суд из Артемовского СИЗО.
