- Скоро все это кончится, - отвечал крестьянин, - горе его о пропавшей дочери разрывает ему сердце. Он болен, одинок и печален. Он велел объявить по всей стране, что простит беглецам все, если только они вернутся; он обещал великую награду тому, кто принесет ему хоть малейшую весть о них. Но они, кажется, исчезли с лица земли, и, скорее всего, старик умрет без того, чтобы кто-нибудь из его родственников закрыл ему глаза в его последнем сне.

   Орм больше не думал о своих покупках, он думал только об Аслог и ее умирающем отце. Никем не замеченный в толпе, он вышел из лавки. Едва он успел завернуть за первый же угол, как со всех ног бросился к причалу, спрыгнул вниз по ступенькам, спустил лодку и в последних лучах заходящего солнца направился вдоль узкого фьорда среди больших кораблей к океану. Его сердце билось от нетерпеливого желания и восторга. Разве примирение с отцом его любимой Аслог, не было самым заветным желанием его сердца, как и ее, хотя он и молчал об этом ради Аслог?

   Была уже ночь, когда его лодка выскользнула из фьорда и поплыла в открытом море. Ветер, весь день дувший в сторону суши, повернул вспять и теперь спускался с норвежских гор, подгоняя лодку Орма с быстротой стрелы. Полная луна поднялась над его родиной, волны разбивались в серебряные брызги о нос лодки. Орм не мог не думать о той ночи, когда Аслог, голодная и измученная, лежала у его ног; позади них были ужас и предательство, впереди - неизвестное будущее. Ясное сияние луны и сверкающие волны были тогда такими же, как и сейчас, но во всем остальном - как благословенна была случившаяся перемена!

   Так прошла ночь; когда восток засиял алым, его лодка скользнула между маленькими островками; а когда первый солнечный луч упал на верхушки елей, он причалил к берегу своего острова.

   Наскоро привязав лодку, он поспешил под цветущие фруктовые деревья - правда, с пустыми руками, но с более богатым подарком, чем осмелилась бы надеяться Аслог.

   И вот теперь он стоял рядом с ее кроватью.

   - Проснись, проснись, любимая! Я принес тебе весть о твоем отце, - прошептал он, склонившись над ней, - самую лучшую весть, какую только может пожелать твое сердце, - любовь и прощение!

   Аслог проснулась, и ее сияющие глаза, тихие слезы, падавшие на ее сжатые ладони, говорили о еще более глубокой радости, чем представлял себе Орм, спеша домой.

   Вскоре в тихой комнате царила суматоха. Аслог снова зажгла огонь, забурлил котел, пока она украшала себя и своего мальчика праздничными нарядами, а Орм относил дары Гуру - золото и драгоценные камни - вниз к лодке. Они снова сидели вместе за столом, наслаждаясь едой из гостеприимного дома исполинов. Они смотрели на высокие стены, служившие им убежищем, и с грустью - на каменную фигуру Андфинда, бывшего в течение многих лет молчаливым жителем маленького дома. Затем Орм схватил жену за руку; они вышли из дома, осторожно прикрыв за собой дверь, и последовали за мальчиком, который уже бежал впереди, в своем нетерпении, к берегу.

   - Прощай, милый остров! - воскликнул Орм, отвязывая лодку. - И если когда-нибудь снова преследуемые беглецы высадятся на твоем берегу, будь для них таким же милым домом, каким ты был для нас.

   Ребенок уже сидел в лодке, играя с прекрасными сосудами из золота, украшенными драгоценными камнями; Аслог села рядом с ним, чтобы рассказать о новом доме и дорогом дедушке, а Орм опустил весла, и лодка покинула берег "последнего дома исполинов".

   Солнце вот-вот должно было погрузиться в море; его лучи бросали прощальный взгляд на окна одинокого замка, на скалу, которая когда-то гремела весельем. Но теперь великолепные залы были совершенно пусты. Слуги, служившие не из любви, а из страха, в угрюмом молчании повиновались приказаниям своего мрачного господина. Дочь, единственная, кого когда-либо любило его холодное сердце, была потеряна для него. Его старость была одинокой и безрадостной. Но тут его гордость уступила.

   - Она опозорила мой дом, выбрав слугу вместо принца? Но она - мое дитя, мое единственное дитя, и она всегда была мне дорога и любима! О, верните мою дочь, мою Аслог, чтобы я мог взглянуть на ее лицо, прежде чем умру!

   Богатое вознаграждение предлагал скорбящий отец за малейшее известие о своем ребенке, но напрасно ждал он дни, недели, месяцы, годы. Она, казалось, была потеряна для него навсегда.

   - Выведите меня отсюда, чтобы я мог увидеть солнце, пока у меня есть зрение! - сказал он своим слугам, когда вечерние лучи заглянули в окна замка.

   Слуги поддерживали его нетвердые шаги на краю скалы. Затем он сделал им знак уйти и оставить его наедине с его горем.

   Солнце огненным шаром опустилось в океан, море катилось пурпурными волнами от самого дальнего горизонта, разбивая их на золотые брызги у подножия замковой скалы.

   - Если бы моя старость была такой же спокойной и ясной, как этот тихий вечер, если бы моя жизнь была такой же яркой, как солнце в море!

   Вдруг он услышал вдалеке плеск весел, и его зоркий, как в былые времена, глаз жадно устремился к горизонту. С северо-запада плыла лодка, мягко подгоняемая ветром. Она подходила все ближе и ближе и, казалось, направлялась прямо к скале, где сидел старик. У руля сидела мужественная фигура, а на носу стояла изящная женщина с мальчиком, которого крепко прижимала к себе. Ее волосы блестели золотом, как когда-то у его дочери, она подняла руку и взмахнула белым платком, как бы приветствуя его. Сердце Зигмунда забилось от радостного предчувствия, он больше не чувствовал своей слабости, но без посторонней помощи поднялся с камня и устремил взгляд на приближающуюся лодку. Теперь маленький корабль подошел к самому подножию скалы, он услышал, как звякнула цепь вокруг столба, и в вечернем воздухе до него донеслись знакомые голоса. Это был не сон. Рядом с ним послышались легкие шаги, и когда он обернулся, Аслог, его потерянная Аслог, опустилась перед ним на колени, ее глаза были полны смиренного раскаяния, а рядом с ней стоял на коленях светловолосый мальчик, который протянул руки к старику и повторил слова матери милым детским голосом: "О, дедушка, прости и люби нас!"

   Старик раскрыл объятия, прижал к сердцу долгожданных просителей и, целуя своего прелестного внука, сказал голосом более мягким и нежным, чем обычно: "Слава Богу, я все-таки не умру в одиночестве!

   С каждым днем он все больше и больше чувствовал свою прежнюю силу, а когда он увидел, как нежно Аслог любила своего мужа, каким верным мужем и отцом был Орм, и каким послушным сыном он был для него, он забыл все свои обманутые надежды - даже королевскую диадему, которую Аслог отвергла. Любовь его детей и внуков сделала его последние дни самыми светлыми; желание того весеннего вечера исполнилось, - его старость была спокойной и ясной, а жизнь закончилась подобно тому, как закатное солнце тихо погружается в море.