- Наша судьба, о дочь моего прежнего дома, удивительно похожа, - сказала Гуру, - но твоя жизнь закончится более радостно, чем моя. Мы жили здесь в безмятежном счастье много веков, ибо именно на этот остров доставила нас наша лодка после той ночи смерти. Этот дом, который сильная рука моего мужа построила для нас, мал и беден по сравнению с дворцом моего отца, но мы не сожалели об утраченном великолепии. Дни проходили в тихом счастье, и мы не чувствовали никакой тоски по земле, которая изгнала нас и наших друзей. Гномы же, которые, подобно нам, бежали из негостеприимной страны, поселились вокруг на маленьких островках и жили там в мире и довольстве. Каждый сочельник мы собирались в этой комнате и устраивали праздник, как это делали наши предки еще до того, как ваша религия распространилась на эти северные земли. Прошли века, и однажды вечером я стояла с Андфиндом на берегу нашего острова, глядя на море. На северном горизонте показался величественный корабль, и Андфинд, чей глаз был острее орлиного и обладал способностью заглядывать в будущее, узнал в человеке на носу могучего врага свободы Норвегии и нашей власти. Это был Олаф, которого вы называете святым, который одолел норвежских князей за одну ночь и уничтожил последние остатки старых обычаев. Все это предвидела предусмотрительность моего мужа, и он могучим усилием вздохнул так, что волны пришли в ярость, - они грозили разбить корабль Олафа вдребезги. Но захватчик произнес какую-то молитву, подобную той, что произнесла ты, когда приблизился к нашим берегам, и бушующее море успокоилось. Тогда Андфинд протянул руку, чтобы оттолкнуть судно, когда оно приблизилось к берегу, но Олаф, подняв руки к небу, сказал суровым тоном: "Стой теперь камнем!" Тотчас же глаза моего мужа закрылись; рука, с любовью сжимавшая мою, стала холодной и твердой; тело, столь полное жизни и красоты, превратилось в бесчувственный камень, и мой возлюбленный муж застыл серым безжизненным камнем на берегу. Захватчики уплыли к берегам Норвегии, а я осталась в унылом одиночестве на теперь уже одиноком острове. Только раз в год, в канун Рождества, окаменевшим гигантам дают несколько часов жизни, если кто-то из их собственного народа обнимает их, таким образом жертвуя столетиями своей собственной жизни. Я слишком сильно любила своего мужа, чтобы не принести эту жертву добровольно, чтобы он и я могли наслаждаться ежегодно несколькими часами общения. Я никогда не считала, сколько раз он просыпался в моих объятиях, сколько веков своей жизни я отдавала ради него; я не желал знать того дня, когда я, обнимая его, тоже превращусь в камень и буду стоять на берегу рядом с моим Андфиндом. Теперь все кончено, - заключила Гуру. - Я никогда больше не смогу пробудить своего возлюбленного, ибо человеческий глаз, человеческий голос нарушили священный праздник нашего народа. Мой муж и я должны обратиться в камень до того дня, когда все скалы и горы старой Норвегии погибнут вместе с этим миром.
Она снова обхватила руками холодный камень, подняла с пола свою золотую арфу и повернулась к Орму и Аслог, которые слушали ее с молчаливой скорбью.
- Прощайте! Я оставляю вам свою защиту и свое благословение. Отныне наши дорогие сосуды будут украшать ваш праздничный стол; они мне больше не нужны. Живите в мире и счастье в этом доме, пока не вернетесь, чтобы получить прощение Зигмунда, живите счастливой жизнью в моем старом доме.
Она вышла, ее опечаленные гости последовали за ней к двери. Ни разу не оглянувшись, она скользнула прочь сквозь голые деревья; ее голубое одеяние мерцало далеко над заснеженной равниной. Орм и Аслог смотрели, как она удаляется по волнам к маленьким островам, пока она не исчезла из виду.
Неужели она спустилась под музыку своей золотой арфы в холодные волны? Или отправилась править как королева в царство гномов? Орм и Аслог никогда не узнали ее судьбы, но ее пророчества исполнились в полной мере.
Болезни и несчастья обходили их остров стороной. Они были счастливы в своей взаимной любви, сильны телом, бодры духом, довольны даже в своем одиночестве. Их мальчик рос с каждым днем красивым, сильным и послушным; деревья приносили плоды, море не скупилось на свои дары, птичьи силки никогда не оставались пустыми. Солнечный свет и аромат цветов наполняли воздух, они пили жизнь и счастье при каждом вдохе. А когда наступила зима, вокруг дома бушевала буря, и густые снежинки кружились в трескучих еловых ветвях за окном, маленькая семья уютно устроилась в своем доме; сухие дрова ярко пылали в очаге, возле него сидела Аслог, плетя сети, Орм вырезал новое весло, а ребенок жадно слушал сказки старой Норвегии.
Год за годом уходили прочь, не оставляя следов заботы на лицах одиноких изгнанников; разве что иногда, когда Аслог вспоминала об отце, тень пробегала по ее лицу, и в ней просыпалась старая тоска по его любви и прощению.
Это случилось в самом начале весны. Фруктовые деревья были покрыты цветами, солнечные лучи играли в темных еловых ветвях над крышей одинокого дома. Дверь открылась, и Орм, сопровождаемый Аслог и мальчиком, вышел, неся один из драгоценных сосудов, которые Гуру оставила в качестве прощального подарка своим гостям. Посуда за долгие годы износилась, и Орм собирался отправиться на норвежское побережье, чтобы продать золотой кубок и купить другую посуду. Он долго откладывал этот шаг, потому что все еще боялся острого глаза соглядатаев и мести; но нужда была велика, и медлить больше было нельзя.
Расставание было горьким. Аслог обнимала его снова и снова, и даже пророческие слова Гуру утратили свою силу утешения. Но Орм, хотя на душе у него было неспокойно, обещал ей скорое возвращение; затем он высвободился, прыгнул в лодку и оттолкнулся от берега.
Лодка летела по волнам, подобно морской птице, миновала круг маленьких островков и вышла в открытое море. Ветер, столь же свежий, как и тот, что благоприятствовал их побегу, теперь дул с севера, раздувая белый парус. Орм взялся за руль и стал смотреть, как его лодка несется по сверкающим волнам. Он направил ее на юго-восток. Ближе к полудню у горизонта показались берега его родной земли, и задолго до захода солнца лодка оказалась в водах узкого Тронхеймского фьорда и пристала к причалу старого королевского города. Орм торопливо прошел по улицам и с драгоценным сосудом под мышкой вошел в мастерскую ювелира.
Ювелир, казалось, был поражен качеством металла и редкой, тонкой работой, заплатил без возражений требуемую цену, и Орм с радостью поспешил в посудную лавку. Там собралась большая толпа покупателей, и, опасаясь, как бы среди них не оказался кто-нибудь из старых знакомых, он отвернулся и молча осматривал товар.
- Добро пожаловать, дружище! Какие новости в ваших горах? - спросил торговец только что вошедшего земляка.
- Спасибо, ничего хорошего, - ответил вновь прибывший.
- Что случилось? - спросил торговец. - Твой хозяин, богатый Зигмунд, нездоров? Неужели он еще не покорился своей судьбе?
Орм жадно прислушивался.
