В ночной темноте под ним зашумели леса Шпессарта, ни один лунный луч не мог пробиться сквозь их пышные кроны. А потом блеснули воды Кинцига, показались стены Геласхаузена, а на вершине холма - любимый замок императора, с высоким эркерным окном и окном комнаты Гелы напротив.
Барбаросса склонился к холке своего коня и окинул взглядом места, где был счастлив юношей.
Вскоре он оказался над дорогой, а затем и над знакомым лесом и раскидистым "императорским дубом". Голова старика все еще была склонена, словно его взгляд мог пронзать переплетенные кроны деревьев. До его слуха донесся чистый звон колокола. Внизу, в монастыре, возносили полночную молитву, и эти звуки, когда-то едва не разбившие ему сердце, сейчас действовали словно заклинание, способное вернуть любимый образ. Грудь его вздымалась, как в былые времена, одновременно от радости и горя; "Гела, моя Гела!" - сорвалось с его губ и достигло монастыря, в подземелье которого упокоилась его любимая.
Но кони продолжали свой неспешный путь по золотой равнине Тюрингии к горе Кифхойзер, где Фридрих Барбаросса должен был сегодня вечером держать совет со своими верными рыцарями, о народе Германии и его будущем.
Замок, в былые дни так часто открывавший ему и его двору свои гостеприимные ворота, в чьих залах устраивались многочисленные веселые пиршества, о чьем богатстве и великолепии рассказывают нам старинные хроники, - этот замок по-прежнему оставался грозной неприступной крепостью, но Барбаросса не стал стучать в его ворота.
Лошади тихо опустились на землю и остановились у потайного входа на склоне горы.
Император ударил мечом по камню, и громкое эхо разнеслось по проходу. Отворилась каменная дверь, и Барбаросса со своими верными рыцарями вошел в просторный зал горы Кифхойзер. Еще не успела закрыться скала позади них, когда послышались тихие шаги, распахнулись волшебные врата, и вошла прелестная Гела, облаченная в свадебный наряд, в каком ее положили в гроб.
Рука смерти коснулась ее сердца, но не погасила любви. Когда крик Фридриха достиг ее слуха, она открыла глаза, словно пробудившись от глубокого сна, и покинула склеп, чтобы отыскать своего возлюбленного. И теперь стояла перед ним, красивая и грациозная.
Юношеская мечта Барбароссы осуществилась. Гела, его первая любовь, была рядом с ним, чтобы заботиться о нем так, как не могла бы делать это в земной жизни. Именно она, оставшаяся верной ему, отныне правила волшебным королевством Кифхойзера и заботилась о любимом и его рыцарях. Только она знала, как тоскует сердце Барбароссы при воспоминаниях о славном прошлом. Она приводила рыцарей, - его верных товарищей в священной войне, - в зал. Они рассаживались вокруг мраморного стола, за которым сидел Барбаросса, с длинной седой бородой, обвевавшей его, подобно императорским горностаям, и они, за золотыми кубками, наполненными из неисчерпаемых запасов горных погребов, вспоминали славные дни, которые провели когда-то вместе, о "золотом веке" Священной Германской империи. А менестрели, ходившие с ним в Святую землю, и вернувшиеся в заколдованную гору, настраивали свои инструменты, и песни, рождавшиеся в их душах, устремлялись к их губам и громким эхом отдавались под заколдованными сводами Кифхойзера.
Когда сердце Барбароссы жаждало известий об отчизне, Гела в полночь выходила через дверь в скале, спускалась вниз по "Золотому лугу", прислушивалась у дверей и заглядывала в окна. Обо всем, что видела и слышала, о причитаниях и радостях, она честно рассказывала императору по возвращении. А то, что не сумела увидеть и услышать Гела, видели и слышали другие глаза и уши. Как когда-то, вороны Одина слетали из жилищ богов в жилища людей, чтобы поведать небесному правителю обо всем, что случилось на земле, так и те вороны, которые вили свои гнезда в расселинах Кифхойзера, летали над равнинами, слушая слова радости и горя, и приносили их в свои жилища.
В тихий полуночный час, гора разверзалась, и маленькие гномы, тайно обитавшие в сводчатых залах, выскальзывали в лунном свете и, подобно Соломону, знавшему язык птиц, слушали, о чем переговариваются вороны. Затем они несли эти вести старому императору, перед которым являлись время от времени, чтобы наполнить его сокровищницу золотом.
Щедрой рукой Барбаросса отдавал часть этих сокровищ благочестивым и честным смертным, которых Гела приводила в волшебное королевство Кифхойзера, чтобы ее возлюбленный мог радоваться, видя новое поколение, хоть и отличавшееся от того, которое было в его дни, но все еще хранившее с любовью память о благородном Барбароссе и лелеявшее надежду на его возвращение на землю.
Крепость на холме пришла в упадок. Там, где когда-то слышались шаги воинов, паслись стада, но раз в столетие, в полночь, замок представал во всем своем древнем великолепии; гремел подъемный мост, сторожа подавали громкие и ясные сигналы, трубя в рога, а по замковому двору, через двери с вырезанными над ними гербами, в ярко освещенные залы, проходила блестящая процессия. Барбаросса вел за руку прелестную Гелу, а за ними следовали его рыцари и вассалы, жаждавшие вдохнуть воздуха верхнего мира.
Но в то время, как рыцари проводили несколько коротких часов за пиршественными столами, среди удовольствий прошлого, император и Гела поднимались на самую высокую стену замка и с тоской смотрели вниз, на равнины любимой Германии.
Все вокруг было окутано сном. Ночь и спокойствие смиряли заботы, терзавшие днем человеческие сердца, и наполняли их надеждой.
- Они спят и видят сны, - говорил старый император, - но придет день, мой народ проснется и увидит: то, что разделяет сейчас их сердца, ушло навеки. Храбрецы извлекут из ножен мечи и покроют их славой. Менестрели разнесут ее в своих песнях, и в нашей великой единой Германии наступит мир и благоденствие, от Северного моря до прекрасных равнин Италии. Тогда и мы обретем вечный покой.
Так говорил престарелый император, глядя поверх зубчатой стены, простирая руки и благословляя свое бывшее королевство. Но едва на востоке занимался первый проблеск зари, Барбаросса и его Гела спускались вниз, веселье прекращалось, процессия возвращалась через замковый двор и мост обратно в гору, а позади них волшебный замок таял в утреннем тумане.
<p>
* * * * *</p>
Настало желанное утро, народ проснулся, прекратились междоусобицы. "Единство и сила", как было завещано ему его императором, сплотили людей отныне и до века.