Хельга недоверчиво посмотрела на него.

   - Можешь мне поверить, Хельга, - сказал он. - Смотри, уже полночь. В этих странах уже стояла бы ночь, глубокая ночь, в течение многих часов; солнце давно покинуло бы их, но оно любит наш остров больше, поэтому дольше остается с нами. Просто посмотри туда. Оно только что погрузилось в море и на розовом западном небе рисует серебристыми контурами прекрасные лиственные леса, каких нет на нашей земле. Только посмотри, как они кивают своими блестящими головами; не кажется ли тебе, что ты слышишь таинственный шелест их ветвей? И разве белые облака наверху не похожи на орлов, кружащих над своими вершинами? А теперь посмотри на чистый свет вокруг себя! Ночи там такие же темные, как совесть преступников; наши же ночи подобны сердцу благочестивого ребенка - светлые, ясные и тихие.

   - Но здесь так холодно... так холодно, что у меня сердце замирает, - жалобно сказала Хельга.

   - Холод бодрит, - сказал Олаффсон. - Там я нашел людей слабых, трусливых и женоподобных. Я мог бы рассказать тебе много печальных историй, чтобы доказать это. А теперь взгляни на свою землю, цветок Исландии, ибо ты принадлежишь нам; мы - честны, храбры и сильны, какими были и наши отцы, и наши сыновья будут после нас; и этим мы обязаны Исландии, ее ледникам, ее холодному, но укрепляющемуся климату. Говорю тебе, прекрасная Хельга, есть только одна Исландия, как есть только один цветок в ней.

   Рано утром следующего дня Олаффсон должен был отправиться в путь. Отец Хельги сказал, что он тоже поедет на побережье со своими слугами, потому что это было время ежегодной рыбной ловли, так что они вполне могли бы путешествовать вместе.

   Прощание было недолгим и немногословным. Хельга с трудом сдерживала слезы, видя, с каким веселым видом все они вскочили в седла, и, вспоминая слова Олаффсона о храбром народе Исландии, думала, что должна показать себя достойной своего народа. Но ее темные глаза с такой тоской смотрели на отца, что он понял, что происходит в ее сердце.

   - Пойдем, Хельга, - сказал он, слезая с лошади, - ты можешь пойти с нами до холма, где начинаются лавовые поля.

   Затем он посадил ее перед собой в седло, и вскоре лошади пустились галопом. Вскоре они достигли холма, у подножия которого начинались лавовые поля; их темные линии тянулись на многие мили вдоль горизонта.

   Хельга больше не могла сдерживать слез. Рыдая, она обняла отца за шею и сказала: "Не задерживайся надолго, дорогой отец, дома так тоскливо, когда вы оба уезжаете".

   - Я вернусь через несколько недель, моя Хельга, - успокоил ее отец, - а пока будь хорошей девочкой и помоги своей кузине вести хозяйство.

   Он молча, но нежно поцеловал ее в белоснежный лоб, снял с лошади, и после еще одного пожатия руки маленький отряд снова тронулся в путь.

   Хельга смотрела им вслед, пока дорога не скрыла их из виду; затем она вернулась к холму, прислонилась к скале и стала смотреть вдаль, прикрывая глаза рукой. Они снова показались в поле зрения, но так далеко, что прощальные слова Хельги не достигли их ушей. Мимолетный солнечный луч на мгновение задержался на них, четко высветив лошадей и всадников на пустынной равнине, по которой они двигались. Затем вокруг них сгустился туман, какой бывает только в исландских горах, и Хельга больше их не видела.

   Она прислонилась головой к скале, закрыла глаза и заплакала горячими слезами горя и одиночества. И вдруг в ее ушах зазвучал дивно-сладкий голос: "Отчего плачет прекрасная Хельга?"

   Девушка изумленно открыла глаза. Нигде никого не было; она не видела ничего, кроме тумана вдалеке и голых лавовых полей у своих ног. Она снова закрыла глаза.

   - Хельга, прекрасная Хельга, почему ты такая грустная? - повторил голос; казалось, он шел с неба.

   Легкая дрожь пробежала по телу Хельги; она не осмелилась пошевелиться, но робко открыла глаза и посмотрела вверх. И что же она увидела? Неужели лазурное итальянское небо, о котором она так часто мечтала, явилось сюда, чтобы показаться ей? Прямо над ее головой, на вершине холма, стояла величественная фигура, вне всякого сомнения, уроженца какого-то иного климата. Глаза глубокой и таинственной синевы взирали на Хельгу с царственного лица, а волосы, еще более прекрасные, чем ее собственные, золотые, как звезды летней ночи, струились по пурпурному бархатному одеянию, в которое был одет незнакомец.

   - Почему плачет прекрасная Хельга? - нежно спросил он.

   Хельга попыталась взять себя в руки.

   - Откуда ты меня знаешь, чужестранец? - застенчиво спросила она.

   - Кто же не знает цветка Исландии? - с улыбкой ответил он. - Может быть, я расскажу тебе кое-что, что докажет, как давно я тебя знаю и как хорошо знаю твою историю? Сказать ли, как часто видел я тебя сидящей на могиле твоей матери, и какие образы проносились перед твоим мысленным взором? Должен ли я сказать, какая тоска минуту назад волновала твою душу; как ты хотела, чтобы тебе позволили путешествовать с Олаффсоном, чтобы ты могла своими глазами увидеть эти богатые и удивительно красивые земли? Но такое путешествие совсем не обязательно для исполнения твоего желания. Рай твоей матери здесь, совсем рядом с тобой.

   Глаза Хельги заблестели, наполовину от сомнения, наполовину от восторга.

   - Здесь? - недоверчиво спросила она. - Но как это может быть?

   - Просто пройди со мной несколько шагов на другую сторону холма, и тогда ты увидишь, что я говорю правду.

   Хельга взяла его протянутую руку. Незнакомец, который знал ее так долго и так хорошо, больше не был для нее чужим; он не мог быть врагом, если был готов исполнить самое заветное желание ее сердца. Поэтому она бесстрашно пошла с ним на другую сторону холма.

   Незнакомец приложил руку к скале, которая тут же отворилась, и Хельга со своим проводником вошли внутрь. Она стояла, как зачарованная, от изумления. А потом провела рукой по лбу и попыталась сообразить, не сон ли это. Но нет, это была реальность. Перед ней лежал удивительный край, более прекрасный, чем родина ее матери или все ее детские мечты.

   Сквозь хрустальный купол, простиравшийся над этим раем, солнце посылало лучи такие яркие и теплые, каких дети Исландии никогда не видят и не ощущают. Их золотистый свет дрожал среди зеленой листвы величественных деревьев, играл со сверкающими струями фонтана и пылал в чашечках прозрачных цветов.