Тем не менее, это не было мифом; сокровище все еще лежало под водой. Ни одна корона, ни один браслет не были утрачены; ни один бриллиант не выпал из блестящей оправы, ибо, словно удерживаемые вместе волшебной рукой, драгоценности оставались лежать вместе; но волна за волной катились безостановочно, день и ночь, от начала года к концу, и, постепенно, незаметно, уносили сокровище все дальше и дальше. Оно миновало Воннегау; за ним воды устремились дальше, к морю, громко ревели у стен Пфальцбурга, а потом мирно текли мимо цветущих виноградных лоз, обвивавших гирляндами белые домики виноградарей.
Волны понемногу увлекали сокровище Нибелунгов все дальше и дальше в тень берега, пока, спустя много лет, оно не оказалось у подножия скалы, высоко вздымавшейся над водами. Лунные лучи сплетали серебряную гирлянду вокруг ее гранитного чела, но гряда камней, окружавших ее подножие, и пенящаяся ярость волн отпугивали даже самых смелых. Там, в глубоком скалистом ложе, волны вынесли сокровище, и теперь оно покоилось, надежно спрятанное у подножия скалы Лорелеи.
Но сокровища, которые когда-то сверкали на солнце, никогда не смогут упокоиться во тьме; они стремятся вернуться к дневному свету и ощутить тепло живой человеческой руки. Они медленно поднимаются из года в год, пока, наконец, не засияют в лучах солнца, ожидая чистой руки, которая освободит их, сделает так, чтобы они могли послужить добру, и таким образом искупит вину, связанную с ними. Таким же образом и сокровища Нибелунгов устремились вверх. Они поднимались медленно-медленно, потому что вздохи, кровь и слезы висели на них тяжелее, чем на других затонувших кладах. Но, наконец, примерно через тысячу лет после той ночи, когда Гако бросил сокровище в реку, оно поднялось.
Стояла такая же восхитительная весенняя ночь, подобная той, памятной, случившейся давным-давно; давно закончилась работа в цветущих виноградниках, кругом царили покой и умиротворение. Ночной ветер тихо дул с гор и нес аромат виноградных лоз на другую сторону Рейна; луна сияла высоко в небе, ее свет дрожал, скользил вниз по уступам скалы Лорелеи и целовал ее подножие, лежавшее в глубокой тени. Там волшебным сиянием горели драгоценные камни сокровищ Нибелунгов, так что Рейн ярко пылал, когда его волны играли вокруг золотого клада. Ночной ветер задул сильнее, принеся на своих крыльях что-то вроде призрака, который скрылся в туманной пелене на вершине скалы, а затем предстал в той величественной красоте, которая в давно минувшие дни тронула гордое сердце Гако и завоевала любовь героя Зигфрида. Это была Кримгильда, некогда печальная вдова Зигфрида, а потом королева короля Этцеля в далекой стране гуннов. Как королева Венгрии, она пригласила бургундских героев в свое королевство, чтобы потребовать у Гако украденные сокровища или отомстить ему за убийство Зигфрида и кражу ее золота. Но месть, которая должна была настигнуть только одного, обрушилась на всех, даже на ее собственного маленького сына. Гордое сердце Кримгильды смягчилось от этого удара, и она с острым раскаянием подумала о других матерях, которых ее безумная месть сделала бездетными. Ей оставалось только одно - дарить счастье вместо горя. С желанием, которое возносилось к небесам, подобно молитве, она думала о своем потерянном сокровище. Если бы она могла получить его сейчас, - какие беспокойные сердца были бы успокоены ею, той, которая до сих пор приносила несчастье счастливым! Но меч отправил ее в могилу с неудовлетворенными желаниями. Та же самая резня, которая освободила ее от врагов, лишила ее ребенка и самой жизни.
Ее душа часто витала над теми местами, где она была счастлива в юности, ища сокровище, спрятанное на дне реки. В ту ночь, когда оно поднялось на поверхность и его золотое сияние стало ярким и ясным, Кримгильда пришла сюда, думая освободить его. Ее глаза с тоской смотрели на плывущее золото, а руки, легкие и прозрачные, как лунные лучи, были вытянуты над скалой, словно она хотела схватить движущееся сокровище. Затем она скользнула вниз по зазубренным, залитым лунным светом каменистым тропинками, по которым не ступала нога человека, и вскоре оказалась на узком уступе, по которому сверкающей рябью тек Рейн. Ее белая нога была покрыта водой, но она не обращала на это внимания; ее глаза пристально смотрели на сокровище, которого она так страстно желала при жизни и которое теперь парило у ее ног в пляшущих волнах. Губы ее тихонько шевелились, руки были сжаты, словно в сильном желании, она наклонилась, стараясь дотянуться до золотой короны, которая теперь с металлическим звоном стучала о камень и почти касалась ее ноги; но когда она протянула свою прозрачную руку и, как ей показалось, коснулась острия алмазного креста, корона выскользнула у нее из пальцев, погрузилась в поток и была унесена прочь могучими водами. Кримгильда опустилась на колени; волны намочили ее длинные развевающиеся локоны и подол пурпурного платья, но она не чувствовала этого. Только одна мысль, одно чувство жило в ее сердце - страстное желание вернуть сокровище. Она снова наклонилась вперед; ее белые руки снова и снова хватали драгоценные камни, сиявшие вокруг нее, и все же всегда уклонявшиеся от ее прикосновения. Другие сокровища плыли ей навстречу, золотые слитки приближались к ее ногам, но, стоило белым пальцам прикоснуться к ним, выскальзывали и медленно исчезали в середине потока.
Холодные губы Кримгильды задрожали, прозрачные руки прекратили бесполезный труд и снова сложились в молитве. Затем на реке послышался громкий шум, и величественная тень поплыла вниз по течению. Глаза Кримгильды следили за его движением; она приближалась все ближе и ближе, пока не миновала пенящийся золотой поток и не приблизилась к скале, на которой теперь стояла королева, выпрямившаяся и величественная.
Это был Карл Великий, некогда любимый и могущественный правитель Германии, который каждый год покидает свою могилу в Ахене, скользит вдоль Рейна, чтобы благословить виноградники на его берегах, а затем снова ложится в золотой гроб, пока аромат новой весны не пробудит его. И вот он уже стоит перед ней на берегу реки, облаченный в пурпурную мантию и золотую корону, с мечом, который прежде решал судьбы народов, в холодной правой руке. Его нога покоилась на щите Роланда, его любимого племянника, который был положен рядом с ним в гробнице и который теперь нес его, как надежный корабль. Вода переливалась через золотую кромку и смывала могильную пыль со сверкающего изумруда, который герой Ронсеваля однажды отвоевал у великана и поместил в качестве украшения на свой щит.
- Кто ты такая? - спросил мертвый император, когда его взгляд надолго задержался на лице Кримгильды. - Ты не смертная женщина, я вижу это по взгляду твоих глаз, который говорит мне о прошедших веках. Так сияли глаза Фастрады; ее золотистые волосы были мягкими и шелковистыми, как у тебя. Я не забыл этого, хотя и проспал более полутысячи лет в темном склепе, но ты не Фастрада, любимая жена императора.
- Нет, великий император, - ответила королева, - я была когда-то Кримгильдой, женой Зигфрида, героя Нибелунгов, который правил страной, также подвластной тебе. Нынешнее поколение почти ничего не знает о его славе, но в твое время, о император, его слава еще сияла, подобно солнцу.
- Я хорошо знаю его, этот образец всех рыцарских добродетелей, - задумчиво сказал император, - и его судьба, и твоя мне знакомы. Это была всего лишь старая и в то же время всегда новая песня, звучащая во все времена - песня о победе зла над добром, - которая звучала и в моей жизни. Но что привело тебя сюда, о королева?
