Ненавижу эту ситуацию; я совершенно беспомощен, изолирован в своем пузыре посреди пустыни. Если я отправлю Льюису сообщение по поводу визита, он спросит, как я узнал, и наша с Элен тайна неизбежно будет раскрыта. Они обнаружат нашу систему кодирования.

Я не мог заснуть и думал всю ночь. Психологи из НАСА прежде уже много раз приходили к нам домой для составления своих выборок. Иногда во время их расспросов рядом со мной находилась жена. Бывало, они опрашивали ее одну. Элен тоже получила свою долю нескромных вопросов. «Сможете ли вы вынести отсутствие мужа? Поддерживаете ли вы мужа в его поступках? Готовы ли вы отпустить его на Марс ради блага человечества?»

Но с чего вдруг через полтора месяца эти люди опять пришли к нам домой, когда миссия уже вовсю работает? Зачем им фотографии моего сына?

На следующий день по время ежедневного анкетирования, проводимого НАСА, на меня из передатчика в боксе сингулярности градом сыплются вопросы: «Почему вы плохо спали? Вас что-то тревожит? Что вы хотели бы узнать о внешнем мире?» Они пытаются влезть ко мне в голову. От их вопросов стресс у меня только усиливается, и им это известно. Я вру им, как только могу, нахожу объяснения, даю понять, что чемоданчик по-прежнему меня беспокоит и мешает хорошо спать.

Но разве можно лгать НАСА?

Позже при помощи нашего тайного кода в ответном письме я тоже посылаю Элен тайное сообщение. Я говорю ей, чтобы она не беспокоилась. Прошу в очередном письме ясно написать, что накануне к ней приходили люди из НАСА, чтобы сфотографировать Натана. Агентству ведь может показаться подозрительным, что Элен не сообщает мне об этом событии. В своей переписке мы должны оставаться как можно более естественными. Говорить все, и не важно о чем, – как делают супруги, которым нечего скрывать друг от друга.

Ответ моей жены приходит спустя четыре часа. И нигде ни слова о том визите.

У меня поднимается давление, сердце колотится. Я закрываю свой аккаунт и, проходя мимо коллег, пытаюсь выглядеть спокойным. Надеваю спортивный костюм и иду побегать по дорожке – чтобы скрыть беспокойство и одновременно генерировать свою квоту электроэнергии. Или Элен плохо поняла смысл моего сообщения, или НАСА модифицирует сообщения, которые мне отправляет жена.

В своих рассуждениях я захожу еще дальше: а что, если и мои сообщения тоже были подретушированы? И НАСА химичит в обоих направлениях, чтобы соблюсти связность нашей переписки? Добавляет или удаляет что-то по своему желанию, убирает слишком точные данные, которые могли бы поставить миссию под угрозу? По своему усмотрению формирует мое представление о внешнем мире и о моей семье? Мы здесь будто в пещере Платона[5]: вполне возможно, что наше видение внешнего мира не соответствует реальности. Как знать?

Из маленькой комнатки я наблюдаю за коллегами, которых вижу сквозь щель. Смит и ее осциллограф, Оппенгеймер и его электронные цепочки… Они сосредоточены на своей задаче, на своей миссии. Неужели они тоже обмануты и ими тоже манипулируют? В какой степени?

День 54-й

Мое секретное послание: «Они читают и модифицируют наши письма. Будь осторожна».

Ее секретный ответ: «Принято. Зачем они это делают?»

День 55-й

Мое секретное послание: «Не знаю. Будь повнимательней, разноси подальше последовательности скрытых слов. Слишком заметно».

Ее секретный ответ: «Хорошо. Все это ненормально. Тебе надо бы прервать командировку».

День 56-й

Мое секретное послание: «Все в порядке, командировка проходит нормально. Ты знаешь, где мы находимся?»

Ее секретный ответ: «Гавайи».

День 57-й

Мое секретное послание: «Я тебе рассказывал про несчастный случай с матерью Пэтиссон?»

Ее секретный ответ: «С ее матерью? Несчастный случай? Нет, никогда».

День 58-й

Мое секретное послание: «Узнай про несчастный случай с матерью Пэтиссон. Живет в Голуэйе».

Ее секретный ответ: «Хорошо. Завтра скажу».

День 59-й

Ее секретный ответ: «Никакого несчастного случая не было. Говорила с ней по телефону. Она в отличной форме».

День 60-й

3:50 утра. Оппенгеймер только что попил воды, поднялся к себе и улегся в постель. Ужасная ночь, как и все остальные. Переборки давят на меня, сверху валится наклонный потолок, мне все чаще кажется, что я задыхаюсь, будто нахожусь в закрытом гробу. Снаружи дует сильный ветер, крупные частички пыли скребут по куполу, словно когти чудища, вылезшего из глубин ада, чтобы забрать нас.

Я мерзну, свернувшись калачиком под несколькими одеялами. Этот постоянный холод обволакивает нас каждую ночь с тех самых пор, как мы прибыли сюда.

Пэтиссон… Поверить не могу, что она могла соврать нам про несчастный случай с матерью. Зачем она это сделала? Чтобы сойти за жертву? Чтобы ее ни на секунду не заподозрили в том, что у нее есть оружие?

Я все прокручиваю в памяти эпизоды нашего выхода из купола на двадцать пятый день. Вспоминаю ее бледное лицо, охвативший ее в пещере страх и этот запотевший плексиглас щитка ее шлема. Как можно симулировать такую тоску?

А если она не солгала, значит это проделки НАСА. Они изменили сообщение, отправленное ей сестрой, чтобы добавить в него это чудовищное известие. Но тут опять что-то не сходится. Мне проще представить их стирающими сообщение о смерти, чем создающими подобную историю во всех подробностях. Что им за интерес вынуждать шотландку покинуть миссию?

6:55. Я встаю, натягиваю джинсы и футболку с логотипом НАСА и бросаю взгляд в иллюминатор над лестницей. Тяжелое серое небо, будто еще одна ночь. Проклятая каманчака распростерлась над пустыней; так мы рискуем не увидеть солнца даже днем. Мерзкое ощущение, будто ты рыба в банке, стоящей в глубине подвала.

Как обычно, док Уотсон первая на посту – и последняя уходит спать. После визита в бокс сингулярности на ее губах часто играет улыбка: она помолвлена и должна выйти замуж, когда вернется в Сидней. Она снова усаживается работать над своим проектом, в котором она душой и телом: изучает, как печатать на 3D-принтере хирургические инструменты и как ими пользоваться ее напарникам, в данном случае нам, следуя на расстоянии инструкциям хирурга. На Марсе каждому сотруднику необходимо будет уметь прооперировать своего товарища.

Следом за ней появляется Пэтиссон и идет готовить завтрак. По радио циклом с семи до восьми утра передают новости.

Всем привет.

Взгляд на мир 8 сентября 2016 года.

Сирия: при авиаударе погиб лидер повстанцев.

Европа: беспрецедентный наплыв беженцев и мигрантов.

В первый день недели моды в Нью-Йорке звездой стала молодая манекенщица, облитая кислотой.

За двадцать лет исчезли 10 % пустошей.

Массовое убийство в лицее в Новом Орлеане. Тридцать один погибший.

До завтра, команда.

Когда звучит голос, экран остается темным. Голос очень юный и нежный, я представляю себе молоденькую дикторшу, которая читает дневные новости перед микрофоном НАСА. Интересно, она знает, к кому обращается? Кто составляет список новостей для передачи нам? Я подхожу к Пэтиссон. Она сыплет в большую миску муку, соль, сухое молоко и яичный порошок.

– Никогда еще не делала так блинчики: из одних сухих ингредиентов. Посмотрим, что получится.

Я приношу ей большую кастрюлю воды и киваю в сторону приемника:

– Почему мы никогда не слышим хороших новостей? Ведь должны же они быть, разве нет? Олимпийские игры, например, – они прошли этим летом. Кто завоевал медали? А научные достижения, мир во всем мире? С нашего прибытия нам рассказывают только о покушениях, о гибнущей природе, о безумцах, которые режут и убивают. Но в мире же не только это происходит.