Сегодня пустота мучила его особенно изощрённо. Почему нет никого рядом, кто мог бы сварить ему кофе? Горячий и крепкий как ад. Он уже хотел выбраться из кресла и пойти пошариться в кухонном отсеке, как дверь открылась, и вошла его секретарша и доверенный помощник. Или помощница?

Аня удивилась, застав шефа в своём кресле, но виду не подала.

Филатов внезапно так обрадовался, что с трудом справился с собой и ничем своей радости не выдал. А почему не выдал, он и сам не понял.

– Доброе утро, Михаил Иванович, – улыбнулась Аня, прошла мимо него к шкафу, сняла плащ и пристроила его на плечики.

– Я хочу кофе, – сварливо сказал Филатов и ужаснулся про себя своей грубости. – Наконец-то кто-то будет варить мне вовремя нормальный кофе.

Он боялся, что если перестанет грубить, то подойдёт к ней и обнимет, и всё рухнет. А что рухнет, он и сам не знал.

– Будет сейчас вам кофе, шеф, – усмехнулась Аня и начала возиться в кухонном закутке. Эта возня, такая привычная и обыденная, вдруг подействовала на него совершенно неожиданно. Он осторожно потянулся мыслью внутрь себя, боясь провалиться в пустоту… и не провалился. Не было пустоты! Не было жуткой, многотонной обречённости. И начинающейся тупой настырной головной боли тоже не было. Чудеса, да и только!

Анна Егоровна перестала шуршать и щёлкнула клавишей кофеварки. Потом подошла к окну, приоткрыла фрамугу и раскрыла жалюзи во весь просвет. Автоматически потрогала пальцем землю в горшке с фикусом и недовольно покачала головой. Михаил наблюдал за ней и не понимал, как он раньше умудрялся обходиться без неё.

Вся предыдущая плеяда его секретарш не держалась и по полгода. Впрочем, он сам был виноват: их всех можно было выстраивать в ряд и устраивать конкурс «Мисс Вселенная» с неясным исходом. И всё всегда заканчивалось одинаково и дорого. И, в принципе, он никогда не понимал, зачем ему секретарша. Это был статус, а не его желание. Он всегда и со всем справлялся сам. И начальника из себя корчить не любил. И всегда знал и помнил всё, что необходимо ему для дела. Память у него великолепная. Не нуждался он ни в каких помощниках и помощницах! И языками нужными в нужной степени владел. Но как же это: у его важных замов по важной холёной секретарше, а он – сам?.. Не бывает так! Не поймут. Засмеют. И он вынужденно подчинился. Он и так слишком много себе позволял, чего уж там, и постепенно приучил всех к своим причудам. Но без секретарши он был бы не настоящим боссом, так, подделкой какой-то… и он терпел. Терпел, скрипя зубами, заигрывания, путаницу в своих расписаниях, отлучки в кафешку в рабочее время, макияж в кухонном отсеке, невообразимо тонкие окурки в пепельнице, раздражающие и провоцирующие головную боль ароматы всяческих духов и пустые, безнадёжно пустые головы под роскошными шевелюрами. А стоило ему повернуться, и он почти слышал щёлканье алчных челюстей за спиной.

Он решил больше не попадаться на старую удочку и из трёх кандидаток, тогда, в августе, выбрал самую скромную и невзрачную.

И неожиданно попал в десятку.

Он понял, что такое секретарь и доверенное лицо. Он стал настолько больше успевать и избавился от такого количества неудобств, что впору было петь и плясать.

Когда случился весь этот психоз, и она заболела, ему почти неделю пришлось обходиться без неё. И он чуть не взвыл. Без неё было никак!

Он потянул носом, и запах свежего кофе наполнил всё его существо, возвращающееся к жизни.

– Как ваше здоровье, Анна Егоровна? – наконец, задал он вопрос, который больше всего хотел задать. – Я, признаюсь, не ждал вас уже сегодня.

– Я хорошо себя чувствую, спасибо. И по работе соскучилась.

Филатов недоверчиво фыркнул:

– Ну и ну, соскучилась она. Вы бледноваты, по-моему, и вам бы ещё лежать и лежать.

– Не хочу, – сказала Аня, подавая ему блюдце с чашкой кофе.

– Я разбил вашу тарелку, – вдруг вырвалось у него.

– Специально? – спокойно спросила Аня.

– Специально, – мрачно буркнул Филатов и отхлебнул кофе. Это был самый лучший кофе в его жизни, и варить его умела только она.

– Ну и зря, – заметила Аня всё так же спокойно. – Эту тарелку моя подруга расписывала сама и подарила мне на день рождения.

Она одёрнула свой скромный серебристо-серый жакет, надоевший ему хуже горькой редьки, и скромно поинтересовалась:

– Вам не кажется, что вы сидите на моём месте, Михаил Иванович?

– Тут всё моё, – сердито отозвался Михаил Иванович, прихлёбывая крепкий, сладкий, самый вкусный в мире кофе.

Аня громко рассмеялась, и он с трудом сдержался, чтобы не сорваться с места, не обнять её и не пуститься в пляс.

– У вас заметно испортился характер со времени нашей последней встречи, шеф. Наверное, без меня вам было скучно.

Филатов взглянул на неё остро, и она перестала улыбаться.

– В самую точку, Анна Егоровна, – ответил он и поднялся с чашкой в руке. – Садитесь, Анна Егоровна, на своё законное место, включайте компьютер, разберитесь для разогрева с тем, что притащил сюда на этом диске мой несравненный зам, Василий Андреевич, а потом посидим вместе, покумекаем над одной идеей.

Он уже взялся за ручку своей двери, как обернулся и заметил с улыбкой:

– Я не умею расписывать тарелки, но постараюсь что-нибудь организовать.

– Не надо, – быстро сказала Аня.

– Надо, – отрезал Филатов и захлопнул дверь.

Аня не могла видеть, как он с широкой улыбкой прислонился к косяку. Его настроение зашкаливало за отметку «отлично», а это случалось совсем нечасто.

Аня пришла на работу в понедельник, сегодня была пятница, и у Ани не осталось уже никаких сил. Всё-таки она ещё не восстановилась после болезни и уставала быстро. Она выкарабкалась из-за стола с облегчением думая, что вечером она будет у Ирки на поместье и наконец-то нормально отдохнет. А, может, вовсе не ехать, слишком много усилий, просто добраться до дома и завалиться спать на все выходные. Просыпаться только изредка, чтобы заложить в себя какой-нибудь бутерброд и запить его крепким сладким чаем… Аня сняла надоевшие ненужные очки и потёрла переносицу. Потом подошла к окну и выглянула на улицу. Стоит. Аня даже поморгала на всякий случай, но симпатичная машина со стоянки никуда не делась. Аня вздохнула, в очередной раз вспоминая вчерашние события.

Всю эту неделю её босс был необычайно мягок. Он перестал посылать её в магазины, водил по вечерам к Петру в ресторан, загружал работой едва ли в половину прежнего. Аня ворчала, а он только посмеивался. А вчера и вовсе отколол штуку такую, что Аня до сих пор не могла прийти в себя.

Они ездили на встречу с руководством небольшой мореходной компании, с которой Филатов собирался заключать контракт. По уже сложившейся традиции на пути обратно Аня излагала ему свои впечатления о сотрудниках. Филатов, как обычно, ловко рулил (он редко пользовался услугами водителя) и задумчиво кивал. Въехав на стоянку «Транс – Инвеста», он заглушил двигатель, но выходить не стал, а откинулся на сиденье и расслабился. Он часто позволял себе такие маленькие моменты отдыха, и это помогало ему поддерживать бешеный ритм его жизни. Аня последовала его примеру и с наслаждением прикрыла усталые глаза.

– Вы правы насчёт Мещерякова, Анна Егоровна, – раздался в тишине салона его голос. – Мне он тоже сразу понравился. Только вот команда его гроша ломаного не стоит. А коли он один всё примется на себе тянуть – кабы хребет не лопнул.

Аня помолчала, а потом заметила осторожно:

– Вы тоже один.

Филатов медленно повернул голову, и Ане снова досталась порция холодного рентгена. Она не смотрела на него, но по спине поплыли ледяные мурашки. Она слушала, как он медленно и устало дышит.

– Да, я один, умная моя помощница. Думаю, кроме вас этого никто не понимает. Эта империя – моё детище. Но без меня она не развалится: каждый в ней на своём месте и выполняет в совершенстве свою маленькую роль.

– И гордится этим до безумия… Из вас получился бы неплохой жрец, – с иронией пробормотала Аня.