Литмир - Электронная Библиотека

В 1947-м году Юру с Алексеем призвали в армию. И только тогда, перед своим отъездом из Новозыбкова, Юра рассказал бабушке, как погиб хорошо знакомый ей итальянский солдат. Ксения Фёдоровна оцепенела от ужаса, когда представила себе, как Юра, открытый и беззащитный, стоял с мячом на земляной насыпи стрельбища, а в него целился из пистолета немецкий офицер и как упал убитый Пьетро.

Она записала в поминание за упокой убиенного воина раба божьего Петра и до самой своей смерти молилась за упокой души его так же, как молилась она за души сына, мужа и своих родителей.

Медсестра Тося

Новелла

Последнее время я все чаще и чаще думаю о том, как мне рассказать о своей давней встрече с молоденькой медсестрой из военного госпиталя, интересной и милой девушкой по имени Тося. Время нашего знакомства было очень коротким, но память о нём не отпускает меня до сего времени. Я был виноват перед Тосей в том, что пропустил мимо своей жизни и её сердечный порыв, и её нежность. И не то, что душа моя дремала – другие причины мешали мне.

А девушка нравилась мне.

Как часто случается с нами, что мы начинаем испытывать запоздалые сожаления по поводу того, что не сумели своевременно оценить добро и дружбу, сердечность и доверие, обращенные к нам и предложенные нам бескорыстным и хорошим человеком. Проходит время, и мы начинаем упрекать себя и даже раскаиваться в своей черствости, но это уже не меняет дела. Все уходит в прошлое, и остается только память и сознание своих ошибок.

…В декабре 1943-го года я вернулся домой в Новозыбков после того, как вышел из немецкого тыла, где в составе партизанского отряда участвовал в боевых действиях против немцев. В комендатуре только что освобождённого от немецкой оккупации города Речицы я сдал оружие и получил указание следовать в распоряжение военкомата по месту жительства в силу того, что я в то время не достиг еще призывного возраста.

Дома я встретил только маму и младшую сестру. Было много слёз и радости. Отец находился в командировке по служебным делам, старшие братья были на войне и от них не было никаких известий. Я встал на воинский учёт в райвоенкомате и начал привыкать к цивильной жизни.

Город выглядел уныло и скучно. Зима еще не полностью вступила в свои права, снегу было мало, и улицы с промёрзшими дорогами и стёжками без травы и снега смотрелись неприглядно. Дома, заборы, калитки и облетевшие деревья – все было одинаково серым и наводило на грустные размышления. Хотя следовало бы сказать, что военные пожары и бомбёжки особых следов не оставили в городе, разрушений от боевых действий при освобождении Новозыбкова также было немного. Грозным свидетельством того, что по городу прошла война, был подбитый танк. В самом начале Замишевской улицы, сразу же за каменным мостом, неподалёку от школы имени Калинина, стояла разбитая тридцатьчетверка; впереди танка, чуть-чуть припорошенная снегом, лежала разорванная гусеница, а боевая башня взрывом была отброшена к берегу озера под высокие старые ветлы. Потом, когда выпал снег, в объезд танка была проложена санная колея.

Я ходил по городу и чувствовал себя совершенно одиноким: моих товарищей и одноклассников – никого в городе не было. Многих угнали в Германию, а остальных забрали в армию после освобождения города.

Мы жили втроем с мамой и сестрой, ожидая возвращения отца из командировки и писем с войны от старших братьев.

Потом произошли необычные события.

Перед самым Новым годом, поздно вечером, вернулся домой отец. Мы сидели за столом, и к радости встречи примешивалась горечь наших воспоминаний. Около полуночи скрипнула калитка, и сразу же раздался нетерпеливый стук в коридорную дверь. Через несколько секунд на пороге стоял невероятно красивый юный офицер в длинной шинели, в ремнях и с погонами лейтенанта на плечах. Левой рукой он придерживал лямку вещмешка, а правой обнимал маму. Это был Федя, мой старший брат, бесценный друг моего детства и отроческих лет. Как же этот высокий стройный молодой человек был не похож на того паренька, которого в августе 1941-го года я далеко за город провожал и никак не мог расстаться с ним, когда он уходил вместе с мужчинами нашего города вслед за отступающей Красной Армией перед сдачей Новозыбкова немцам. Тогда, в июле, на пыльной дороге среди несжатых хлебов я расстался с юношей, только-только вышедшим из отроческих лет, а теперь перед нами стоял молодой офицер Красной Армии.

Далеко за полночь горела керосиновая лампа в нашем доме. Мама по второму разу сходила к тетке Христине за самогоном, а мы все разговаривали и никак не могли наговориться. Моему старшему брату месяц назад исполнилось 20 лет, а между тем он уже около года носил офицерские погоны. Он участвовал в битве за Москву, потом воевал на Северо-Западном фронте, где в бою под Старой Руссой был ранен осколком немецкой мины в голову. Четыре месяца он лечился от этой раны, скитаясь по военным госпиталям. Судьба забросила его в сибирский город Анжеро-Судженск Кемеровской области, где он получил правильное лечение своей раны. Потом были трехмесячные курсы младших лейтенантов – и снова фронт. Дивизия, в которой он служил, освобождала Новозыбков от немцев.

И вот он дома. Проездом, всего на два-три дня, удалось ему договориться об этом коротком отпуске. Он дома и наша семья почти вся в сборе. Нет с нами только самого старшего брата Лёни, которого мы так никогда больше и не увидим.

Мы всё говорили и говорили с Федей. Отец и мать с сестрой ушли спать, а мы сидели в передней комнате и всё рассказывали друг другу о пережитом за минувшее время.

Появление в доме в один и тот же вечер отца и брата после двух с половиной лет разлуки и неизвестности само по себе было необыкновенно, а если учесть, что и я заявился домой совсем незадолго перед этим, то можно считать все эти приезды и возвращения исключительным случаем, словно кем-то специально запланированным, так это всё было удивительно.

Но на этом волнительные неожиданности этих дней не закончились.

В последний день пребывания в Новозыбкове Федя после посещения военкомата и продпункта вернулся домой не один. С ним была девушка. Они остановились у двери. Оба в военной форме, оба одинаково юные, свежие с мороза и такие красивые и милые, что у меня защемило сердце от промелькнувшей мысли о том, что в своей цветущей молодости и с радостным ощущением жизни оба они, по сути, принадлежат не жизни – они всецело принадлежат только войне.

Рослый лейтенант и невысокая девушка в шинели с сержантскими погонами, в сапожках и в солдатской шапке на темных волосах, так хорошо смотрелись вместе, что казалось, эта пара не случайно и не на короткое время обрела друг друга.

– Познакомьтесь, – сказал Федя. – Это моя хорошая знакомая – медсестра Тося.

– Здравствуйте, – чуть-чуть настороженно, но достаточно приветливо отозвалась мама. – Проходите, пожалуйста.

– А это мой брат, – указывая на меня, продолжил Федя. – Сейчас он нездоров, но чтобы к следующему моему приезду ты мне его непременно вылечила.

Я назвал свое имя. Девушка подала мне руку и, глядя мне прямо в лицо, бойко, с улыбкой сказала то, что принято говорить в таких случаях:

– Очень приятно, будем знакомы.

Она немного отставила назад одну ногу и изобразила что-то вроде галантного реверанса. Этот жест был только слегка обозначен, но в его мимолетности содержалась и плавность, и раскованность.

Я смутился. В эти дни я действительно разболелся. Начала беспокоить задетая осколком нога, к тому же сказывались холодные ночи, проведенные в конце ноября в болотистой пойме Березины под носом у немцев.

Мама принялась ставить самовар. Она, конечно, не понимала, какие отношения связывают Федю с молоденькой военной девушкой, но для нее много значило то, что эта девушка – медсестра. Вероятно, мама подумала, что она лечила ее раненого сына и ухаживала за ним в госпитале. В этом случае Федя мог бы привести в дом весь персонал целого санбата и мама постаралась бы всех приветить, всем была бы рада и всех старалась бы чем-то угостить, чтобы выказать им свою благодарность за лечение сына.

11
{"b":"703423","o":1}