— Эм.. не поняла, — я отвлеклась от расплывчатых фантазий и повернула голову на сдавленный возглас Риты, которая недоуменно уставилась в свою распахнутую тетрадь. — Это что еще за фигня?

Я проследила за ее взглядом и едва не отпрянула. На последнем, исписанным ее ровным почерком тетрадном листе, красовался орнамент-отметина, в четком контуре которого угадывалась мордочка ушастого кролика.

Помедлив, я на пару с подругой склонилась над изображением, озадаченно всматриваясь в него, так, словно у меня должно получится разгадать скрытый смысл этого странного послания.

— Откуда это в твоей тетради? — Шепотом произнесла я.

— Ты у меня спрашиваешь? Блин, изверги! —Рита возмущенно бросила тетрадь на парту. — Я что- то пропустила? Сегодня первое апреля, день розыгрышей? А? Мне ведь не выпадала шестерка треф во вторник?!

Некоторое время я не сводила настороженного взгляда с лица своей подруги, плавая в противоречивых сомнениях. Но прочла лишь одно — Рита разочарована. А еще обижена тем фактом, что кому-то в голову пришла идея испортить ее тетрадь. Ни страха, ни тревоги, ни смятения.

Так отчего же мое сердце колотится, как бешеное?

— Кому ты давала свою тетрадь?

Соседка по парте, распахнула глаза.

— Издеваешься? Сегодня я точно сумки из рук не выпускала! — Произнеся это, она замерла. Хлопнула ресницами, вскинув в потолок озаренный какой-то яркой мыслью взгляд, и повела головой, уставившись на меня.

— Постой.., а ты?

Я сжала челюсти, негласно осознав, что именно в моих руках сегодня утром побывала ее сумка со школьными принадлежностями.

— С ума сошла?! — Торопливо возмутилась я, прижав ладонь к груди, словно этот жест мог стопроцентно доказать мою непричастность. Меня настолько возмутили подозрения, что я даже привстала над стулом, что бы тут же сесть снова. В самом деле, от чего я так странно реагирую на все это? Дергаюсь, как уж на сковородке. Может от того, что сегодня утром общалась в сети с кем-то, кто скрывался под ником "Белый Кролик"?

Под властью этого мрачного потрясения, являющегося достоверным фактом произошедшего со мной сегодня казуса, начинаю рыться в сознании, напрочь забыв о подруге и о ее выпаде в мой адрес. И даже не заметила появления учителя в классе. Черт возьми, да что происходит?

"...Даже если вы часто смотрели людям в глаза, не удивляйтесь тому, что увидели слишком мало..." WR

После уроков, наш класс ждал так называемый незапланированный субботник, – уборка территории вокруг школы. Нас частенько заставляли мучиться подобной ерундой. Сбор пожухлых осенних листьев, бумажного мусора и утерянной мелочи. Про мелочь, я конечно преувеличила, но мне случайно попалось двухрублевая монетка. Мальчишки вскапывали газоны. Я перестала уныло грести мягкой металлической грабелькой и осмотрелась.

Волков, как и полагается, благородным трудом себя не утруждал. С тремя дружками, Мишкой и ребятами из параллельно, он стоял у турников и что-то втирал двум вертихвосткам, скорее всего восьмиклассницам. Те, смотрели на него словно на чудо, спустившееся с небес на бренную землю, хихикали, кокетливо пожимали плечами. Я в общем -то могла их понять. В тех случаях, когда Дену это было нужно, он мог быть чертовски обворожительным. Парень запрокидывал голову, когда смеялся, открывая при этом свою шею, мял руками железные прутья турника, взбивал носком обуви песок под ногами и был в довольно хорошем расположении духа.

А в десяти шагах от меня, слева, стоя в спортивной обуви на кусках взлохмаченной земли, Макс целеустремленно насиловал лопатой почвенный пласт. Он был без куртки, она висела рядом на обломанной ветке боярышника, а рукава его полувера и рубашки, были закатаны. В тот миг, когда он напрягал руки, вонзая черенок лопаты, жилы на его руках вздувались и во мне это отражалось скрытым восторгом.

Я подавилась собственным изумлением. Надо же, не ожидала от него таких жертв. Странно было видеть Вронского в этой роли. Отделаться от подобной деятельности во благо школы, для многих не составило большого труда. Удивительно, что он не нашел веского предлога отделаться от акции "школа – наш второй дом". Инсценировать " воспаление мозга"  (в простонародье–головная боль) или пожаловаться на жуткий сколиоз. Этим, надо сказать, воспользовалась Рита, наверняка уже уплетая в стенах дома горячий обед.

Я последила за ним еще некоторое время, обласкала взглядом, словно дорогую антикварную вазу в музее, и дождавшись, когда Антон Хмельницкий торчащий на той же "грядке" куда-то просеменил, отбросив лопату, неожиданно для себя самой – решилась. Чем не повод? Перейти к зыбкому плану, который давно выстроился в моей голове. Свежий воздух, непринужденная обстановка – бодрили и придавали смелости. Я подходила не спеша, выстраивая стратегию на ходу, ощущая себя супер агентом, не особо заботясь, что кто- то может заметить мой поступок и неправильно трактовать. Да мало ли какие интересы у меня с одноклассником?

 Делаю шаг. Другой. Я дойду. Дойду.

"Так, Снежная, успокой эту чудовищную дрожь в коленях; нет, лучше пройди мимо. Ты хоть что нибудь можешь? Господи, и не шаркай!" Не поверите, но то, что я хочу сейчас сделать, откровенно говоря, дико.

— Приве-е-т! — Я обернулась и уставилась на ребенка, который успел подкатить к моей ноге на трехколесном детском велосипеде. Левый глаз девочки сильно косил, что придавало ее внешности некую болезненность и фальшивость улыбке. —  Меня зовут Ни-на. Восемь—семь.., восемь — семь..,—ребенок раскачивался в седушке, не сводя с меня взгляда, —я не буду дружить с тобой, ты глупая!

Я натянуто улыбнулась. "Глупая? Вот как?"

— Эй, где твоя мама? —Я обернулась в поисках кого -нибудь из взрослых.

— Она гуляла ночью и злые собаки съели ее. Восемь— семь, восемь — семь..

Я уставилась на ребенка, раскрыв рот, но не смогла выдавить из себя ни звука. И тут же, перед глазами, вспыхнула картина, словно кошмар наяву, — перепуганное лицо брата, окропленное кровью, наши сцепившиеся руки...

А девочка улыбалась. Улыбка у нее была поразительная— она буквально меняла все лицо, делая похожей на маленького косого гоблина.

"Ну, и что? Что ты на меня так смотришь?"— Вспыхнуло у меня в мозгу.

Ребенок, неожиданно вняв голосу моего разума, сжал губы и торопливо завертел педалями детского велика, который протяжно скрипнув, укатил девочку прочь.

Выдохнув, отгоняя наваждение, что заполнило мой разум, я уставилась на Вронского. Нас разделяло менее пяти шагов. Теперь, мое желание завести с ним диалог показалось на самом деле глупым. Некоторое время я борюсь с противоречиями внутри, с плохим предчувствием и ознобом.

"К черту! Или сейчас или никогда!"

Остановившись в шаге от него, я замерла. Макс все еще не замечал меня, да и каким образом, если он так остервенело рвал землю, будто она здорово ему чем-то навредила. Шея его взмокла, темные волосы мокрыми прядями причудливо прилипли к вискам и лбу.

Хох, как же мало я о нем знаю, как же хочется знать больше. Этой треклятой информации так не хватало, что воспринималось мной как мистика. Ну почему ни у кого не возникло желания насесть на него с расспросами?  О нет, вроде пытались, но он лишь отшучивался: "а что, это так важно?; нет, не был; где то; какая разница?; зачем тебе это?; я что, на допросе?"  Примерно такие ответы получали любопытные. И всех же это отвадило, а меня, наоборот, притянуло, словно магнитом. Я очень надеялась, что у Вронского все таки имелся круг близких друзей, с которыми он общается. Потому что иначе, это выглядело уже не нормально. Отклонение от нормы, так ведь говорят в медицинских кругах?

– Макс.., – позвала я, и когда он не откликнулся, позвала громче, - Макс!

Он замер и повернул голову. Как же он был красив, раскрасневшийся, встревоженный. Удивленно вскинул бровь, пытаясь восстановить дыхание, словно пробежал кросс.