Сейчас эта пора прошла: задули ветры, и листва сменила цвет под мои волосы. ещё одно отличие – в них не было огня, скорее просто тепло. Злато – рыжие, немного кудрявые они постоянно были убраны в хвост и доставали до лопаток – дальше расти отказывались уже с год и я, мечтавшая о волосах до талии, а возможно и ниже, совсем отчаялась.
Мне хотелось, чтобы эти чёртовы часы шли. То, что они не работали ужасно угнетало, но Ирина говорила, что они в таком состоянии дороже жизни и никакой мастер не сможет их запустить, каким бы умелым не был.
Остальная мебель не сильно выделялась, осталась ещё со времени Советского союза. Этот деревянный шкаф со стёклами, за которыми стояли книги. До верхней полки я не дотягивалась, да и тетя запрещала брать оттуда что-либо. В доступности было все остальное – читай не хочу.
Внизу находились две простые полки, на них располагался всякий мусор – старые журналы, тетради, не особо нужные книги и небольшой альбом с фотографиями, которых было ровно двадцать четыре. Его никогда не пересматривали, не тыкали пальцем, усмехаясь «А это ты!», он просто лежал и пылился в углу, за энциклопедией по постной кулинарии.
Телевизора в доме не было, место, где он должен был стоять как раз занимал хлам. Вечерами мы находили чем заняться и без него, новости Ирина узнавала из трёх газет – городской, областной и ещё одной, которая охватывала всю Россию и немного другие страны. О них ей нравилось читать больше, потому что самую большую страну в мире, она ненавидела. Не любила Москву, не разу там не бывавши, противилась с Петербурга и более или менее ещё переваривала Екатеринбург, но остальные города не переносила на дух, как и обитавших в них людей.
Я боялась, что она однажды уйдёт, потому что здесь Ирина только ради меня. Потому что, когда я ей наскучу, то женщина просто бросит. Зачем жить в месте, где не хочешь жить, ради того, кого не любишь? А я знала, что тётя куда больше любит леса и небольшие, совершенно глухие деревни. По улицам Ира старалась не ходить, а больше по небольшому перелеску между городом и озером, даже если выходило так, что она шла куда дольше. На эти страхи женщина отмахивалась, смеялась и называла меня дурочкой, но, когда та отворачивалась, я замечала, как менялось её лицо. Как она мрачнеет, о чём-то задумывается и почти не разговаривает весь вечер.
В школе, помимо разных шуточек про Ирину, меня считали странной. Какой-то чужой и относились соответствующе, хотя и не гнобили сильно, но сторонились, насмехались и, по-видимому, боялись в какой-то степени. Последний пункт – так объясняла всё тётя.
– Люди бояться того, чего не понимают, – говорила она, заваривая отвар. С самого раннего детства я знала, что немного отличаюсь от остальных детей. Другие не умеют интуитивно отличать травы друг от друга, не умеют сдвинуть лёгкий предмет на расстоянии, не умеют ещё многих мелочей, которые у меня получались достаточно просто. Ирина только вздохнула, когда я, испуганная маленькая девочка, рассказала, что на детской площадке ни с того и с сего загорелся большой и достаточно страшный жук, который пролетал мимо.
– Это нормально, – тёплая улыбка, немного грустные глаза, – Не бойся.
Чудеса оказались интересными, но порой пугающими. Сначала это были просто травы, потом это был лес и что-то, что живёт в нём и является его частью. Какие-то силуэты, которые в рассветном часе и вечернем сумраке мелькают между деревьев. И… бесконечная красота Энергии. Однажды увидев это, забыть невозможно, как они перекликаются меж собой, как переливаются и сплетаются, как пронизывают людей, города, дороги и весь мир. И каждая нить уникальна, а их тысячи или даже миллионы, но от всего этого дух захватывало неимоверно. В первый раз я стояла столбом, широко открыв светящиеся восторгом глаза, а где-то звучал голос Ирины.
– Это то, что люди называют жизнью. То, за счёт чего существует эта планета, мы с тобой, всё живое. Это огромный организм, в котором всё от точено до мелочей, идеальная система, но при этом она хаотична и беспорядочна. Если любая, самая маленькая ниточка пропадёт отсюда, то это может вызвать невероятные последствия. Это то, что я однажды защищала. Может быть – это придётся делать тебе. Спасать жизнь это самое прекрасное, на что способно живое существо. И спасать Эту – ещё и величественно.
Я закрывала глаза.
– Однажды огонь потечёт по твоим рукам. Однажды ты взмахнёшь ими, выбрасывая в верх столбы искр, их потоки, что будут освещать путь. Помни, что твой огонь силён и будь с ним осторожна. Одним станет от него тепло, другим сделается холоднее льда, третьи же сгорят. Не всегда он будет оружием, помни, что он был создан для другого.
И я видела все это. Чёткие картинки в голове мелькали, будто воспоминания о чём-то старом. Слишком они были реальны по сравнению с обычной фантазией. Я иной раз жила этим, представляя перед сном какие-то битвы, от мощи которых захватывало дух, представляла спокойствие леса, разговоры с кем-то. Много чего.
«Попить что ли сходить?» – размышляла я, разглядывая плитку потолка. С узорами, там ещё были приклеены разные фигурки, которые почему-то не светились, хотя по идее должны были заряжаться от дневного света. Или можно доползти до книжной полки, взять что-нибудь почитать – уйти на кухню или залезть под одеяло с фонариком. Главное не разбудить Ирину, иначе тут же отправит спать. Обычно после такого я сразу же отрубалась, но всё же сегодня мне ложиться от чего-то не хотелось. В воздухе висело томительное ожидание чего-то, что терзало и заставляло нервничать, ворочаться и тяжело вздыхать. Половицы пола скрипели – в некоторых местах не было линолеума, да и под ним они, впрочем, тоже жалобно пищали и в этом была основная проблема похода через коридор на кухню. Нужно будет пройти через открытую дверь комнаты тёти, которая скорее дремала, чем спала и могла пробудиться от любого постороннего звука. Именно поэтому от части в квартире по ночам царила полнейшая тишина – только редкие машины, проезжавшие под окнами, создавали звуки, выплёвывая свет от фар на потолок. Вроде пятый этаж, а вроде все равно достают – всегда этому поражалась.
Все же решившись на вылазку, для начала хотя бы до полки, я откинула одеяло, осторожно спустила ноги на пол, не торопясь встала. Вроде тихо. Медленно ступая, прокралась в соседнюю комнату. Там в основном лежали в стопках или стояли в шкафу книги, ничего другого кроме ней не водилось. Раньше стояла ещё кровать – комната принадлежала Ире, но в конце концов ворчащая женщина перетащила её в другую, окна которой выходили по двор, а не на дорогу. По понятным, в принципе, причинам.
Но до книг я не добралась.
Сначала услышала какой-то шум из коридора, потом поняла, что он вовсе из подъезда. Шмыгнула обратно под одеяло, отвернувшись от входа в комнату. Прислушавшись, я поняла – шебуршание переросло в стук.
По телу побежали мурашки, внутри все сжалось. Открывать самой запрещали, да и не хотелось делать это неизвестно кому среди ночи. Соседи к нам не захаживали, друзей у тёти вроде не наблюдалось, и уж точно не одноклассникам проситься ко мне в гости в такое время.
Стук стих, но на время, затем послышался скрежет и скрип двери.
«Какого Дьявола?!»
Что кому надо?! Нет, главное, почему Ирина до сих пор не вышла? Самой вставать и идти смотреть было смерти подобно, к тому же что я могу сделать? Закричать? А вообще, почему и нет?
– Ира! – я сорвалась с кровати, чуть не падая бросилась в смежную со своей комнату, – Ира, там кто-то есть, кто-то ломиться!
– Никто не ломится, – Женщина не спала. Сидела на кровати, что-то сосредоточенное рассматривая за окном. Хмурое, чуть оскаленное выражение лица, задумчивое – оно пугало, до жути. Было в нем что-то такое, что вгоняло в ужас, – Это гости. У тебя на кровати лежит одежда. Одевайся, мы прогуляемся.
Никакой одежды я там не видела.
Зашуршали подолы юбки, она встала и рывком направилась в коридор, к двери. Оторопев, я слушала как открывается дверь, как Ирина с кем-то переговаривается на непонятном языке, который я иногда слышала. Потом дверь закрылась, тётя тяжело вздохнула, опять зашуршала юбка.
