Там, построив его у готового к взлету самолету, в кабине которого чернели головы пилотов, командир взвода провел последний инструктаж.

После этого была дана команда «на погрузку!», и сапоги застучали по металлу трапа.

В отсеке все расселись двумя рядами по скамейкам, бортмеханик захлопнул боковую дверь, а пилоты запустили двигатели.

Затем бомбардировщик тяжело покатил по взлетке, набрал ход и с ревом, от которого заложило уши, оторвался от земли. Начав набор высоты.

Через несколько минут полета на подволоке отсека зажегся желтый фонарь, и Иванченко дал команду «зацепить карабины» за протянутые сверху тросы, что проверил лично.

Спустя еще некоторое время замигал второй – зеленый, лейтенант крикнул, – приготовиться! (бортмеханик распахнул дверь), а вся группа встала, подойдя ближе и изготовилась к прыжку.

– Пошел! – заорал командир взвода, и Сафронов, сложив на груди руки, первым шагнул в холодный, выжимающий слезы ветер.

Далее, с короткими интервалами, последовали Бойко, с Мартыновским, Легостаев, сделав глубокий вдох, сиганул четвертым.

Сначала в ушах раздался свист воздуха (в глазах зарябило), а затем последовали резкий хлопок с рывком, и над ним широко раскрылся купол.

– Даешь! – в восторге завопил Юрка.

Потом вспомнил, что следует подрабатывать стропами, взглянул вниз и потянул одну из них. Парашют чуть изменил направление.

Взвод выбросили над обширной пустошью, окаймленной с одной стороны рекой, а с другой опушкой уходившего к горизонту леса.

Перед самой землей Легостаев сгруппировался, чуть подогнув колени, далее последовал сильный толчок в подошвы, десантник повалился на бок.

Его немного протащило по траве, потом, зацепившись за кочку каблуком, Юрка вскочил, подтянул за стропы опавший купол, и задрал голову к небу.

Там, приближаясь к земле, белели остальные, а затем один за другим опадали по всему, поросшему мелким кустарником, ландшафту.

Как было оговорено заранее, взвод, обмениваясь впечатлениями, собрался у просеки на опушке, где стоял бортовой «ЯАЗ» с дремавшим в кабине водителем. Рядом, на пеньке, отмахиваясь веткой от комаров, сидел Дорошенко, у ног которого стоял перехваченный лямкой сидор.

– С почином, вас, хлопцы – встал старшина навстречу. – А де ж товарыш лейтенант? – оглядел группу.

Не оказалось и рядового Гриши Юдина, из пополнения.

– М-да, незадача,– сдвинул на затылок синюю фуражку Дорошенко. – Будем ждать.

– Да вон они, вон! – показал в дальнюю часть пустоши кто-то из ребят. Там возникли два темных, со светлыми блестками, человечка.

– Видать отнесло,– приложил к глазам руку старшина.– Бувають случаи.

После чего приказал всем приступить к укладке парашютов, переходя от одного к другому, внимательно наблюдая и при необходимости оказывая помощь.

Спустя полчаса подошли, неся свои в охапках, командир взвода с Юдиным.

– Отнесло? – поинтересовался Дорошенко у лейтенанта.

– Немного.

Далее укладка продолжилась, затем ранцы поместили в кузов, а вслед за этим, построив взвод в две шеренги, Иванченко произвел разбор. Отметив в завершение, что с поставленной задачей бойцы справились.

– Теперь разрешаю двадцать минут отдохнуть, – взглянул на наручные часы и распустил строй.

Старшина раздернул горловину мешка и вручил каждому десантнику (командиру первому) по ломтю хлеба с тонкой пластиной сала, – трэба пополнить калории.

Усевшись, кто где, все дружно заработали челюстями.

– Я бы десять таких срубал, – прикончив свой бутерброд, облизнулся Мишка Ивашутин.

– Товарищ старшина, так будет после каждого прыжка? – отхлебнув из фляжки тепловатой воды, поинтересовался у старшего сержанта Диденко.

– Ни,– захлестнул тот лямкой опустевший мешок. – Тикы после первого. В бригаде така традиция.

Затем курящие задымили выданной махоркой, а не подверженные вредной привычке, с удовольствием растянулись на траве, глядя в небо. Чистое и бездонное.

Несколько позже, подрагивая на рытвинах, грузовик ехал по лесной дороге в сторону части, до которой, со слов лейтенанта, было тридцать шесть километров

Ехали казаки из Дона до дома,

Подманули Галю, забрали с собою.

Ой, ты Галя, Галя молодая,

Теперь будешь с нами, гарная такая!

весело пели в кузове диверсанты, и им вторило лесное эхо.

Уже вечером, после отбоя, Юдин рассказал ребятам, что прыгая предпоследним замешкался, и командир дал ему здоровенного пинка.

– Ну а ты? – с интересом спросили несколько.

– Вылетел как пробка из бутылки.

– Правильно сделал лейтенант – заявил Бойцов. – Здесь тебе не у мамы дома, а десантные войска. Не фиг обижаться.

– Да я не к тому, – продолжил Юдин. – Он ведь мог меня поставить перед строем и наказать. Однако не стал. Видать мужик нормальный.

– Ладно, давайте спать, – сладко зевнул Курочкин. – Поживем, увидим.

После этого были новые прыжки: на точность приземления, с полной выкладкой, в дневное, а потом ночное время. Десантировались на пересеченную местность и лес, а однажды в неглубокое, поросшее осокой озеро.

При этом случился трагикомичный случай.

Как-то раз взвод выбросили на большое, уже сжатое ржаное поле, неподалеку от белорусского колхоза.

У Пашки Григорьева перехлестнуло стропу, а потом ветром отнесло к строениям, где при посадке он проломил собой крышу, убив насмерть свиноматку и осиротив девять ее детенышей.

По такому случаю состоялся скандал с набежавшими селянами, и ремонт пришлось выполнять за счет части. Свиноматку командование выкупило на мясо, а Пашке, за небрежную укладку парашюта, влепили семь суток гауптвахты.

– Целых семь за какую-то свинью, – расстроился Григорьев.

– Не горюй, браток, – успокаивали его друзья. – Могли дать на полную катушку. Опять же поросята остались без мамки. Так что легко отделался.

Одновременно с парашютной подготовкой продолжились занятия по рукопашному бою, стрельбе из всех видов стрелкового оружия, метанию гранат, а также подрывному делу. К этому добавились обучение работе на передатчике, ориентирование на местности по компасу и топографической карте.

Рукопашным боем с взводом занимался Иванченко. Основное внимание при этом он уделял новому пополнению, а старшие оттачивали уже имевшиеся знания в парах.

Впрочем, обучил лейтенант всех и нескольким приемам джиу-джитсу, заключавшимся в нанесении противнику обездвиживающих ударов. Головой, руками и ногами.

Но коньком командира взвода, являлось метание ножей с финками и остро заточенных саперных лопаток.

Ими он точно поражал цели на расстоянии десяти метров. Через три недели, многие во взводе, приобрели в этом деле неплохие навыки.

Устанавливать разного рода мины с толовыми шашками и их взрывать, десантников натаскивали на специальном полигоне в лесу, в трех километрах от части. Он был оборудован фрагментами железнодорожного полотна, бетонными надолбами и другими подобными объектами.

Ориентирование на местности и радиосвязь выполнялись в составе отделений, командирами которых назначили Бойко с Сафроновым и Легостаева. Каждому отделению выдавались компас с картой и рация, после чего они вывозились «в поле», выходили к контрольным точкам и устанавливали между собой связь.

Получалось не сразу, но постепенно опыт накапливался.

В октябре, когда окружающие леса окрасились багрянцем, а в поблекшем небе закурлыкали журавли, Юрка получил долгожданное письмо от Маши.

Написал он его в Кронштадт сразу после прибытия в часть, узнав номер полевой почты.

Маша сообщала, что сначала была очень расстроена переводом Легостаева к другому месту службы, но теперь знает где он и успокоилась. Надеется встретиться снова. Еще девушка писала, что из экспедиции вернулись родители и теперь в доме веселее. Далее шли еще несколько новостей из городской жизни. А еще передавался привет от деда. «Жду ответа, как соловей лета», значилось в конце. «Целую».