Огненным валом прокатилась война по Украине в первые же месяцы. Небольшой хутор Сосновка от оккупации спасло то, что он затерялся в глухих непролазных лесах.
От райцентра вроде бы недалеко, километров 25, но единственная насыпная дорога была ненадёжной, а разбомблённая и вовсе исчезла, затянувшись болотом. Остались ниточки-тропинки, известные только местным. Вскоре эти тропы стали партизанскими.
Мужики ушли на фронт, остались женщины, дети и колченогий, но шустрый дед Митяй : грибник, ягодник, лесной проныра и "местное радио". А вести доходили совсем плохие.
Как-то под вечер из пущи вышла группа бойцов, пробивавшихся из окружения. На них было страшно смотреть: заросшие щетиной лица, в глазах злоба! Шли с оружием,
в плащ-накидках, которые ещё не успели истрепаться. Шли четверо, а пятого несли на самодельных носилках, и было заметно, что из последних сил. Зашли в хату, что стояла на краю неглубокой балки. Здесь жила семья Лелюшко, но сейчас хата казалась пустой: отец и сын ушли со всеми, а мать отправилась их провожать и заодно навестить родственников, посоветоваться да и пропала. На хозяйстве осталась 16-летняя дочь Валюшка, приехавшая на каникулы. Вскоре она прибежала с дальнего покоса: хуторские пацанята принесли ей известие о солдатском десанте. Зашла в хату и увидела, что все спят вповалку прямо на полу.
В центре носилки с тяжелораненым, накрытым до подбородка. Лоб белый, нос заострился, дыхание еле слышно. Собрала кое-какую еду и ждала чуть не до утра. Наконец зашевелился лежащий у двери. Позвал в сени.
- Хозяйка?
- Да. Валентина.
- Больно мала.
- А никого больше нет.
- Так вот, Валентина. Мы сейчас пойдём дальше. Лейтенант наш ранен в грудь навылет. Совсем плох. Придётся оставить. Если что, похороните по-человечески. После войны памятник поставим. Вот его документы. Спрячь понадёжнее.
...На рассвете они ушли, и Валюха осталась с умирающим. Смотрела на него издалека, подойти боялась. Стала разглядывать военную книжку: Павел Седов, 20 лет, из Ленинграда, штампа о браке нет, фотография родителей. Красивые. Вдруг раненый захрипел:
- Воды...
И тут же:
- Документы...- и опять затих.
- Здесь, не волнуйтесь. Я их в Библию положу.
Подумалось: а вдруг выживет? И полетела за самой лучшей подружкой Ганкой. Ганка старше на три года, неместная. Привёз её сосед Петро год назад, мамке свою молодуху отдал, а сам опять удрал на заработки. К земле не тянется, шалый, непутёвый, а вот с жинкой угадал: спорая, прижилась быстро. Своего "чоловика" любила как кошка, не стеснялась висеть на нём грушей даже на людях. На проводах еле отодрали. Всех удивила.
Девчонки не разлей вода, особенно с начала войны. Но какие же они разные! Валентина - кареглазая, с тёмной косой до пояса, неторопливая, с тихой улыбкой. Ганна - быстрая, заполошная, смешливая, добрая через край. Отличалась от хуторян почти белыми волосами. Частые мелкие кудри росли непокорно, сколько ни приглаживай - во все стороны торчали пружинками. Чистый одуванчик! Бровей не видно, зато всегда блестящие серые глаза и большой алый рот. Залюбуешься! Правами старшей не пользовалась, считала Валюху умней себя (и правильно). По Петру сильно тосковала, но волю слезам не давала: горе в каждой хате.
Подружки стали выхаживать лейтенантика. Травяные отвары, щи да каша. По ложечке, по ложечке... Смущаясь, купали его в деревянном корыте. Он то приходил в себя ненадолго, то впадал в забытьё. Всё-таки молодость побеждала, и пришёл день, когда, посмотрев на лавку, где лежал Павел, Валя увидела, что он сидит и удивлённо смотрит по сторонам:
- Бритва есть? Наверно, на лешего похож?
По капельке прибывали силы, стал девчат стесняться. А у них дел по хозяйству невпроворот - скотина, огород, покосы, ягоды набрать на дальнем болоте. Но успели разглядеть в доходяге "гарного хлопца". Что скрывать, души девичьи затрепетали, воображение заиграло.
Как стало легче дышать, попросил позвать деда Митяя, был о нём наслышан, мол, знает все лесные тайны, поможет пробиться.
Похудевший, неустойчивый Павел старался поскорее окрепнуть. Ходил, цепляясь за стенки, спускался по ступенькам во двор. И так шаг за шагом по косому склону спустился на узкий бережок. Реки как таковой не наблюдалось - ручеёк по камешкам. Но в этом месте была глубокая яма, и образовалась запруда, ставок. В мирное время здесь купались хлопцы и девчата. А около раскидистой мощной ракиты сколько было свиданий - одна луна знает.
Сидел на песке и ждал, когда перестанет кружиться голова. Звенящая тишина. На противоположном пологом берегу стеной стоит освещенный лучами вековой лес-кормилец. Если бы не война... Но ворочались тяжёлые мысли, не давали покоя: в свою часть! Как он ненавидел себя за слабость, зависимость от девчат, за то, в каком неоплатном долгу он перед ними. И тут же радость, что вечером снова их увидит.
Запали в сердце обе, но, узнав, что у Ганки муж воюет, полностью переключил все чувства на Валентину. По ночам не спал, ловил её дыхание из закутка. Впервые с ним такое, кроме учёбы ничего не было, хотя ленинградские девушки и кружили вокруг училища.
У воды стало полегче, кое-как добрёл до дома и повалился на лавку. Всё вокруг закружилось каруселью, но голова была ясной. Теперь он каждое утро ходил к раките и подолгу сидел, вдыхая сосновый запах.
Так было и в тот, последний, как оказалось, день. "Пора, - думал Павел. Уже смогу. Надо деда Митяя предупредить". Накатила дремота. Вдруг плеск воды, ближе и ближе. Открыл глаза и не поверил: из запруды выходила девушка с золотыми от солнца волосами, длинная тонкая рубашка намокла и облепила всё её крепкое тело. Такое он видел только в Эрмитаже. Ганка!
Павел замер, окаменел. Прекрасная босоножка легко прошла по песку, опустилась рядом, не говоря ни слова, обвила его руками и прижалась. Губы нашли друг друга. Внутри у парня как будто взорвалась граната. И под Божьим оком произошло вечное, неизбежное.
