И вдруг тишину комнаты разрезал звонкий шлепок.

Алека больше испугал сам громкий звук, чем последовавшая за ним жгучая боль на правой ягодице. Он резко выдохнул, поджимая пальцы на ногах.

— Если ещё раз позволишь кому-нибудь к себе прикоснуться, простой поркой не отделаешься, — второй удар оказался куда сильнее, так что Алек не удержал болезненный полустон.

Магнус прикрыл глаза от наслаждения. Внутри становилось так тепло, когда он чувствовал ладонью жар его кожи. Он ещё раз ударил, вырывая из горла мальчишки жалкий скулеж, затем, не убирая руку, стал мягко массировать половинки, тяжело дыша от собственного возбуждения.

Шлепки сыпались один за другим, не сбивая темпа. Тяжёлые, хлесткие, звучные. Они отражались эхом в голове Алека и оседали тянущим чувством внизу живота. Рука Бейна стала казаться ледяной, зад горел, а перед глазами возникла красноватая пелена. Вдруг Алек почувствовал, как от контраста нежных поглаживаний и жгучих шлепков в паху стремительно закручивался темный сладкий комок. Он рос и рос, словно готовая взорваться в любой момент горящая звезда.

— Достаточно, — произнёс Магнус. И, Боже, его голос был с потрясающей и дико сексуальной хрипотцой. — Цвет твоей кожи просто восхитителен, — улыбнулся Бейн, лаская покрасневшие половинки. Парень под его прикосновениями не шевелился и словно вообще не дышал, но когда Бейн нагнулся, прикасаясь губами к болезненной чувствительной коже, Алек тихонечко заскулил от переполнявших его ощущений.

— Магнус… — из сухих губ вырвалась мольба. — Пожалуйста, я больше не выдержу…

Бейн усмехнулся, осторожно раздвигая красные половинки и очень медленно начиная вылизывать между ними.

Лайтвуд задохнулся, чувствуя как мокрый язык проходится словно по оголенным нервам, раздувая маленькую звезду в животе. Ещё пару мгновений, и эта самая звезда взорвалась с такой силой, что Алек на какое-то время вылетел из этого мира, отключаясь.

Очнулся он, уже лёжа на кровати. На животе естественно. И его зад Магнус намазывал чем-то прохладным. Было приятно настолько, что захотелось удовлетворенно застонать.

— Не дергайся, — приказал Бейн, равномерно размазывая мазь. Кажется он немного переборщил и боялся, что теперь после его наказания у Алека появятся синяки. Слишком уж бледная кожа была у парня.

— Вы больше не злитесь на меня? — тихо спросил Лайтвуд. Внутри дрожал почти каждый нерв от этой напряженной атмосферы.

— Злюсь, — ответил Бейн. — Но не на тебя.

— Тогда почему… Почему наказали меня?

— Ну в самом деле, не своего же отца я должен был шлепать. И ты тоже был виноват. Научись держать себя в руках, когда тебе делают комплименты, а лучше вообще не обращай внимание на других мужчин. Ты мой. Ты принадлежишь мне, — рука, намазывающая лекарство, резко сжала одну из половинок так, что Алек зажмурился от боли.

— А Ваш отец… он знает… — не смог выразить свою мысль Лайтвуд.

— Что я тебя трахаю? — усмехнулся Магнус. — Я не говорил, но догадаться не трудно. Стал бы я терпеть такого никудышного работника, если бы он не раздвигал передо мной свои прекрасные ножки?

Хорошо, что Алек лежал зарывшись лицом в подушку, и Бейн не видел, как он покраснел.

— Ты конечно не в курсе, но у многих из таких, как я, есть любовник. Не важно, парень или девушка. Чаще всего они работают со своим хозяином. Прислугой, секретаршей или уборщиком. Мы держим их рядом, потому что… — Бейн замолчал, над чем-то раздумывая.

— Почему? — не выдержал Лайтвуд. Он чувствовал, что Бейн не намазывает новую мазь, а уже втирает старую. Или просто ласково гладит его ягодицы.

— Потому что их могут использовать конкуренты. Они являются нашей единственной слабостью. Поэтому я не хотел, чтобы тебя кто-то видел, а уж тем более, чтобы кто-то понял, что теперь и у меня есть слабость, — его голос звучал немного печально, и Алек пытался унять сильно бьющееся сердце. Магнус же просто манипулирует им, чтобы втереться в доверие.

— Но это же был Ваш отец.

— Тем более, это был мой отец. Он гораздо опаснее всяких конкурентов. Особенно для меня, — выдохнул Магнус. Затем резко поднялся, направляясь к выходу. — Полежи ещё минут десять, пока мазь окончательно не впитается, — приказал он. И в этот момент Лайтвуд перевёл взгляд на его брюки, замечая рядом с коленом мокрое пятно.

Краска залила щеки Алека от осознания, и Магнус, заметив это, усмехнулся, выходя за дверь и оставляя смущённого парня одного.

***

А потом наступил понедельник, и жизнь понеслась, почти как обычно, если не считать того, что ночью к Алеку прижималось сильное горячее тело, нагло сопя в затылок или шею.

Магнус, словно кот, весь день кричал, ругался, царапался со всеми, а ночью сворачивался в клубок рядом с Лайтвудом, мягко мурлыча ему под ухо.

И Алек… привык. Оказывается, очень легко привыкнуть с кем-то спать. Легко до такой степени, что заснуть одному становилось практически невозможно. Холодно и пусто.

В будние дни Лайтвуд видел Магнуса только в кровати. И даже не видел, а чувствовал его тепло и нежные ласки сквозь ткань пижамной рубашки. Ощущал горячее дыхание на коже и слышал тихий шёпот о том, какой он красивый и как вкусно от него пахнет.

А потом Лайтвуду всю ночь снился этот шёпот, сопровождаемый тянущим ощущением в животе.

И это чувство его не покидало даже в школе, стоило ему только вспомнить про Магнуса. Но, благо, его отвлекали брат и сестра.

В первый раз, когда Иззи и Джейс только увидели Алека, то кинулись к нему с объятиями, даже не замечая напрягшегося Рафаэля рядом с их братом.

Иззи разрыдалась, что было большим шоком для Лайтвуда, потому что его сильная сестра плакала последний раз лет в пять, и видеть её сейчас в слезах было бесконечно больно. Они все спрашивали, как Алеку живется с Бейном, и просили прощения за то, что ему пришлось брать на себя ответственность за всю семью. А он лишь грустно улыбался, говоря, что все в порядке, и он ни сколько не жалеет, что все так вышло. А потом они все вместе шли на занятия, и в такие моменты Алек по-настоящему чувствовал, что жизнь продолжается. Что все не так плохо, и можно продолжать радоваться мелочам.

Рафаэль с каменным лицом везде шатался за Лайтвудом, но вскоре, поняв, что в школе тому ничего не угрожает, сбегать некуда, да и огромный мужик в чёрном, ходящий за школьником, — это как-то странно, он стал оставлять Алека одного, сам ожидая его в машине.

И это стало его ошибкой.

В один из таких дней Лайтвуда как раз поджидал Себастьян Моргенштерн, сын Валентина. Он многого не знал, но что он знал точно, так это то, что семья Лайтвудов виновата в их бедах. И, конечно, он понятия не имел, что Алек теперь принадлежит Магнусу Бейну.

— Эй, Лайтвуд! — крикнул Себастьян, когда Лайтвуд зашёл за школу, отправляясь на парковку, где его ждал Рафаэль.

— Себастьян? — удивился Алек. Моргенштерн был старше его года на три и раньше учился в его школе, вечно задирая Алека за мелкий рост и слишком хлипкое телосложение, называя девчонкой и хлюпиком. — Тебе чего?

— Да, вот пришёл посмотреть, как тебе живется после того, что твоя семейка устроила моему отцу, — едко выплюнул он, пиная мелкий камень, который пролетел до самых ног Лайтвуда.

— Не понимаю, что ты от меня хочешь сейчас? — напрягся Алек, думая, что Рафаэль должен наверняка уже потерять его и пойти на поиски. Боже. Рафаэль, ну где же ты. Себастьян никогда не славился добротой, а Лайтвуда-младшего почему-то не переносил никогда.

— Он не понимает… — совсем не весело усмехнулся Моргенштерн, медленно наступая на Лайтвуда, Алек же, наоборот, стал невольно пятиться назад, прикрываясь сумкой, словно щитом. — Сейчас поймешь.

Кулак прилетел слишком неожиданно, сбивая с ног. Скулу резко обожгло острой болью и растеклось по всему лицу, как круги на воде.

— Себа… — он не дал договорить Алеку, сильно прижимая его всем телом к мокрой земле, со всей силы ещё раз ударяя его по лицу. Звук лопнувшей кожи на губе наполнил голову. Или это был не он, Алек не очень ориентировался, когда лицо горело, словно его поднесли к открытому огню.